Эльф или не эльф (СИ) - Руднев Алекс - Страница 2

— Да. Беременность держали в секрете, хотя близкие родственники, конечно, знали.

— Понимаю. И что же мы теперь предпримем?

— Проклятый цветок… — мрачно произнёс второй.

— Но где вы его достанете? Я давно не слышал, чтобы его находили, — продолжил первый. Проклятый цветок рос в единственном ущелье материка и был почти истреблён одним из прежних правителей эльфов за своё губительное действие. Его аромат обладал страшной магической силой: душа эльфа, вдохнувшего запах, немедленно покидала тело и погибала, заражённая и не принятая миром для перерождения, а вслед за ней умирало и тело. Любой маг с магическим зрением мог бы видеть эту чудовищную картину: душа отделялась и сгорала в агонии. Правда, маги научились противостоять этому воздействию: даже после отделения души от тела существовало простое заклинание, способное вернуть её. Но для маленьких детей подобное спасение было недоступно.

— Есть ещё кое-какие места… — коротко бросил второй, и его голос прозвучал так, будто уже предвкушал новый зловещий замысел.

Дворец эльфийского правителя, государство Лариния.

— Проходи, Саринэл, присаживайся, — пригласил Ларион вошедшего в кабинет пожилого эльфа. На дворе стояло раннее утро: первые лучи светила едва показались из-за горизонта, и в полутёмном помещении царила спокойная, но напряжённая атмосфера.

— Чем могу помочь? — магический наставник, как всегда, был вежлив и сдержан.

— Вы осмотрели наследника?

— Да, это поистине чудесно! Но мне кажется, нам следует скрыть его необычные способности от посторонних.

— Согласен. Именно поэтому я и не хотел ждать более позднего часа. Сможете ли вы создать амулет, который скроет магическую сущность ауры малыша?

— Я уже обдумал эту возможность, — отозвался Саринэл.

— Отлично. Тогда приступим без промедления.

Скрип двери заставил Элларинель вздрогнуть и обернуться. Её встревожил не сам звук — в старинном дворце всякая створка могла заскрипеть — а тот, кто вошёл. В проёме показался Тирел, двоюродный брат правителя. Вычурно одетый эльф средних лет отличался редкой красотой, как и многие из его народа, однако истинное отношение к нему у всех было настороженно-холодным. За вежливой улыбкой и преувеличенной учтивостью чувствовался скрытый умысел, и от этого становилось не по себе и служанкам, и самому правителю с супругой.

— Добрый день, госпожа. Позвольте поздравить вас с рождением наследника, — сказал Тирел, расплываясь в натянутой улыбке.

— И вам добрый день, Тирел. Благодарю, — ответила Элларинель, стараясь незаметно заслонить колыбель младенца. Она понятия не имела, кто позволил двоюродному брату Лариона войти, ведь приказом было строжайше запрещено впускать кого-либо. Слава Создателю, Ларион и Саринэл уже успели создать амулет и спрятать его в колыбели, чтобы замаскировать опасные оттенки ауры ребёнка.

— Не буду вас беспокоить, — сказал Тирел, коротко поклонился и вышел.

«Слишком поздно… Ты уже побеспокоил», — с тревогой подумала Элларинель, ощущая странную ломоту в душе.

После погребального сожжения и прощания с павшими воинами начались хлопоты иного рода. Традиции требовали устроить пир в честь рождения наследника трона — и, как бы ни хотелось Лариону и Элларинель отложить его на более подходящее время, изменить заведённый обычай они не могли. Для эльфов обряды были священны.

Утро следующего дня выдалось ярким и суматошным. Дворец, и без того впечатляющий своей красотой, преображался благодаря множеству цветов и украшений: всё вокруг дышало радостным оживлением, словно сама природа присоединилась к торжеству.

Вскоре настал торжественный миг. Перед дворцом собралась едва ли не вся столица и жители близлежащих поселений. Ларион и Элларинель вышли на широкую террасу, возвышавшуюся над праздничной суетой.

— Друзья! — окликнул собравшихся Ларион, и усиленный магией голос отозвался в каждом уголке дворцовой площади. — Сегодня мы отмечаем рождение наследника трона! Но прежде я прошу вас почтить память наших погибших братьев и сестёр.

На короткий, но пронзительный миг многотысячная толпа склонила головы в молчаливом трауре. Затем правитель продолжил:

— А теперь прошу всех к столу!

