Лихие. Депутат (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 37

— Итак, позавчера утром вы приехали в Чеченскую республику. С какой целью? — начал Алексеев и выразительно посмотрел на меня. — Наверное, по делам, связанным с бюджетом…

— Да! Нужно было разрешить некоторые трудности, связанные с межбюджетными трансфертами, — покладисто забубнил я. — А также чтобы установить личные взаимоотношения с господином Дудаевым… На предмет, так сказать, плодотворного сотрудничества в будущем.

Опрашивал меня следак примерно полчаса, пока заглянувший в палату врач не сделал грозное лицо. Алексеев мигом свернулся, дал мне прочитать протокол, ну и дальше: «с моих слов записано верно», подпись.

— А что там сейчас в Чечне делается? — поинтересовался я, ставя свой автограф внизу документа. — Газеты у нас тут только вчерашние.

— Идет зачистка Грозного, — пожал плечами следак. — Силы оппозиции взяли город, им помогает российская армия. Ходят слухи, что у смежников много дел: взяли в плен с десяток зарубежных боевиков, проповедников. Теперь по ним идет плотная работа.

У меня прямо от сердца отлегло. Если город за нами, то теперь единственный вопрос: смогут ли боевики, лишившись централизованного руководства, отступить в горные районы и начать там партизанскую войну. Референдум о статусе Чечни теперь пройдет под контролем Москвы, формально закрепив республику в составе России. Поставят кого-нибудь местного из оппозиции во главе, он на хлебные места рассадит своих тейповских… Но так везде на Северном Кавказе, какую республику ни ткни. Мир, война, неважно — клановое общество, и ничего с этим не поделаешь. Но федеральным властям эти тейповские разборки и терки даже в плюс — можно играть на противоречиях. Сегодня дал денег и поддержал каких-нибудь Борзаевых, а завтра Седаковых.

Не будет войны в Чечне, и Ельцин станет сильнее. Скорее всего, он легко заберет выборы 96-го. Ведь Чечня — это не только трупы, теракты и прочее. Это черная дыра в экономике. Война как ничто другое сосет народные деньги. Я сильно задумался, а стоит ли мне теперь заигрывать с Зюгановым и Жириновским? Может, перебежать в стан «партии власти»? Ведь, как правильно говорили в одном фильме: «вовремя предать — это не предать, это предвидеть!». Беда в том, что в этой самой «партии власти» — «Выбор России» — сидят такие личности, что мама не горюй… Чубайс, Каспаров, Ковалев, Козырев! Последний так и вовсе не простил мне отжатый дом приемов МИДа. Сто процентов затаил злобу и постарается отомстить. Оно мне надо, в этот гадюшник лезть? Значит, что? Надо делать свой собственный серпентарий. А застолбим-ка Единую Россию на политическом поле тоже. И заберем туда… я еще больше напряг гудящую голову в попытке вспомнить долгоиграющих политиков вроде Примакова, Шойгу и прочих центристов.

— Сергей Дмитриевич! — робко напомнил о себе следак. — Так я пойду?

— Да, иди, — махнул я рукой. — Хотя стой! Как там мои ребята? Гут, полковник, Валерка?

— Их опрашивал другой сотрудник, — следак развел руками.

— Я про здоровье!

— Все здоровы и, насколько я знаю, никто даже не ранен.

У меня от сердца опять отлегло. Все целы, а значит, поездка в Чечню вышла суперуспешной. Буду просить у Коржова Героя. А чего стесняться?

Визит в «Ново-Огарёво» состоялся ровно в тот день, когда меня выписали из больницы. После недолгих раздумий снимать бинт с головы я не стал, пусть окружающие проникнутся. Под окружающими я подразумевал не только президента страны, который смотрел на меня с легкой понимающей усмешкой, но и ее премьера, Виктора Степановича Черномырдина. Бывший глава «Газпрома», хоть и сидел на своем посту больше года, пока еще к нему не слишком адаптировался, а потому регулярно произносил нечто вроде «э-э-э…» и «ну-у…». Я точно знал причину появления этих загадочных звуков. Виктор Степанович пока еще испытывал определенные трудности, когда формулировал свои мысли без мата. Те, кто помнил его по Оренбургу, соврать не дадут. Видимо, природный газ без дорогих сердцу каждого русского мужика заклинаний перерабатываться не хочет. Или не может, потому что сотрудники не понимают полученных вводных. Но, тем не менее, премьер оказался мужиком неглупым, острым на язык и сыпал собственного приготовлениями афоризмами, глубина которых вводила меня в трепет. Ему бы на сцене выступать, полные залы собирал бы, не хуже Жванецкого. Он был фигурой спорной, но такое назначение могло означать только одно: красные директора, промышленники, проиграли аппаратную схватку вчистую, а вектор развития страны на ближайшие годы — стать сырьевым придатком Запада. Качать не перекачать.

