Муля, не нервируй… (СИ) - Фонд А. - Страница 6

Упс!

Но отвечать что-то надо было:

— Извини, не увидел, темновато тут, — пожал плечами я.

— Да я и сам сегодня всё путаю, — хохотнул он и, стараясь не сильно раскачиваться и осторожно ступая, побрёл на кухню.

А я нахмурился. Впредь таких проколов быть не должно. Спалюсь — посадят в дурку.

— Обманул ты меня, Колька, — укоризненно сказал я и покачал головой, — нету здесь никакого Софрона.

— Конечно нету, — кивнул шкет, — он же утром ещё со своей Зайкой на базар ушёл. Теперь его до вечера не будет. А, может, и вовсе ночью припрётся, пьяный.

— С какой зайкой? — не понял я.

— Не зайкой, а Зайкой! — поправил меня малец.

Я ничего не понял, но глубокомысленно покивал. Зайка, так зайка, один чёрт.

— А это тогда кто? — спросил я и кивнул в сторону кухни.

— Так Герасим же! — удивлённо посмотрел на меня Колька.

— Ты мне его не называл! — неодобрительно ответил я и добавил, — А говорил, что всех знаешь.

— Ну, потому что ты сказал перечислить всех, кто живёт в комнатах! — огрызнулся Колька, — вот я и перечислил!

— А Герасим? — совсем затупил я.

— Так он же в чулане живёт! — заявил Колька и тут же потерял интерес ко мне, переключившись на попытки достать кукушку из настенных часов.

Ну зашибись! Вот это я попал! Мало того, что это какой-то ранний Советский союз, со всеми прелестями эпохи. Так ещё и живу в коммунальной квартире, набитой людьми, словно селёдка в бочке. Даже в чуланах живут.

Нет, надо отсюда сваливать. И поскорее. Даю себе, по максимуму, неделю на осмотреться, изучаю обстановку, ассимилируюсь и валю отсюда. Мне нужна отдельная жилплощадь. Я ведь привык к комфорту. И ежедневно воевать за очередь для варки каши не собираюсь!

В животе опять заурчало.

Есть хочу. Я грустно вспомнил морского ежа в крыжовниковом соусе, которого мы с Егором так и не доели в ресторане накануне моего попадания сюда, и настроение моё рухнуло ещё ниже.

И тут в коридоре появилась женщина. Она уже была мне знакома. Это её я видел на кухне, только сейчас она была без папильоток в два этажа, а волосы были уложены волной в стиле а-ля Вера Холодная. На ней было шерстяное платье, плюшевая не то душегрейка, не то куртка, затрудняюсь определить даже. А вот на ногах были высокие башмаки на каблуках с тремя пряжками, и я их сразу узнал, видел недавно в музее. Они назывались, если мне не изменяет память, — «румынки».

— Муля! — категорическим голосом сказала она, хмурясь и поправляя газовый шарфик, — ты почему ещё не готов?

Я неопределённо пожал плечами, совершенно не представляя, к чему я должен быть готов.

— Мы же опаздываем! — возмутилась она и от избытка эмоций, даже ногой, обутой в «румынки», притопнула.

— Куда? — спросил я.

— Муля, ну что ты как здрасьте! — её ноздри раздулись от гнева, — на базу идём. Поможешь мне картошку принести. Там мешок всего. Давай быстро одевайся!

И тут я вспылил. Её хамское обращение, требовательный тон изрядно меня выбесили. Но переругиваться было неохота, тем более в первый день моего попадания, поэтому я вежливо, но твёрдо сказал:

— Сами сходите, гражданочка, — ответил я, — а я занят. У меня другие дела.

— Какие могут у тебя быть дела⁈ — возмущённо вскинулась тётка, — одевайся я сказала!

Тётка явно перешла все границы.

— Я тебе не грузчик, мадам, — прищурившись, насмешливо сказал я, — а таким тоном будешь на базаре разговаривать.

Тётка набрала воздуха достойно мне ответить, как в дверь позвонили.

— Один раз! — сказал Колька, который бросил потрошить остатки кукушки и прислушался.

— Это к Ложкиной, — кивнула женщина.

Ни она, ни Колька не сдвинулись с места.

Звонок повторился. И опять ноль реакции. Странные они тут.

Я пошел и открыл дверь.

