Завоеватель (СИ) - Старый Денис - Страница 4

— Но с пороками соглашусь. Если эти деревянные истуканы, прости Господи, — Изяслав перекрестился. — Смогут ранить или убить сотню врага, то помощь превеликая, и мы еще на одну сотню больше будем иметь воинов, — логично размышлял князь.

— Больше пораненных ворогов выйдет, князь. Нужно только греческий огонь закинуть на них. Ветер в ту сторону, нужно немедля начинать, пока ветер не переменился. Наши стрелы будут лететь дальше, горшки с огнем будут разжигать пламя в сторону Булгара-города. Начинать нужно! — чуть ли не взмолился воевода.

— Пусть они сделают первый ход, — сказал великий князь.

Димитру казалось, что князь не может решиться начать сражение, но это не так, князь не мог решить для себя собственное место в этом сражении.

— Я поведу тяжелых конных! — заявил Изяслав, решив посмотреть на реакцию своего воеводы.

— Ты знаешь, великий князь, что не перечу я тебе, почитай так и не в чем, но нынче… Не гоже. Ты надежа наша, опора. Есть у тебя ратники, есть я, на худой конец, доверься, — сказал воевода.

— На худой конец? — зацепился за слова Изяслав.

Князь поймал себя на мысли, что ему нравиться, как уговаривает воевода своего князя не идти воевать. Тщеславие не было чуждо Изяславу, а чем больше он приобретал власти, тем более становился самовлюбленным и считал себя Богом избранным. Вряд ли подобными проявлениями Изяслав Мстиславович сильно отличался от большинства людей.

— Понял я тебя. Призови ко мне Куряту, того половца, что прибыл от хана Башкорта. Хочу, чтобы он был со мной рядом, когда начнется сеча и чтобы видел, что с Русью связываться смертельно опасно! — сказал великий князь и выкрикнул себе за спину. — И поставьте какой щит, чтобы ветер не толкал меня к обрыву.

— Я усилю твою охрану на двоих гридней, — сказал Димитр, а после, не услышав возражений, отправился отдавать последние приказы по подготовке к бою.

Курята, или Курейта, был послом от хана Башкорта, того, кто кочевал в придунайских степях и кто был обречен. Почему так? Просто. Он слаб. Нет, как одна половецкая Орда, как сборище бежавших от разгрома половцев из других Орд, кочевое сообщество Башкорта сильнейшее. Может только чуть уступавшее Орде хана Аепы. Но будущего у этого сборища нет. Не Русь, так венгры нападут, не они, так война с Берладой случится. Это городок пусть и один такой в округе, но сильно укреплен и людей там много, да каждый знает с какого конца за меч браться.

Так что прислал этот хан своего человека, пока тайно, чтобы тот разузнал все, разведал. Нужно было хотя бы понимать, кому вассальную клятву давать. Все же просто в мировоззрении половцев, своим мышлением мало отличающихся от большинства народов мира. Если враг настолько силен, нет никакой возможности его победить ни в настоящем, ни в ближайшем будущем, значит воевать и не стоит. Если враг может поглотить тебя и забрать все: женщин, скот, лошадей и кибитки, серебро. То проще отдавать уже не врагу, а старшему другу, только часть из имущества, да еще и жизни сохранить.

Башкорт собирался воевать, в том числе беспокоить и Русь, даже договорился в византийскими чиновниками, что часть его Орды будет время от времени уходить за Дунай, чтобы оставаться недоступной для ответной атаки со стороны будь кого. Но… император Мануил категорически отказался от такого. Мало того, все чиновники ромеев, что проявили такое самоуправство были уволены со службы. Точно не обошлось без Евдокии, по слухам, ставшей сильно часто советовать мужу решения.

В любом случае, не оставалось никакого шанса на то, чтобы и Орду сохранить и при этом никому не подчиняться. Венецианцы предложили воевать, стать за них в Крыму, как и другие половцы, бежавшие не полуостров. Но Башкорт был осторожным и понимал, что такой его шаг не даст ничего хорошего в будущем, даже если Херсон заплатит много золота. Помнил Башкорт, как ему пришлось бежать после сражения у Холма, сколько он тогда положил своих воинов и что обозы потерял. Русь представлялась сильным игроком.

