Учитель шиноби 20. Эпилог (СИ) - Романович Роман - Страница 5

Первые две недели я считал самыми важными из-за соблюдения баланса между стандартами и индивидуальностью. Сыновья Гатса не просто так атаковали меня копьями, прикрываясь щитами. Меч и копье, со щитом и без щита — входило в стандартную программу овладения основным холодным оружием. За первый год каждый ученик должен был освоить минимум. Хотя бы ради того, чтобы понимать, на что способны другие ученики, для эффективного взаимодействия. Остальные дисциплины были такими же, как у Такена. Стрелковая подготовка — лук, арбалет, винтовка, снайперская винтовка и тяжело вооружение. Знаки, артефакты. Тактическая подготовка. Забеги тоже были, как про них не вспомнить. По базе мы дрючили всех основательно, но, очевидно, не все имели равный талант в стандартных дисциплинах. Да и внутри самих дисциплин хватало вариаций. Те же мечи — их великое множество, и стили боя сильно отличаются между собой.

Чтобы не зарывать в землю индивидуальность, с первых же дней ученик получал два задания, помимо всего прочего. Первое — в течение первого учебного полугодия практиковаться в направлении, которое укажет наставник. Наставление это формировалось на основе впечатлений от первых двух дней и досье. На каждого ученика у нас была подробная характеристика к моменту его поступления, с соответствующими рекомендациями. Обычно на первое полугодие от наставника ученик получал задание подтянуть слабое место, чтобы вписаться в общий стандарт. Если же стандарту он соответствовал, то, наоборот, нужно было углубиться в какой-то свой талант. Второе задание такое же, с той поправкой, что ученик должен был выбрать какое-то углублённое направление самостоятельно.

Каждые полгода направления обновлялись. Иногда оставались теми же, если цели не достигнуты, иногда менялись.

Замечу, что эти задания не отменяли общую программу. Каждого ученика наставник вызывал на беседу, объяснял, что, помимо общих заданий, нужно сделать особый упор на вот этих двух. На первом году обучения у учеников был всего час в день на что-то своё. На втором — уже два часа. А на третьем подбиралась специализация с учётом всех индивидуальных особенностей. Так старшие сыновья Гатса специализировались на прорыве, быстрых перемещениях, парной работе, ближнем бое, но при этом и издалека жахнуть могли. Они идеально подходили для того, чтобы прорваться куда-то, перебить там всех и быстро отступить. Ещё могли заниматься разведкой, летая на своих духах-драконах. Молодых, но уже разумных. Мой же старший сын уже сейчас сойдёт за боевого лекаря, а что будет через пару лет — посмотрим. Если таланта хватит, то пробьётся в командиры-тактики и крайне неприятного для врагов рукопашника.

Также отмечу, что после того, как мы ввели подход с расстановкой вот таких акцентов, но при сохранении общей программы, результаты большинства учеников выросли где-то на пятнадцать процентов. Просто за счёт того, что их внимание направлялось в нужную сторону. Ну и тот факт, что им позволяли выбрать что-то своё с возможностью получить доступ к любым наставникам, добавлял мотивации.

Важность же первых двух недель лично для меня заключалась в том, что именно я являлся лучшим специалистом в том, чтобы определять таланты учеников. Меня даже гением считали. Сам я равнодушно к подобным наименованиям относился, но признавал, что в некоторых вещах на голову превосхожу других. После того как меня лишили камней и мне пришлось все свои навыки заново осваивать, я и правда ушёл очень далеко в вопросах понимания боевых искусств.

Остальное — дело техники.

Повтори любой приём тысячу раз и кое-что поймёшь в нём. Возьми сто учеников, скажи им повторить приём тысячу раз, внимательно смотри, что у них получается и с чем они сталкиваются — и тогда поймёшь ещё что-то. Повторяй это несколько лет подряд, и твоё понимание приёма если не достигнет совершенства, то значительно приблизится к идеалу. А главное, ты научишься обучать этому приёму так, как никто.

Поэтому в эти две недели наставники плотно займутся учениками на всех курсах. Через неделю мне на стол лягут их рекомендации. Я ознакомлюсь с каждой и вынесу свой вердикт по каждому ученику.

По крайней мере, так планировалось. Потому что в этот раз меня отвлекли. Пришло сообщение, что Иван набедокурил, и на этот раз серьёзнее некуда.

