Законы Беззакония (СИ) - "Оратор" - Страница 20

— Артём Евгеньевич, — произнёс священник, тяжело вздохнув, — знаете ли вы, почему я стал настоятелем этого ветхого храма по возвращении домой?

— Нет. Поведайте же, — ответил я, руководствуясь чистым любопытством.

— Там, в Нигерии, рядом с городом Макурди, была обычная ночь. Мы сидели в окопе, ели, разговаривали, и вдруг — "Бах!" — произнёс он, сопроводив свои слова резким движением рук. — Люди передо мной превратились в ошмётки, в фарш. Тогда я поднял глаза к небу. Угадайте, что я увидел? Оно было покрыто вражескими самолётами, с такой плотностью, что не было видно даже ночного света. В тот момент, в том окопе, я дал клятву Богу: если доживу до рассвета, буду служить Ему до конца своих дней, сделаю всё, чтобы мир стал лучше. Господь не оставил меня, извиваясь, как трусливый жук, я всё же сумел увидеть рассвет. А затем, вместе со светом, небо заполонили уже наши воздушные силы, за ними шли танки, пулемёты заняли землю.

— И какой смысл вашей истории?

— Смысл? Мне плевать на то, как выглядит наша церковь. Истинно верующие и так к нам придут, а мои братья, если их вера сильна, сумеют жить на хлебе с водой, заработанным праведным трудом. Но если вы сможете сделать этот мир хоть чуточку лучше, то я вновь окроплю свои руки багровым цветом.

— Что от меня требуется?

— На Благодатной есть детский дом. Его директор, Анна Васильевна, каждое утро приходит в церковь, молится. Известно ли вам о чём молится эта несчастная женщина?

— О чём же?

— О том, чтобы Господь не оставил её! И помог найти деньги на содержание детского дома...

— Но деньги же должна выделять городская администрация!? Удивился я.

— Выделяет, только до детей они не доходят — всё разворовывается на местном уровне.

— Вот вы####и! — вырвалось у меня, подхваченного волной праведного гнева.

— Обычно я бы попросил вас воздержаться от брани в стенах Божьего дома, но сейчас не могу с вами спорить.

— Хорошо. Я готов выполнить вашу просьбу. Ответиля я поняв намёк, Горислава. Но только при условии что вы и остальные поможете нам навести порядок, я буду ежемесячно выделять детям по пятьсот тысяч рублей. Договорились?

— Да. Мы присоединимся к вам. Но только при одном условии. Произнёс он окинув, меня строгим взглядом.

—Каком?

—Мы не будем заниматься запугаванием людей!

—Никто и не предлагал, просто доверьтесь нам... Посмотрите как мы работаем, и если вам что-то не понравится, вы в любой момент сможете уйти.

—Добро. Отозвался он, а затем добавил. —Сегодня поговорю с Богданом и Людомиром. Если объясню им цель, они последуют за мной.

— Отлично! Асболютно искренне восклицал я. Только это во время дежурств переодевайтесь из рясы во что-то более человеческое. Изрёк я смерив собеседника взглядом. Ведь если о наших делах прознают в Синоде, у вас возникнет не мало проблем.

— Хорошо, у нас есть мирские вещи. Отозвался настоятель устремив взгляд на небо. А что касается вашего замечания… Мы с братьями не боимся людей из Синода! Священнослужителю положено бояться лишь Господа, а не тех, кто, прогнив душой, нарушает заветы и обеты, — произнёс Горислав Всеволодович с особой силой и гневом.

— Я вас услышал. Изрёк я, поражённый нравом настоятеля, прямой и честный как гвоздь, думаю мы с ним сработаемся.

Далее мы обменялись номерами телефонов, и, оставив настоятеля, я вернулся к главному входу церкви, где меня уже ожидала бригада. Подойдя, я обнаружил, что все, кроме Антона, уже стояли наготове, видимо, ожидая моего возвращения, чтобы тронуться в путь.

— А где Антон? — вопрошал я, глядя на погрустневшего Володю, который нервно теребил свою седую бороду.

— Ещё в церкви, — отвечали все хором, переглядываясь между собой.

— Что-то долго… Пойду его позову, — произнёс я, открывая дверь, а затем пробираясь сквозь толпу бабушек, наполнявших храм, вскоре нащупал взглядом Антона, сидящего на лавке. Но что-то неуловимое привлекло моё внимание: вместо привычного надменного и своенравного выражения лица он выглядел неимоверно печально, словно тень отчаяния легла на его черты. Скрыв лицо в ладонях, он горько плакал, и в этот момент вся его гордость разбилась, как хрупкий хрусталь.

Поняв, что он не собирается оборачиваться и, вероятно, не заметил моего прихода, я тихо закрыл дверь и подошёл к Володе, вглядываясь в его тревожное лицо. В этом жесте, в том растерянном ожидании, я пытался безмолвно выразить недоумение и требование объяснений.