Потому и прибыл Курята, до того имевший разговор с ханом Аепой, в стан великого князя. Если сражение, которое уже не отвратить, будет развиваться в пользу русичей, то Башкорт готов был присоединиться к русскому походу на Булгарию, почти что и всем своим войском. Мало того, он вывел Орду ближе к востоку, заручившись поддержской Аепы, что тот пошлет своих людей к бродникам и те не станут противиться Башкорту и чинить ему неудобства.

— Будь подле меня, — величественным голосом сказал Изяслав, как только прибыл половец.

Курята поклонился и стал рядом с большим стулом, на котором восседал Изяслав Мстиславович. С высокого холма было неплохо видно поле рядом с городом Булгар, достаточно обзора, чтобы разобрать ход сражения.

Булгар был сильной крепостью. Деревянная стена, опоясавшая город, с каменными башнями по углам и каменными же воротами, казалась неприступной. Вал доходил до середины крепостных стен, которые были метров десять и даже больше, в высоту. Глубокий ров был частично заполнен водой. Такие укрепления были не только у самой стены. Город имел еще и первую линию обороны, с частоколом, менее глубоким, чем у стены, рвом, и менее высоким валом. Между тем, если взять даже первую линию обороны, то на том небольшом участке земли, что оставалась перед стеной, атакующие становились удобной мишенью для защитников города.

— Скажи, Курята, а зачем мне ваша Орда, если я одержу полную победу над Булгарией? — спросил великий князь, не отрывая взгляда от того, как выстраиваются и готовятся для боевой работы пороки.

— Разве великому правителю не нужны подданные? Разве Руси, частью которой будет готов стать мой хан, не нужны ресурсы Орды? — отвечал Курята.

— Нужны, тут не спорю. И я могу их просто забрать. Сил у меня хватит. Но насколько верны будут те, кто пришел ко мне из страха быть побежденными, что это выгодно, а не по зову сердца? — спрашивал Изяслав.

— Так гость приходит, и не обязательно он подружится с хозяином. Но если у них будет общий товар, который можно продать, если они придут друг-другу на помощь позже, не будет обмана, то разве гость не станет другом хозяину? — философски заметил Курята.

Изяслав даже отвлекся от лицезрения подготовки русских войск к сражению. И ранее этот крайне интересный посол высказывался образно, иносказательно. И поэтому, а даже не для того, чтобы обсудить вливание Орды Башкорта в союзное русское объединение, великий князь раз за разом вызывал к себе Куряту. Интересно было Изяславу разговаривать с половцем. Но имя… знакомое.

— Ты же русич? — спросил великий князь. — У моего деда был ближним гриднем Курята.

— Это мой дед, — ответил воин.

— Вот как? — удивился Изяслав и пристально посмотрел на своего собеседника. — Не похож. Тот рыжий был, ты чернявый.

— Бабка полочанка, после и отец кипчацкого роду, мать гречанка, — отвечал Курята.

— Хм, — многозначительно хмыкнул Изяслав, подумав, что посол — дитя греха, много кровей в нем намешано.

Изяслав хотел еще о многом спросить, но загудел рог, сигнализирующий всему войску, что сражение начинается. В движение пришли и враги. От булгарских полчищ выделились отряды, более всего походившие по вооружению на половцев-кипчаков. Это они и были.

Куввад Барадж наблюдал за тем, как изготавливаются к бою русичи. Молодой мужчина был настроен более чем решительно. От того, как он себя поведет, от результата сражения, зависит его будущее. Вариантов грядущего лично для Бараджа только два: он бесславно проигрывает битву и тут лучше погибнуть на поле боя, или бьет русских и тогда…

Перед отправкой войска, эмир Сагид наставлял молодого куввада, своего родственника, которому все прочили быть следующим правителем Булгарии. Тогда Сагид сказал, что победа для Бараджа посулит сразу же стать эмиром, так как сам правитель уйдет на покой. Поражение же принесет в дом куввада разорение, а его двух жен могут и в рабство отдать. Все, или ничего — вот такие варианты.