Виктория – значит Победа. Серебряной горы хозяйка (СИ) - Кальк Салма - Страница 9

— Воды принесли, — поклонилась Берта. — Если вы готовы, можно пойти в умывальную.

О, умывальная. Отлично. Мне приносили кувшин и тазик, а тут прямо умывальная?

Комната оказалась следующей в ряду за гардеробной, и там на ножках стояла… фарфоровая ванна. Не всё потеряно, честное слово. А рядом — два бака с водой.

Дальше я стала свидетелем чуда, не меньше — потому что Берта всплеснула руками, и вода из бака оказалась в ванне мгновенно и вся, и ни капли не пролилось на пол. А потом она опустила ладони в воду и держала их там, держала, держала… и от воды пошёл пар. Ну и дела. Волшебство, как оно есть.

С меня сняли сорочку, придвинули к ванне приступочку, помогли забраться в горячую воду… блаженство. Полное блаженство. Как будто пришёл из долгого похода и наконец-то смог попасть в ванну. Я закрыла глаза от удовольствия и кажется, едва не замурлыкала.

Берта, посмеиваясь, скомандовала остальным — чего стоите, мол, вперёд. И дальше меня в шесть рук приводили в порядок.

Спа-салон на дому в восемнадцатом веке включал отмокание в ванне, мытье — и спинку потёрли, и бока, и пятки поскребли, и ногти подстригли и заполировали, и все лишние волосы удалили каким-то средством, тоже магическим.

За косу взялась Берта — осторожно расплела, распутала пальцами мокрые пряди, и принялась мыть, а потом намазывать какими-то веществами и столь же осторожно расчёсывать. Меня дважды извлекали из ванны, полностью меняли воду, и погружали туда снова. Да, если бы не удивительные способности Берты — мыться бы мне в холодной воде, и никогда не достичь этого прекрасного состояния чистоты и лёгкости.

После мытья волосы сушили — сначала Жанна отжимала льняным полотенцем, потом Берта осторожно водила ладонями вдоль всей их длины и я ощущала приятное тепло. А потом меня завернули в простыню и подвели к зеркалу.

Что ж, в зеркале отражалась по-прежнему худая, но уже намного более симпатичная особа. Волосы у Викторьенн оказались светлые, прямые и неплохого качества — будут держать причёски, как миленькие. Это хорошо, значит — по возможности никаких париков сомнительной чистоты. Сейчас же Мари заплела косу, уложила её на затылке, закрепила шпильками и накрыла кружевами.

Берта вновь что-то делала с платьем, теперь серым с вышивкой — оглаживала мои бока сзади, подтягивала шнуровку спереди, закрывала её клапаном, расправляла кружева — новые и прочные, не то, что у Симона.

И в этот момент пришла Тереза — она тоже была одета в другое платье, серо-розовое, и причёсана, и косынка у горла застёгнута брошью с жемчужиной.

— Викторьенн, ты снова красавица! — сообщила она и бросилась обниматься. — Все упадут, как увидят тебя!

Я только вздохнула — куда там упадут, не верю. Поправила такую же косынку, закрывшую декольте, у меня брошь была с тремя жемчужинами. Нужно вообще провести ревизию — что у меня есть. Уже можно, справлюсь.

— Я слышала, господин Тиссо прибыл, они о чём-то беседуют с господином Фабианом в кабинете Гаспара, — говорила Тереза. — Пойдёмте туда, Эдмонда с Симоном тоже должны прийти.

Да, пойдёмте. И узнаем уже, что там за завещание и с чем его едят.

Тереза привела меня в просторное помещение, где у окна удобно стоял стол — чтобы всегда было достаточно света, по стенам — шкафы, с непрозрачными запертыми дверцами, и несколько стульев. И там я увидела, кроме господина Фабиана, того самого поверенного, господина Тиссо, неизвестную величину.

Одетый с претензией — серый вышитый бархат, кружева много, и оно явно дороже, чем на платье Викторьенн, кольца на пальцах, одно даже с камнем. Видимо, нотариусы живут неплохо, как и у меня дома. Или пускают пыль в глаза — чтобы приманить состоятельных клиентов, кто ж доверит судьбу имущества юристу в ветхой сорочке?

Невысокий и подвижный, он нахмурился, увидев меня.

— Госпожа де ла Шуэтт, не слишком ли рано вы поднялись? — поинтересовался он вместо приветствия.

