Виктория – значит Победа. Серебряной горы хозяйка (СИ) - Кальк Салма - Страница 4

— Выдумала тоже, у себя! Не бывать этому! — прошипела Эдмонда, и ушла, метя пол юбками и громко хлопнув дверью.

— Не огорчайтесь, госпожа Викторьенн, — Мари поправила мне подушку. — Господин Фабиан будет за того, кто назван в завещании, а это будете вы, вот увидите. И поверенный господин Тиссо — он тоже проследит за исполнением воли господина Гаспара.

— А когда… огласят завещание?

— Как только вы встанете и сможете выйти и послушать, господин Тиссо так сказал. А пока госпожа баронесса бегает по городу и ищет, кто бы за них с господином Симоном заступился в случае разбирательства. Обещает деньги из наследства, если дело выгорит.

Значит, нужно поскорее подниматься на ноги, так?

2. Я поднимаюсь на ноги

Что же, на ноги я рано или поздно поднялась.

Когда целитель господин Валеран дозволил мне одеться и выйти к обеду, я обрадовалась, как давно уже не радовалась ничему в жизни. Слабость никак не хотела уходить, ведь черепно-мозговая травма не шутки, голова ещё кружилась, но — я несомненно выздоравливала.

— Господин Фабиан сказал, что если ты сегодня сможешь просидеть обед и ужин, и сможешь поесть, и тебе не станет хуже, то завтра утром господин Тиссо зачитает нам завещание, — тихо и горячо говорила Тереза.

Тереза частенько приходила ко мне в комнату посидеть и поговорить, но говорить долго мне пока ещё было трудновато. И она отлично справлялась сама — вспоминала моменты общего с Викторьенн прошлого.

— Помнишь, как мы с тобой выбрались из нашей монастырской спальни через окно и сидели на дереве? И лазали туда до тех пор, пока матушка Онорина не поймала нас за этим делом? А как уговаривали сестру повариху дать нам лишний кусочек? И мечтали о том, как будем жить за монастырскими стенами?

Когда господин Валеран заметил, что я далеко не всегда могу что-то сказать уверенно, он сделал совершенно нормальный вывод — частичная потеря памяти. И прямо сказал Терезе — госпожа де Тье, разговаривайте с госпожой Викторьенн побольше. И она вспомнит.

Почему-то Терезу напугало это заявление врача.

— Ты не помнишь? Молчи об этом, хорошо? — шептала она. — Если Эдмонда прознает, то нам всем конец. У неё есть какой-то прикормленный нотариус, она обещала ему кучу денег из наследства. И обещала оспорить завещание, если вдруг она сама или Симон получат по нему недостаточно. А ей будет достаточно только если Гаспар отписал им всё, а такого не может быть, понимаешь?

— Угу, — кивнула я.

А про себя думала — детка, знаешь, что может быть? Ко мне на передачу приходили такие люди, что ой, и дела у них были такие же. И делить имущество между родственниками люди любили во все времена, и во всех мирах, кажется, тоже. И господин Гаспар мог вообще посмеяться над всеми и завещать движимое и недвижимое имущество какой-нибудь богадельне.

Но нет, если он таков, каким мне кажется из рассказов — то при отсутствии явного наследника завещает тому, кто, на его взгляд, будет наилучшим управляющим. Госпожа Эдмонда, опять же по рассказам, умеет управлять примерно никак. Что-то я не верю, что допустившая разорение мужа сможет разобраться в делах покойного брата. Или же все о ней чего-то не знают, так тоже может быть.

Умеет ли управлять Тереза? Если да, то почему она здесь, а не у себя дома, есть же у неё какой-то свой дом? Или у неё отличный управляющий? Придётся узнать.

И что я знаю о третьем неизвестном, то есть о самой Викторьенн? Конечно, можно будет сказать, что я о чём-то забыла, но не обо всём же разом, да? И скорее всего, потеря памяти сыграет против меня, так что нужно молчать.

Терезе тоже было интересно — о чём я забыла. Она спрашивала меня о каких-то событиях — как мы праздновали в столице прошлое Рождество, как представлялись ко двору, как шили придворные платья, как танцевали на том единственном балу, куда господину Гаспару удалось получить приглашение.

Ага, единственный придворный бал. Значит, при дворе не фигура, так?

— А о Жермене ты помнишь? Понимаешь, его ведь так и не нашли.

