Экономка тайного советника (СИ) - Семина Дия - Страница 9

Алексей проговорился и на миг позволил старшему брату увидеть воспоминания о незнакомке, всего лишь вспышка.

— Не такая она и блёклая! Что происходит? К чему таинственность?

— Ты старший, а ведёшь себя как юнец! Забудь её! Не заставляй меня доносить отцу и Тайному совету! Лучше отдай запонки и забудем обо всём, — простонал Алексей, пытаясь сменить тему разговора.

Александр снова пытается почувствовать магический след незнакомки, и, кажется, уловил причину, по которой Алексей пытается перевести разговор на какую угодно тему, лишь бы не говорить о ней.

— Она обладает магией, одной из сильнейших. Ты знаешь, что с ней будет, если о ней узнает Тайный совет? Не смей о ней говорить Разумовскому! Я сам сначала поговорю с отцом!

— Милый братец, Александр! Я не хотел тебе говорить!

— О чём? — цесаревич замер, очень внимательно взглянул на брата.

— У неё магия действительно сильная, и я не решился с ней даже говорить. Знаешь почему?

— Говори! — нетерпеливо воскликнул цесаревич.

Царевич Алексей выпрямился, и его лицо стало серьёзным:

— Она из тёмных! Возможно, скрывалась или не проявлялась. Но тебе даже думать о ней не стоит. Я слышал, как кое-кто потребовал уведомить Тайную канцелярию, чтобы проверили девицу. По таким, как она Сибирский тракт и каторга плачет. Мне жаль, что я тебя расстроил. Ленту я отдам Курскому, он занимается этими делами! Он был со мной, и тоже о чём-то говорил с ней, не стоит вмешиваться в дела канцелярии, её в любом случае заберут куда следует!

— Ты не посмеешь! Она должна прийти на бал. Узнаю её и первый вальс наш, пожалуй, за этот танец всё про неё пойму! Обойдусь без канцелярии с её допросами. Ты хоть представляешь, что с ней будет?

Александр зажал ленту в кулаке, не желая её отдавать, тем более передавать Курскому, развернулся и поспешил составлять срочный личный приказ, чтобы прибыли все девицы выпускного класса без исключений.

Алексей поспешил за братом, казалось, что у него проснулась совесть, но нет, он думает лишь о запонках:

— Не советую очаровываться, чтобы не разочароваться, она посредственная ведьма, тёмная, недостойная! Эй! Братец, а сапфировые запонки?

— Пойдём, отдам тебе подарок, как девица, ей-богу! Мужчину не запонки красят! А честь!

— Ох! Дорогой князь, хорошо вам говорить, наследник, красавец, а я всего лишь третий в семье, пусть меня украшает сапфир! А честь в том и заключается, чтобы наступить на личные чувства и позволить государственному департаменту действовать согласно закону. И не упрекай меня, рядом с Курским я и сам боюсь находиться, а он меня постоянно охраняет, но, если хочешь, я его попрошу завтра же отстать от девицы, скажу, что ты сам и Его сиятельство князь Разумовский возьмёте это дело. — Алексей вдруг перешёл на громкий шёпот, как в детстве, когда просил старшего брата скрыть шалость.

— Курский твой — цыплёнок, а князь Разумовский — стервятник, ты настойчив, в своём желании уничтожить девицу, лишь подозревая её? Как наследник и старший брат, приказываю, не вмешивайся в это дело! И не пытайся меня защитить, иначе предположу, что ты сам влюбился в неё!

— Вот ещё! Стриженая, блёклая, тёмная ведьма, нищая, и, кажется, обесчещенная, мне и этих поводов достаточно, чтобы не вспоминать о ней и радоваться, что более не встречу её. И тебе настойчиво не советую!

— Вот твои запонки, и я тебе настойчиво советую не вмешиваться! Прояви мужскую волю, друг мой, и оставь девицу в покое…

Александр протянул младшему брату футляр с сапфирами и так посмотрел, что младшему пришлось опустить взгляд и прошептать:

— Хорошо! До бала я молчу, но если с ней что-то случится, то это всё Курский, он за ней увивается, может, и следит. Может, он и обесчестил! Сам с ним разбирайся! Я в такие дела не имею ни малейшего желания вникать! Благодарю за щедрый подарок! — виновато улыбнулся, забрал бархатный футляр и выбежал из покоев старшего брата.

