Волны памяти (СИ) - Рыбкина Изольда - Страница 33

— Я же не знала, куда еду, мне и про Таиланд не сразу сказали… — отвечаю я.

— И где же ты была всё время? — спрашивает Никита.

— Я всё это время жила жизнью моей сестры. Игорь, кстати, её муж…

Не знаю, как сказать, что я влюбилась в него, меня не поймут. А если узнают, что я еще и переспала с ним до брака, то, скорее всего и не простят…

— А где же сама Лена была??? — спрашивают чуть не хором.

— Лена исчезла. Скорее всего, она так и планировала — меня подставить, а самой скрыться.

— И что же, никто из её семьи не понял, что ты — не она? — удивляется мама.

— Думаю, что один человек всё же понял… — я вспоминаю Татьяну, то, как она пропала, как пыталась меня подставить. — Кстати, может, вы узнаете одного человека? — я достаю телефон и ищу в нём фото экономки, которое Игорь мне скинул, чтобы показать в детском доме. — Вы, случайно, никогда не видели эту женщину?

Родители смотрят на экран и опять молча переглядываются.

— Это она, Светлана, — говорит мама, а отец утвердительно закрывает веки. — Ты всё-таки виделась с ней?

— Она не призналась, что моя мать… — задумчиво отвечаю, вспоминая те неприязненные чувства, которые она вызвала. — Мама, папа, я хочу, чтобы вы знали — вы моя семья! И так будет всегда. Я безмерно благодарна вам, что приняли меня как родную дочь, благодарна вам за то, что вложили в меня! Вы сказали, что Господь подарил вам меня, а я могу то же самое сказать о вас. Я посмотрела на то, как живут богатые. Мне выдалась редкая возможность пожить чужой жизнью, наверное, для того, чтобы понять, насколько я должна быть благодарна, что моя сложилась иначе.

— Мир Вашему дому, — слышится из прихожей. Это приветствие — традиция, двери нашего дома всегда открыты для всех, кто приходит с миром. Спустя несколько секунд в кухне появляется Федя.

— Даже не знаю, что сказать, — резюмирует Федор, когда мы остаёмся наедине, и я вкратце пересказываю ему события последнего месяца. — Мои родители будут не в восторге…

— Федь, при чём здесь твои родители? — непонимающе спрашиваю.

— Ты серьёзно не понимаешь? — говорит парень с явным укором. — У нас свадьба через месяц! А ты пропадаешь неизвестно куда, непонятно, где и с кем ты всё это время жила! У меня рукоположение должно быть сразу после венчания, Оля! Ты хоть представляешь, чем может обернуться твоё столь длительное отсутствие?!

Федя продолжает что-то говорить, а у меня в голове вертится только один вопрос: за этого человека я собиралась замуж?

Нас с Федей свели родители. Его отец тоже священник, служит в Рыбинках. Феде двадцать четыре, он два года назад окончил духовную семинарию, и два года был в активном поиске будущей матушки. Несмотря на то, что он младше меня, его семья чуть не с первой встречи была готова нас поженить. Мои родители были против такой спешки, отец благословил встречаться не меньше трёх месяцев, а после уже устраивать сватовство и говорить о браке. Засватали меня за три дня до моего отъезда, а свадьбу назначили на конец октября. Заявление мы не успели подать — я планировала вернуться через пару дней…

— Ты хоть понимаешь, в какое положение меня поставила, не сказав, куда уезжаешь и насколько?! Ты должна была предупредить, чтобы я не выглядел полным идиотом!

Вот как? Как я, дипломированный и практикующий психотерапевт, не смогла разглядеть в нём типичного, абсолютно очевидного абьюзера? Может, он все три месяца хорошо маскировался под заботливого и чуткого парня? Но вот теперь так отчётливо слышатся эти словечки: «должна» вместо «могла бы», постоянные «я», «меня»; беспочвенные обвинения в адрес партнёра, призванные закрепить чувство вины…

— Твоё молчание, — говорит Федя, когда я, не подавая голоса, просто слушала его монолог, — я расцениваю как отсутствие аргументов, способных хоть как-то тебя оправдать в данной ситуации, а значит, ты частично принимаешь, что вина за возможные последствия целиком и полностью лежит на тебе, — что и требовалось доказать! Если не перебивать абьюзера и здраво оценить его речь, то всё становится на свои места — он и сам всё расскажет, что ему нужно от вас и ваших отношений.