Вокруг дворца уже стояли длинные ряды столов, уставленных яствами и напитками. В отличие от людей, эльфы предпочитали праздновать под открытым небом: будь здания хоть самыми роскошными, они всё равно давили на тонкую душу эльфийского народа.

Повсюду слышались добрые пожелания, и многие спешили подойти лично поздравить Лариона и Элларинель. Однако на сердце у молодой матери почему-то томилось мрачное предчувствие. И дело было не только в том, что Тирел пока не появлялся на глаза. Не в силах совладать с внезапной тревогой, Элларинель резко повернулась и, стараясь не привлекать внимания, убежала во дворец. Ларион тут же пошёл следом, сжимая кулаки и надеясь, что всё обойдётся пустой вспышкой волнения.

Но едва переступив порог покоев, супруги замерли. Перед колыбелью, в неестественно вывернутой позе, лежала служанка, любимая помощница правительницы. Ларион бережно положил руку на плечо жены, словно оберегая её от страшного зрелища. Элларинель вскрикнула и метнулась к люльке, однако Ларион остановил её резким движением.

Взоры обоих упали на подушку рядом с лицом младенца. Там, чернее безлунной ночи, покоился цветок.

Ларион мгновенно произнёс заклинание защиты, выдернув зловещий подарок из колыбели и сжигая его в пламенном вихре. Когда он и Элларинель обратились к магическому зрению, их души сковал ужас: в ауре ребёнка зияла страшная пробоина, свидетельствующая о непоправимых последствиях.

Земля. Россия. 2008 год.

Жизнь шла по накатанной колее — вернее, она уже близилась к концу, и он это ясно осознавал. Жданов Вячеслав Викторович, полковник ГРУ в отставке, сидел в старом кресле-качалке на террасе своей подмосковной дачи, прихлёбывал терпкий зелёный чай и думал о том, что всё заканчивается. За свою долгую жизнь Вячеслав пережил и увидел немало.

Родившись в 1927 году в семье военного, он уже к трём годам твёрдо решил пойти по стопам отца. Дух патриотизма, неотступно витавший в доме, глубоко впитал в себя с ранних лет. Мать, Екатерина Алексеевна, была главным врачом военного госпиталя, а отец, Виктор Николаевич, — комиссаром одной из многочисленных частей Советского Союза под Ленинградом.

Вячеслав рос ребёнком поистине необычным. Родители быстро подметили его одарённость: в два года он уверенно говорил по-русски, но порой вплетал в речь немецкие слова. Происходило это благодаря соседям по коммунальной квартире: тёте Ане и её дочерям — трёхлетней Ире и пятнадцатилетней Люде.

Память у мальчика была почти фотографической. Достаточно было раз услышать или увидеть — и Вячеслав мог воспроизвести это в любое время, даже поднятый среди ночи. Не отставал и физический рост: он превосходил не только ровесников, но подчас и ребят постарше.

Живя на территории военной части, Вячеслав постоянно пропадал там после уроков, то появляясь в казармах, то наблюдая за учениями на полигоне. Солдаты привыкли к его тихому присутствию, давно перестав гнать взад и вперёд любопытного мальчишку.

Военная часть располагалась в лесном массиве, почти сливающемся с Карельской тайгой. Вячеслава манили эти чащобы; часами бродил он по заросшим тропам и полянам. Во время одной из таких прогулок он столкнулся с человеком, оказавшим на его жизнь неожиданное влияние. На укромной поляне мальчик увидел невысокого китайца, чьи движения напоминали причудливый танец — то плавный и размеренный, то стремительный и порывистый. Заворожённый, восьмилетний Вячеслав тут же подошёл к незнакомцу и попросил: «Дяденька, научите меня вашему искусству?» Так старый повар, служивший в воинской столовой и когда-то поклявшийся, что больше никогда не станет обучать боевым приёмам, вдруг принял в ученики русского сорванца.

С тех пор Вячеслав в любую погоду после школы отправлялся на ту заветную поляну. Китаец учил его не только рукопашному бою, но и умению орудовать любым подручным предметом. Однако любимым оружием мальчика стал самурайский меч. Сначала это была просто деревянная палка, но спустя два года упорных тренировок китаец решил обзавестись настоящим клинком. Он подготовил точный чертёж и отдал его кузнецу — дяде Мише, который, получив в благодарность ящик водки, выковал четыре относительно неплохих экземпляра. Разумеется, до подлинных самурайских клинков им было далеко, но всё равно для Вячеслава это стало огромным шагом вперёд.