Собственно, и я сам двигался в этом направлении, прекрасно понимая, к чему все идет. Никому наша промышленность даром не нужна. Гайдары и прочие Чубайсы хоронили ее с таким остервенением, как будто рабочий с завода когда-то лишил их девственности. Насильно, и противоестественным способом. Никакого другого разумного объяснения у меня просто не было. Нет, я понимал, что они получили приказ из-за океана, но вот этого неприкрытого упоения процессом понять не мог никак. Оно мне казалось совершенно нелогичным.

— Ну что, оклемался? — спросил Ельцин, показывая на бокал. Ну, хоть не водка, и то хорошо. Бухать сейчас мне точно нельзя.

— Потихоньку, Борис Николаевич, — аккуратно ответил я, слегка пригубив французское белое. — Спорт пока запретили, и разные излишества тоже… Но жить вроде буду.

Голова еще трещала, спать мог только со снотворным. Неплохо помогали пешие прогулки по рублевским дорожкам среди сосен.

— Иди сюда! — поманил меня Ельцин, а когда я подошел к нему, открыл коробочку на столе и достал оттуда восьмиконечную звезду, которую приколол к пиджаку. — Заслужил! Указ в закрытом режиме проведем. Думаю, ты и сам понимаешь, почему.

— Да уж, понимаю, Борис Николаевич, — усмехнулся я, поглаживая звезду. — И так жизнь сейчас непростая. Мне кровники не нужны.

— Ну вот и молодец, — кивнул Ельцин и вопросительно посмотрел на премьера. — Ты хотел что-то уточнить, Степаныч…

— Много говорить не буду, а то опять чего-нибудь скажу, — ответил тот, выдав очередной перл. — Что там у тебя с акционированием СНК, Хлыстов? На меня наши западные партнеры давят.

— Аудит заканчивается, — ответил я. — Мы весь холдинг сразу на биржу выведем. И добычу, и переработку, и сбыт. И даже металлургический комбинат в одном пакете. Умные люди посоветовали.

— Когда размещение? — прищурился Черномырдин.

— Весной выйдем, — кивнул я. — Западные партнеры будут довольны. Сорок девять процентов продадим.

— Не пойдет, — покачал головой Черномырдин. — Блокпакет себе оставишь, двадцать пять процентов. Совесть имей, и так, считай, бесплатно все получил. Да еще и кучу законов при этом нарушил…

Я тактично не стал комментировать сказанное, понимая, что все это чистая правда. Да, я эти бизнесы получил бесплатно, на одних лишь обещаниях покойному Гиршу, что упакую все красиво и отдам за толику малую. А металлургию я и вовсе отобрал кое у кого после неудачного октябрьского путча. С другой стороны, чего стоят обещания, данные человеку, ныне пребывающему в стране вечной охоты? Это вопрос философский, а я ни разу не философ. По понятиям ни хрена я не должен, но говорить здесь и сейчас об этом не стоит. Меня просто не поймут. У них, бывших членов ЦК, совсем другие понятия. Они друг друга хорошо понимают, а вот нормальные люди их понимают не очень.

— И налоги, наверное, с этого всего придется заплатить, — не глядя ни на кого, бросил я мысль в пустоту.

— Даже не сомневайся, — оскалился довольный Черномырдин. — Бюджет дефицитный, надо закрывать дыры.

— Тогда, может быть, начнем обсуждение в правительстве передачи в СНК парочки крупных компаний? — бросил я пробный шар. — Томск, например… Тюмень…

— Ты ничего не попутал? — побагровел премьер.

— Да ты его послушай, — захохотал Ельцин, который понял все и сразу. — Он дело говорит.

— Мы пообсуждаем, — я благодарно кивнул президенту, — разгоним акции, а на пике цены я получу отказ. Они и обвалятся.