— Он просто… — неуверенно начал Афанасий.

— Вспомнил не самый приятный период своей жизни, — подхватил Владимир. — Его родители покинули этот мир, когда Антон был ещё ребёнком, и тогда тётя взяла его под опеку. Она воспитывала его как родного сына, однако жили они бедно, а его характер ты сам знаешь. Представь каким своевольным подростком он был?

— И?

— Будучи глупым ребёнком, он часто срывался на неё, а затем, едва исполнилось семнадцать уехал из родного Питера в Москву, только вот оттолкнув самого близкого человека, начал мучиться. Повзрослев он остепенился и жизнь по немногу наладил он нашёл невесту и помирился с тётей.

— А затем ушёл на фронт добровольцем… — продолжил Афанасий, после чего вновь погрузился в задумчивость.

— И что же произошло потом? — спросил я, предчувствуя, к чему он клонит.

— Тётя умерла, а невеста нашла другого и разорвала помолвку. Знаешь, что самое удивительное? Письма с известиями пришли одновременно, — произнёс Владимир. — И тогда бедный пацан потерял рассудок…

— Конкретно спятил. Добавил Афанасий едва слышно.

— Каждую битву, каждый день сражался, как безумный, не ведая страха, лезь под пули, получал ранения, рвался в самые горячие точки в общем пытался доказать, себе и другим что его жизнь имеет значение. Продолжил Владимир. Но война закончилась, началась мирная жизнь, в которую он не смог влиться. Бросил университет, начал пить… Только в последнее время, ему, кажется, стало немного легче. Но, видимо, события с Варварой Владимировной снова пробудили в нём эти болезненные воспоминания. Теперь, Антон наверное, взывает к Богу, моля, чтобы Игорю не пришлось пройти по его стопам.

Едва Володя закончил свой рассказ, как Антон, отворяя дверь, предстал перед нами. Осмотрев всех, он натянул на себя привычную маску и, не меняя тона, произнёс:

— Ребята, чего такие грустные? Неужели кто-то умер, или старик снова начал перечислять свои болячки?

— Эх ты, сопляк, берегов не ведаешь! И к твоему сведению, остеоартрит колена и тебя настигнет. Вся молодёжь думает, что будет всегда юной — хрен там плавал!

— Ага, конечно. Пошли в машину, пока дождь не хлынул, старый, — произнёс Антон, указывая жестом на небо.

Затем мы направились к Ниве, припаркованной у церковных ворот, под шуточные перепалки. Усевшись в салон, Афанасий, не изменяя себе, резво тронулся с места, выжимая из не самой резвой тачки все соки. Кстати, дождь всё-таки хлынул, поэтому нашему шофёру пришлось воспользоваться дворниками, чтобы видеть хоть что-то, пробираясь сквозь этот неумолкающий ливень. А я, откинувшись на спинку сиденья, так и вовсе заснул, поддавшись мелодичному звуку капель дождя. Однако в полной мере насладиться сном мне не удалось: уже спустя несколько минут меня разбудил звук вибрирующего в кармане телефона. Взяв его, я обнаружил имя «Кирилл» на экране.

— Артём, Артём, чудо, чудо! — закричал он в трубку едва я успел ответить.

— Что за чудо? Что случилось?

— Я тут зашёл навестить Игоря и узнать, как там Варвара Владимировна, и только что подходил врач! Слышишь, Артём, доктор! Он сказал, что операция прошла успешно, и в течение двух недель она вновь встанет на ноги!

— Хватит орать, Кирилл, мы в больнице! — сделал замечание своему другу Игорь, который, казалось, не знал меры в своём ворчании даже в такой радостной ситуации.

Тем временем в машине воцарились настоящие симфонии восторга: звуки радости наполнили пространство, когда все, один за другим, начали кричать в телефон свои поздравления Игорю. Не зря я поставил его на громкую связь. Владимир расплылся в светлой улыбке, в его глазах сверкали искры, словно он вновь стал юнцом. Юра с одобрением кивал головой, его поддержка была ощутима, а Андрей, словно кузнечик, рвал голосовые связки, исполняя незабываемую мелодию радости. Афанасий же, не стесняясь, начал рукоплескать, время от времени отпуская руль, словно самозабвенно наслаждаясь моментом. Остаток дороги мы провели, распевая песни, прикалываясь и радостно вереща, сопровождая всё это долгими прощаниями, когда Афанасий подъезжал к чьему-то дому. Сначала нас покинул Юра, затем Андрей с Володей, а напоследок Антон, от грусти которого не осталось и следа, а на лице красовалась радостная улыбка. В машине остались лишь мы с Афанасием, поэтому я решил поднять тему, которую хотел с ним обсудить.