До дома я мог добраться за пару минут. Несколько лет назад Гэцу сказал, что ему больше нечему меня учить, и свалил. Связь между нами осталась, но волк вдруг заявил, что хочет попробовать себя в чём-то новом, и занялся школой шиноби. Это было реально неожиданно, потому что шло вразрез с природой духов… Вроде как. Потому что духи в нашем мире чхать хотели на правила их условной родины. Но — не суть. Гэцу теперь часто бывал в школе, а я научился без него открывать пути духов и свёртывать там тропу, чтобы быстро добраться куда надо. Сообщение от дома до крепости тоже доходило в считаные минуты, поэтому, если потребуется, с момента происшествия я мог оказаться дома достаточно быстро.

Вся семья знала, что меня в этот период лучше не дёргать, но тут, видимо, сочли, что без моего вмешательства не обойдётся.

Дело в том, что Иван сломал какому-то парню позвоночник.

Я, когда услышал, как-то совсем не удивился. Знаете, дети — они разные. В Петре был и характер, и упрямство, и со мной поспорить он мог, и слушался далеко не всегда, но на фоне Ивана… Сейчас ему пятнадцать лет, и как я его не прибил, остаётся списать только на провидение и мою титаническую выдержку.

Ваня был силён. До одури силён. Рос он быстро, во все стороны. Страх в нём был почти полностью атрофирован. Он не боялся драк. Более того, он их любил. Не скажу, что всем сердцем и душой, но за эти годы жалобы, что он там где-то с кем-то подрался, перевалили за сотню. Я бы даже иначе сказал. Будучи нереально по меркам обычных детей физически развитым, обладая повышенной агрессивностью и понимая, что ему никто среди ровесников не ровня, он считал для себя само собой разумеющимся, чтобы ему подчинялись и в некотором роде пресмыкались. Он был подобен медведю, который вальяжно ходил по лесу и недоумевал, если какой зверь тут же не склонял голову при виде него, и, если такое случалось, спешил вбить мудрость с помощью кулака. Сначала он дрался со сверстниками. Потом и до тех, кто старше, добрался. Проще сказать, с кем он не дрался.

Моего сына сложно назвать умным, но также сложно назвать глупым. Когда представляешь задиристого паренька, первым на ум приходит кто-то не особо сообразительный, если не сказать, туповатый. В нашем случае всё было несколько иначе, но не так-то просто описать Ивана. Вроде прост, как монета серебра, а взявшись за эту задачу, так сразу и не скажешь, за что браться. Чтобы описать его ум, надо сказать, что я не сторонник насилия в отношении детей, но вот Иван у меня отхватывал если не регулярно, то частенько. Разок ему и плетей всыпали. Думаете, парня это впечатлило? Удары он вытерпел молча и свою позицию не изменил. Упрямый, принципиальный и злопамятный. И чем взрослее он становился, тем хуже с этим было. Первой к нему подход нашла Радамира. Лет с восьми Иван начал ошиваться в квартале мастеров. В двенадцать он там мог отработать с утра до вечера тяжёлым молотом — это к вопросу о том, насколько он силён и вынослив в свои годы. И таким он был до того, как получил первый малый камень, как раз в двенадцать лет.

Отлучение от кузницы и мастерской — единственное, что его как-то пугало. Любые другие санкции он был готов игнорировать до последнего.

Что касается ума — он с месяц таблицу умножения освоить не мог. И выучил её за один день, когда Радамира психанула и на пальцах объяснила, почему математика нужна в артефакторике и кузнечном деле. Проще было его убить, чем заставить прочитать художественную книгу, зато он мог неделю просидеть, разбираясь в трактате по кузнечному делу. На чужом языке. Который предварительно выучил за год. Это при том, что на своём-то он выражался по-простому. Мальчишка, который презрительно относился к любым гуманитарным наукам, чуть ли не самостоятельно выучил язык, потому что на нём общались мастера чужомирцы и все их книги были на этом языке. Всё, что касалось кузнечного дела и артефактов, он схватывал моментально, и редко когда ему что-то давалось не с первого раза. В двенадцать он сковал свой первый меч. Сейчас он ковал оружие, которое почти не уступало работам мастеров. А то и превосходило.