— Федя, ты прав, — говорю спокойно, и по лицу моего жениха расползается самодовольная ухмылка. — Вина за всё происходящее лежит на мне.

— Способность принять и покаяться очень красит тебя… — пытается перебить меня парень, но я тоже умею недослушивать.

— Ты не понял, — резче, чем он ожидал, прерываю его. — Я ни в чём не раскаиваюсь. Моя вина в том, что я раньше не разглядела, что мы совершенно не подходим друг другу.

— Что это значит? — недовольно хмурится Фёдор.

— Это значит, что свадьбы не будет, — говорю такую банальность, что самой становится смешно. Захотелось повторить фразу с другой, более резкой и категоричной интонацией, так чтоб в конце еще и ножкой притопнуть.

— Ты смеёшься надо мной? — Федя злится и непонимающе вглядывается в моё лицо, надеясь наверняка прочитать в нём другой смысл, чтобы потом распинать за это еще сильнее.

— Фёдор, я тебя недостойна, — решаю, что быстрее всего это закончить можно только не умалив самооценки парня и заставив его поверить в то, что это он меня бросает, а не я его.

— Оля, я готов принять тебя, — великодушно произносит, не давая мне закончить мысль. — Твои недостатки и пороки будут меня смирять… В конце концов, я готовлюсь стать священником, а значит, мне придётся всю дальнейшую жизнь нести подвиг служения, а это непросто, и искушения…

— Федя, Федя, пожалуйста, дай мне договорить хоть раз! — вот теперь я понимаю и ещё одно — не зря его родители так настаивали на скорой женитьбе сына — такого высокомерного зануду вряд ли кто-то сможет вынести, поэтому нужно хватать любую претендентку, пока она его не раскусила и не сбежала. А я собираюсь сделать именно это. — Я тебе не подхожу, потому что я люблю другого человека.

— И когда же ты успела влюбиться? — иронично спрашивает, будто совсем не понимает смысла сказанных мною слов. — Заметь, я сказал «влюбиться», а не «полюбить», ведь любовь — нечто глубокое, осознанное, то, что приходит с годами… Это не сиюминутная страсть, не то порочное, что может возникнуть между мужчиной и женщиной…

— Так всё! — не выдерживаю и повышаю голос. — Я не чиста, Фёдор. Я согрешила до брака, и теперь не могу стать женой будущего священника, — не хотела вдаваться в такие подробности, но слушать его проповеди уже просто нет сил.

Федя смотрит на меня таким уничижительным взглядом, как моя сестра Иринка на таракана, собираясь его прихлопнуть. Потом он качает головой и демонстративно закрывает глаза. Я жду только одного — когда он встанет, отряхнет невидимые и несуществующие пылинки со своей одежды и покинет уже наш дом навсегда. Но Федя удивляет.

— Это отвратительно, Ольга, — чинно, по слогам произносит он. — Я не ожидал от тебя такого падения. Но на то человеку и дана жизнь и таинства святой Церкви, чтобы омывать человека от грехов покаянием. Только знаешь, — его тон вдруг меняется и становится значительно мягче, что сразу вызывает во мне подозрения, — не ходи на исповедь в собор, лучше покайся твоему или моему отцу.

— Почему? — недоумённо смотрю на парня, пытаясь понять, к чему он клонит.

— Оля, ты же сама сказала, что не можешь при таких обстоятельствах стать матушкой, а значит, ты понимаешь, что этот факт не должен дойти до Владыки*.

— То есть, я правильно поняла, что ты, даже зная, что есть препятствие, всё равно готов на мне жениться? И готов скрыть факт, мешающий рукоположению*, лишь бы стать священником?

Федя смотрит зло, а потом и вовсе подкатывает глаза. Вот это цинизм! И этот человек собирается читать проповеди с амвона и наставлять людей, как жить по заповедям!? Конечно, встречаются и такие «батюшки», они редкость, но, как говорится, паршивая овца всё стадо испортит. Попадёт человек сторонний к такому священнику, и будет всю оставшуюся жизнь думать, что «попы все такие». Мне всегда обидно за нашу Церковь в таких случаях, а Федя стал мне просто противен.