Что ещё за Жермен? Я нахмурилась.

— Я не могу сказать с уверенностью, что помню.

— Ну как же, любимый секретарь Гаспара. Он был внимателен к нам обеим.

И что же скрывается за словами «внимателен к нам обеим»?

Я вздыхаю, стараюсь сделать это погорестнее. А Тереза продолжает еле слышным шёпотом:

— А о господине виконте ты тоже позабыла?

Какой ещё, к чёрту, господин виконт, Тереза? Да не помню я ничего! Расскажи сама, не мотай душу!

То есть, мне хотелось сказать это громко, но я не решилась. А Тереза вдруг запнулась, вздохнула… и начала говорить, сбивчиво и тихо.

— Ну как же, ты его любила, сильно любила. Была готова слать ему письма, но я не решилась передавать, Гаспар следил. И Жермен следил. Хоть одна записочка — и ты бы погибла. И даже беременность не спасла бы тебя, если бы Гаспар разгневался.

О как. Есть шанс, что ребёнок был не от мужа? Или нет такого шанса? Что вообще эта самая Викторьенн думала о своём муже и своей жизни?

— И что же, ты думаешь, у Гаспара было, за что гневаться на меня? — спросила я так же тихо.

— Ты всегда говорила, что за мысли и мечты не спросят. И что в мечтах мы всегда свободны, как бы оно ни было на самом деле.

О как, Викторьенн, оказывается, была прямо философом, так выходит. И принимала судьбу, как она есть? Или нет?

— Я и сейчас так думаю. Но вдруг у нас появилась возможность не только мечтать? — прошептала я Терезе в ответ.

— Это было бы замечательно, и я хочу этого больше всего на свете, господь свидетель, — радостно рассмеялась Тереза. — И я счастлива, что мы с тобой снова вместе. Все эти дни мне было совершенно не с кем пошептаться, поговорить о самоуправстве Эдмонды, посмеяться и поплакать. Как хорошо, что ты вернулась к нам!

— На всё господня воля, — сказала я на всякий случай.

— Это точно. Но теперь-то, когда господь помог, остальные пускай тоже помогают! И господин Фабиан, и господин Тиссо, и господин Палан! Ты вдова Гаспара, и ты носила его ребёнка, и не твоя вина, что тебе не дали его доносить. У тебя все права.

Интересно, думала я. Ты так говоришь потому, что искренне заботишься обо мне, или потому что подруга всегда заботилась и о твоих нуждах тоже? Ладно, послушаем завещание и поступим исходя из того, что услышим.

— Спасибо тебе, что веришь в меня, — улыбнулась я и пожала Терезе руку.

Слабо и еле-еле, но по её ответной улыбке и ещё каким-то образом поняла, что она ожидала от меня именно этого.

Но для того, чтобы покинуть комнаты, мне следовало одеться. Да не как-нибудь, а как подобает. И это оказалось… своеобразно.

Я уже думала, что выпавшие мне место и время очень похожи на нашу Францию середины восемнадцатого века. Я немного читала об этом — забавы ради, было интересно. Во время учёбы в университете — литературу эпохи, а потом ещё и некоторые другие источники. Потому что… было нужно.

Ещё до болезни я три года танцевала в любительском коллективе — мы занимались как раз эпохой барокко и рококо. Я была привычна к музыке, разбирала нотацию, которой записывались схемы танцев, умела сделать ногами нечто, недоступное тем, кто не учился специально… и носила костюмы. Мы шили их сами, или заказывали разбирающимся в теме мастерам. Так что — некоторый опыт у меня внезапно был.

Но в отличие от многих девочек, коллег по ансамблю, у меня не было иллюзий на тему того, что хочется попасть в прошлое, чтобы носить эти прекрасные платья каждый день. Я отлично понимала, как много зависит от того, в каком сословии ты родилась, кто твои родители, какие у них родственники, свойственники и вообще дружеские и деловые связи. Тем более — родиться женщиной, которая вовсе не самостоятельная единица, которая используется для упрочения тех самых связей, сначала для отца, потом для мужа, потом для сыновей. И даже родись ты дочерью короля, тебе не будет проще, скорее, наоборот — сложнее. Придворный протокол, обязанности, просватана заочно с детства — все принцессы так живут. О нет, я не хотела в попаданки, совсем не хотела.