— Благодарю вас, нет, я в порядке, — киваю ему, киваю господину Фабиану и усаживаюсь в кресло у окна.

Тереза опускается на стул рядом со мной.

Госпожа баронесса с сыном появляются сразу же за нами.

— Господин Тиссо, как хорошо, что вы наконец-то пришли, — запела Эдмонда медовым голосом, я и не думала, что она на такое способна. — Не задержитесь ли после, выпьем по бокалу?

Тот только усмехнулся и ничего не сказал. Ну да, он-то всё знает, помогал же, наверное, составлять документ, или хотя бы заверял и принимал на хранение.

Симон уселся напротив меня и не сводил глаз с господина Тиссо. Наверное, надеялся, что жизнь его вот прямо сейчас изменится по волшебству.

А я — надеялась ли? Да нет, не надеялась.

Я ещё не настолько разобралась в происходящем, чтобы отчётливо понимать — за что предстоит бороться. Из болтовни Мари с Жанной я знала, что у меня есть приданое и некоторая вдовья доля, оговорённая при заключении брака, впрочем, небольшая. Это неочуждаемо, и это то, на что я могу рассчитывать в любом случае. И вдруг на все эти деньги можно купить… что тут покупают? Квартиру? Или домик, маленький домик? Не столица, цены на жильё не должны быть донебесными. И вроде бы шла речь о каком-то небольшом земельном владении. Вдруг можно туда уехать? Или продать, и опять же купить домик?

Но это — в том случае, если я ничего не получу. Сразу же проговорить самое худшее. А вдруг всё окажется лучше?

— Я вижу, что все заинтересованные особы собрались, — важно начал господин Тиссо.

Да его ж прёт от того, что в его руках чьё-то благополучие, да как бы и не жизнь, подумалось вдруг мне. И мне это не понравилось.

Знаете что, господин Тиссо? — думала я. — Нечего тут важничать. Делайте то, зачем пришли, и до свидания. Полагаю, господин Гаспар заплатил вам достаточно, чтобы вы просто выполнили свои обязанности. Ну ладно, хорошо выполнили свои обязанности.

Господин Тиссо вдруг закашлялся. Отдышался, оглядел нас.

— Я зачитаю. Этот документ был отдан мне в руки, и отдал его господин Гаспар де ла Шуэтт накануне своего отъезда из столицы в Массилию. Он был заверен независимыми свидетелями на моих глазах. И я готов представить вам его содержание.

Все мы навострили уши.

— Не томите, говорите уже, господин Тиссо, — баронесса всем своим видом показывала, что никак не может ждать, и промедление смерти подобно, то есть она тут сейчас грохнется в обморок, а мы пускай как знаем. Смотрела трепетной ланью, хлопала накрашенными ресницами.

Тереза смотрела заинтересованно, но совершенно спокойно. А вот Симон потихоньку отрывал и без того видавшую виды кружевную полоску от своего манжета.

— Итак, я, Гаспар де ля Шуэтт, выражаю этим свою волю. Мною были получены от моего собственного отца земли — богатые и плодородные, и я всю свою жизнь занимался тем, что заботился о них и увеличивал все возможные доходы. Сейчас же я желаю, чтобы и после моей смерти владения эти были в надёжных руках и приносили прибыль.

Моя супруга Викторьенн де ла Шуэтт, урождённая де Сен-Мишель, в настоящее время носит моего сына. После появления на свет именно он будет наследником всего, что я нажил, а до этого момента наследницей является моя супруга. Ей надлежит прислушиваться к мнению Жака Фабиана, моего управляющего, который знает все тонкости дела ничуть не хуже меня, и советоваться с ней во всём, как до рождения моего сына, так и после того. Мой сын должен к моменту совершеннолетия быть готовым принять управление на себя, для этого он должен получить необходимое и достаточное образование, за чем должны проследить и госпожа де ла Шуэтт, и господин Фабиан.

Госпожа де ла Шуэтт должна быть надежным опекуном для моего сына. Она не имеет права продавать ничего из того, что получает сейчас. Она должна следить за прибыльностью всего, что получает. Если прибыли не будет, или она окажется недостаточна — госпожа де ла Шуэтт потеряет право владения и сможет пользоваться только процентами от общего дохода. Если она вознамерится снова выйти замуж до вступления в наследные права моего сына, то также потеряет право владения. Судить о размере прибыли смогут Жак Фабиан и Арман Тиссо.