На пороге стоял мужчина приятной наружности, в добротном чёрном пальто, явно под цвет глаз, с каракулевым воротником, и в таких же перчатках. Его рыжеватые волнистые волосы мягко контрастировали с чёрной кожаной кепкой. При виде меня он приветливо заулыбался:

— Здравствуйте, — вежливо сказал он и его породистое лицо засияло улыбкой, — Я Жасминов.

Так как эта фамилия мне вообще ни о чём не говорила, он уточнил:

— Орфей Жасминов! — и молодцевато прищёлкнул каблуком, что, очевидно, означало гусарское приветствие.

— Очень приятно, — пробормотал я, — а вы, собственно, к кому?

— Как это к кому⁈ Как это к кому! — аж подскочил Орфей Жасминов. — К себе!

И только тут я заметил у его ног внушительный чемодан и какую-то коробку.

Я повернул голову к Кольке:

— Ты не говорил, что Орфей Жасминов тоже у нас живёт!

— А он и не живёт! — возмутился Колька, но тут голова кукушки, наконец, оторвалась и он, потеряв ко всей этой нашей суете интерес, радостно зашвырнул её на вешалку с верхней одеждой.

— Возможно, вы ошиблись адресом, — ответил я Орфею, уже жалея, что открыл дверь и ввязался во всё это.

— Ничего подобного! — просиял Орфей Жасминов и помахал перед моим носом какой-то бумажкой, — вот ордер! Я по уплотнению! Заселяться! К Пантелеймоновым!

Сзади сдавленно охнула женщина.

Я оглянулся: охнула та самая женщина, что две минуты назад качала права, чтобы я таскал ей мешки с картошкой. Сейчас она стояла, выпучив глаза и зажав ладонями рот.

— К Пантелеймоновым? — переспросил я незнакомца, затем вопросительно посмотрел на Кольку.

— Я — Пантелеймонов! — сказал Колька и показал мне язык.

— Проходите, — я посторонился, пропуская Орфея Жасминова в квартиру.

— Благодарю, — вежливо кивнул тот и вошел.

— Да как же так⁈ — пискнула женщина и бросилась в одну из комнат.

Орфей Жасминов стоял в коридоре и смущённо топтался, не зная, куда идти дальше:

— Я к Пантелеймоновым, уплотняться, — повторил он и с надеждой посмотрел на меня.

А я посмотрел сперва на него, потом — на Кольку.

Колька мой взгляд проигнорировал. Он был занят тем, что изображал мушкетёра, пытаясь фехтовать старой шваброй. Фехтовать получалось плохо, но Колька не унывал и попыток поразить упавший торшер черенком от швабры не бросал.

А ситуацию нужно было как-то решать, поэтому я сказал:

— Колька! Где твои родители?

— На работе! — ответил гордо Колька и важно добавил, — вечером придут. Я дома сам. На хозяйстве.

— В таком случае, товарищ Жасминов, — обратился к новому жильцу я, — всё, что я могу вам предложить — это подождать хозяев на кухне. Сами понимаете, без них проникнуть в чужое жилище будет неправильно.

— Но я на хозяйстве! — возмутился Колька и добавил, — и я Пантелеймонов.

Он немного помолчал, а затем тихо спросил меня:

— Дядя Муля, а уплотняться — это не больно?

В этот момент коридор как-то враз заполнился народом. Из комнаты опять выскочила та женщина, что пыталась припахать меня на картошку, рядом стояла, как я уже узнал — баба Варя. Хмурый Герасим потерянно топтался чуть поодаль и явно мечтал свалить отсюда поскорее.

Более того, щёлкнул дверной замок и в квартиру вошли ещё двое. Точнее сначала просочился тяжелый цветочный шлейф духов, а следом появились они — коренастый небритый мужичок в старом полупальто, и женщина. А вот она была в самом соку, как говорится — «мечта поэта». Статная блондинка в розовом мохеровом берете, который необычайно ей шёл. Огромные голубые глаза были густо подведены тушью и казались почти прозрачными, как если бы через тающую сосульку смотреть на весеннее небо. Губы, столь полные, что ей бы позавидовала сама Анджелина Джоли, сочно накрашены алой помадой и создавали такое убойное впечатление, что я невольно сглотнул. Более того, грудь у нее, по моему глазомеру, была, как минимум, четвёртого размера. А уж я в таких вещах не ошибаюсь никогда. А вот спроси меня, в чём она была одета, я даже и не вспомню. Да, впрочем, с такой-то грудью это уже не важно.

Ранее пустой коридор сейчас был переполнен возмущёнными людьми. Через слово слышалось: