Замуж за монстра (СИ) - Владимирова Анна - Страница 29

— Черт, да ты радоваться должен, что я хотела его, а не тебя! Ну кто в своем уме хотел бы тебя, Миш?! Я же знала о тебе только жуть всякую! Да меня закрывать в психушке было бы в пору, а не во врачи выпускать!

— Да что ты говоришь? — азартно оскалился я.

Нет, я понимал, что сам идиот — испортил-таки вечер, но ее искренние возмущения завели не на шутку и меня, и зверя. Радоваться я должен! Сейчас! Вот как раз собирался!

Я поднялся рывком и бесцеремонно сгреб ведьму в охапку вместе со спящим котом. Дали, правда, быстро покинул недовольный комок из пледа и ведьмы на моём плече, благоразумно сбежав в кухню, и в спальню я унес ведьму в единоличное пользование. Повод забылся сразу. Ринка недовольно пошипела первые минуты, пока я разворачивал ее, как подарок, из пледа, но, оставшись голышом, притихла и сдалась. Хотел я ее оставить в покое и не трогать? Нет, в уме моему врачу не откажешь — зверь был солидарен. Я оголодал с утра так, будто снова держал ведьму в руках впервые за десять лет. А она идеально мне сдавалась в подчинение.

Достоин ли я ее? А какая разница? Дам ей право выбора? Нет. Пусть делает, что хочет: — жалеет меня, ненавидит, любит… а я буду сжигать ее в постели дотла.

Что-то было во всем этом не так. Ринка сжалась подо мной и забилась испуганной птицей, но мне не хватило силы воли разобраться. Слишком жесткие пальцы? Пожалуй, я добавил ей синяков на теле. Слишком громкое рычание зверя? И это так, но ведь я оборотень… Голодный, бравший свое и не собиравшийся кого-то спрашивать… И все это так гладко меня оправдывало…

… только Ринке от этого ни черта не легче.

Ее сердце загнанно билось, ресницы дрожали слишком быстро, а дыхание становилось хриплым. И всему виной — я.

— Куда ты? — усмехнулся ей на ухо, когда она едва не выскользнула из моих дрожащих рук на постель, расслабив ноги на моих бедрах. — Ночь только началась…

— Я не могу так, — всхлипнула она, а я осознал, что впервые дал ей право голоса.

И это отрезвило.

— Рин, я же не сделаю тебе больно, — неуверенно прошептал, а тело медленно немело от холода осознания, что я… я же едва не набросился на нее и не взял снова силой.

Она тяжело сглотнула, нерешительно хватаясь за мои плечи:

— Я знаю, — соврала.

Вот так мы откатились назад. С приходом ночи и возвращением голода я стал монстром, а она — моей вынужденной жертвой, которую я хоть и обещал оставить в покое, но снова этого не сделал. Метка на ее шее кровоточила.

Я уложил Ринку на кровать и, притянув к себе спиной, машинально зализал рану. Не было сил смотреть ей в глаза, но я хотел держать ее в руках.

И реветь от отчаяния.

— Прости, — шептал ей в висок. — Прости, я не хотел…

— Я знаю, что тебе тяжело, — вздохнула она прерывисто. — Мы знали, что легко не будет…

— Может, если бы не ошейник, ты чувствовала бы себя со мной иначе?

Она мотнула головой.

— После первой ночи с тобой я плакала, а на мне не было никакого ошейника, — вдруг огорошила меня.

— Что? — прохрипел я. — Ты же засыпала в моих руках, и я думал, что все хорошо…

— Я плакала потом, — шмыгнула она носом. — Было и хорошо, и очень больно, и страшно… и меня это дико испугало. — Она выпуталась из моих рук и села рядом, обнимая коленки. — Быть с тобой оказалось гораздо страшнее, чем я представляла. Вернее, я вообще этого не представляла тогда.

Я поднялся и спустил ноги с кровати, отворачиваясь. Нет, для меня это все не было новостью. Но я надеялся, что…

А на что вообще я рассчитывал?

…Однажды я убил слишком похожую на Ринку шлюху. Это было давно, в аффекте сжирающей меня боли и голода. То, что она оказалась подосланной ведьмой, не особо меня оправдывает. Это выяснилось позже. Но ужас от того, что ни черта не соображал тогда, временами оживал в душе. Как сейчас.

Когда любишь кого-то, будучи чудовищем… бывают последствия. А ведь Ринке тогда досталась ещё и моя метка. И теперь — тоже.

— Это я сдала нас матери. Я плакала. Она услышала и все узнала, — тихо шелестел ее голос позади. — Я оправдывалась тем, что ты убил родителей… а на самом деле я боялась вернуться к тебе, зная, как это — когда ты одержим кем-то…

А я подумал, что она как Дзери. Я оставил её покалеченной после себя, и она и не позволяла никому себя трогать всё это время. Глупо было этому радоваться.

— …Знаешь, нам обоим было легче, когда ты меня ненавидел, — шмыгнула она носом. — И боль казалась логичной.

— Я тебя не ненавидел, — отвел я взгляд. — Я одержим тобой, да…

В груди вдруг взорвалась злость, и я раздраженно зарычал, поднимаясь.

— Миш… — испуганно позвала Ринка.

— Я не знаю, как жить без тебя! — обернулся я. — Я не знаю, как жить с тобой! Может, ты права, что не являлась! Я не думал об этом никогда!..

— Миш, я здесь, — выпрямилась она, вставая на коленки. — Какая разница, была я права или нет?

— Я причиняю боль, — принялся я ходить туда-сюда. Зверь готов был сорваться, выпустить когти, взять право голоса и сбежать отсюда, чтобы не смотреть ведьме в глаза. Но я хотел смотреть. Мне нравилось, как они блестели сегодня! — И я не знаю, за что мне просить прощения! И имеет ли это вообще какое-то значение!

— Миш, у нас плохо получилось быть врозь, — пожала она плечами. — Я бы хотела попробовать быть вместе. Я бежала сегодня к тебе из ванной, думая, что умру, если ты не придешь сейчас…

— Если я неизлечим и безнадежен? — смотрел я на неё, не решаясь подойти.

Ещё пару дней назад думал, что она заслуживает меня такого. Но все быстро поменялось.

— Ты — не безнадежен. Ты слышишь меня, беспокоишься обо мне. У нас не было времени решить эти вопросы раньше. Но мы могли бы попытаться сделать это сейчас…

— Мне бы твой оптимизм, — отвел я взгляд. Раньше, может, что-то и можно было решить… Но сейчас, когда за моей спиной столько трупов, и по крайней мере один из них точно не должен был умереть от моих когтей. — Я прогуляюсь, а ты отдыхай.

Конечно, мы оба понимали, что моё «пройдусь» значит «сбегу зверем в лес». Но стало слишком больно. Наверное, в настоящей паре это было бы нормально — делиться болью и ждать помощи и поддержки. Но мою боль Ринка не выдержит.

Уснуть так и не удалось.

Михаил ушел из дома, а мне хотелось кинуться следом. Казалось, я снова лишь смотрю, как его следы смывает дождем, и ничего не делаю. Но разум опять победил сердце — ему нужно побыть одному. Не всё сразу. Мы слишком долго справлялись так, как умели — в одиночку. Тем более он. Я никогда не давала ему понять, что могу помочь. Он не любит во мне врача, не хочет его слушать. А другие роли ещё не пришлось освоить…

Только в обществе друг друга нас обоих швыряло в самые темные страхи и страсти, а помочь было некому. И я не пойду за ним. Не сегодня.

Я спустилась вниз и прислушалась. Идеальная тишина. Даже не шепчет ничего, не шелестит сквозняком, не стучит дождем в окно. Просто ждет.

В кухне оказалось немного уютней, чем в гостиной — тут шумел чайник, еле слышно жужжал холодильник и журчала вода в кране. Но этого всего было недостаточно. Мне впервые в жизни хотелось говорить, а было не с кем…

— Мррр? — вопросили вдруг сонно откуда-то сверху.

Я аж вздрогнула от неожиданности.

Оказалось, Дали, за неимением собственного места, облюбовал угол у раковины, к которому примыкал теплый бок холодильника.

— Ты ж наш беспризорник, — посетовала я, машинально проверив, есть ли у него еда с водой. Дали сонно моргал, с интересом наблюдая за мной. Чем не слушатель? — Миша ушел…

— Мррр? — Собеседником кот оказался отличным — вышел из угла и уселся на столешницу, с интересом заглядывая мне в глаза.

— Ну что я могу тебе сказать? Мы очень разные. И мы несчастны. Не знаем, как помочь себе и другому. А Миша ещё и изувечен…

Под деловитое ворчание кофеварки я зевнула и медленно двинулась взглядом по кухне. Как же тут не хватало тепла и уюта — корзинки для кота, цветов на подоконнике, мягкого дивана с подушками и пледом и деревянных стульев. Пусто тут…