Александр неприятно удивился, неожиданный интерес Курского ничего хорошего не предвещает. Но до бала он не посмеет к ней прикоснуться или вызвать в Канцелярию, а после бала всё изменится.

Вечером еще раз достал запонку, зажал в кулаке и попытался снова «увидеть» девушку, которую так тщательно скрыл младший брат. Она не понравилась Алексею, первыми возникли именно неприятные эмоции. Теперь хочется только одного, скорее найти девицу, проверить свои ожидания.

— Она сильная, в ней определённо есть энергия, но совершенно непривлекательная? Дурнушка? И как теперь быть? — цесаревич посмотрелся в зеркало, прекрасно отдавая себе отчёт, что его сил недостаточно противостоять конкурирующим за престол родам. Сейчас вообще очень мало сил у всех. Или соперники тщательно скрывают свои козыри. Пока отец жив, не решаются лишить царский род реальной власти, но стоит им только заподозрить наследников в слабости…

— Жениться на дурнушке, пожалуй, это меньшее из всех зол, посмотрим, хуже если она безродная, и совершенно катастрофически, если она действительно из тёмных, мы лишимся последнего шанса на абсолютную власть, — цесаревич прошептал, так и не сумев понять, ничего про таинственную незнакомку. Воображение рисует волнительный образ, а разум с сарказмом перечёркивает все мечты. Если она действительно обладает тёмной магией. То судьба её неблаговидная…

— Однако. Алексей часто ошибается, мне нужно лично с ней встретиться и проверить…

Я совершенно потерялась в пространстве и времени. Оказалось, что завтра суббота, выходной день и все ученицы выпускного класса разъехались по своим домам. Остались только иногородние девушки, но учитывая вчерашние события, решила, что лучше так и продержаться особняком.

Меньше про меня новую знают, крепче спят, да и я целее буду.

Варвара рано утром уходила «работать», проводить какой-то учёт. А когда вернулась с чайником и ароматными жареными гренками, я пристала к ней с расспросами.

— Варвара Степановна, я, честное слово, ничего не помню из своего прошлого, наверное, очень хорошо ударилась головой во время приступа. Какие-то обрывки, картинки. Можно я задам вопросы?

— Называй меня Варей, спрашивай, конечно! — она села и наблюдает, как я разливаю по чашкам чай и подаю обжаренный в яйце хлеб. Понимаю, что всё делаю неправильно, но кого это теперь волнует.

— Тётя Агафья, она мне кто? Мы настолько разные, дивлюсь её настойчивости и манерам, и как она меня силой не утащила замуж.

Пытаюсь говорить, хоть немного в стиле окружающих, но Достоевским никогда особо не зачитывалась, и не «болела» трепетным говором в стиле барышень-институток. А теперь сама слышу, насколько моя речь футуристично звучит, в сравнении с окружающими.

Варя улыбнулась, но так, как улыбаются глубоко несчастные люди.

Сердце сжалось от её печали.

— Если честно, никто. Она долгое время жила при доме твоего батюшки, как экономка. А когда Павел Ильич помер, царствие ему небесное, и тебе от кабинета, где он служил, назначили пенсион, то Агафья взялась с энтузиазмом, свойственным простым людям, проявлять показушную заботу.

— Но она живёт в моём доме? И меня же пытается сбыть замуж?

— Да, через месяц тебе исполнится восемнадцать лет, и тогда сможешь её выселить обратно в деревню. Если выйдешь замуж или получишь престижную должность, то тебе это вполне возможно и удастся.

— А у нас какое родство?

— Я дочь твоей крёстной, наши маменьки водили тесное знакомство. К сожалению, после смерти твоей матушки Елены Сергеевны, и моя недолго на этом свете задержалась. Мы обе жили под «опекой» Агафьи, но я всего два года, а ты пять лет. Но разве ничего не помнишь? Совсем-совсем.

Мне осталось лишь покачать головой. Варя очень быстро смахнула слезинку.

— Я и думаю, что ты ко мне на Вы, да по имени-отчеству. Но на людях так и надо! Может, тебя к лекарю отвести? Прости, за карцер, что не заступилась и не забрала, у меня в комнате места не было, почему-то стало очень боязно оставлять тебя в общей комнате. Бедная моя девочка, нас сирот не любят. Особенно в таком заведении для благородных, тьфу, какие противные, пустое место, только что чин папаши и есть.