12 животных в мировом искусстве - Банерджи Ананда - Страница 24

Однако художник, очарованный животными и миром природы, лесами, никогда не видел их. Даже его путешествие в Арабскую и Сахарскую Африку (1832 г.) не обеспечило ему встречу с дикими видами, особенно с тиграми. Единственным вариантом был парижский зоопарк, а точнее зверинец Сен-Клу (или Сад растений, в котором держали львов), открытый в конце 1794 года. В начале двадцатых годов XIX века прямо у входа стояли «современные» клетки для диких животных. На протяжении этого столетия зверинец был важным местом для французских художников, искавших экзотические сюжеты или заинтересованных в копировании «с натуры» странных и причудливых зверей. В романтическом воображении живописцев они казались воплощением сказочных континентов и их пышных пейзажей, сном наяву, который поместили в очень надежное место – за решетку.

Что такое романтизм? В живописи для этого движения характерен интерес к истории, особенно средневековой, в сочетании с жаждой свободы, в частности греческого народа, в то время боровшегося против турецких завоевателей. На полотнах Жерико, Виншона, Безара, Изабе и многих других влечение к Востоку, такому же волнующему, как и вымышленному, еще в начале 1830-х годов[223] сочетается с погружением в возвышенный пейзаж. А политические волнения еще сильнее превозносят эту страсть, вызывая все большие муки воображения и духовные томления. То есть романтизм – это крик и непрерывное беспокойство.

Молодой Делакруа, которому в 1828 году исполнилось тридцать лет, за шесть лет до этого дебютировал в Салоне со средневековым сюжетом «Ладья Данте», картиной монументальной, но обескураживающей критиков[224]. Работа не имела успеха, но все же привлекла к себе внимание. Два года спустя история повторилась и привела к еще более плохому результату. На этот раз предметом дискуссий стала картина «Резня на Хиосе», первая работа, вдохновленная борьбой греческого народа. Стендаль, как и другие критики, безжалостно раскритиковал ее. Однако общественность и французское государство, напротив, высоко оценили это полотно, купив произведение и наградив его медалью второй степени[225]. Однако самое худшее произошло в 1827 году, когда Делакруа выставил картину «Смерть Сарданапала» о жестоком ассирийском царе, утащившем свою фаворитку и всех наложниц с собой в загробный мир. Работа, необузданная и китчевая, драматичная и гротескная, наполненная сексом и насилием, становится манифестом нового романтизма, в том числе благодаря интенсивным красным тонам, чистым и насыщенным, находившимся под запретом у классицистов, которые теперь действительно возненавидели художника. Cupio dissolvi (латинское выражение, в современном прочтении означающее «Желаю саморазрушения». – Прим. пер.).

Именно в этот момент, когда общественный порядок временно нарушен из-за скандала с Сарданапалом, на сцену выходят тигры, но не для того, чтобы возродить экзотические муки, а чтобы показать себя как таковых на фоне смутных и выдуманных пейзажей. Среди деревьев, аллей и клеток стремительный Делакруа нашел чем утолить свой ненасытный визуальный аппетит и попросил разрешения приходить в зверинец, когда он закрыт, чтобы понаблюдать за животными во время кормления и изучить их поведение[226]. Эти посещения отчасти способствовали преобразованию его художественного языка, придавая ему новые эпические акценты. Речь идет о тех элементах, которые производят на зрителя неизгладимое впечатление в его главной работе «Свобода, ведущая народ» (1830 г.). Ну а тигры понравились даже самым сдержанным критикам: «Это один из лучших экспонатов выставки», – писал, например, Луи Пейсс, комментируя Салон 1831 года, где Делакруа представил «Молодого тигра, играющего со своей матерью». «Зверь нарисован превосходно, его голова поразительно реалистична и выразительна, а поза животного передана с необычайной энергией»[227].

Но почему именно тигр, а не такой же выразительный леопард или величественный лев? Нет, нет, и о них художник не забыл. Делакруа изучал и писал животных всю свою жизнь[228], начиная с лошадей, а затем перейдя к кошачьим, при этом гораздо позднее, только в пятидесятых годах, появились и грандиозные, пышные, динамичные картины с сюжетами охоты. Однако в его воображаемом зверинце изображенная тигрица заняла особое место. Она действительно более загадочная, менее аллегорическая, не такая мужественная, как лев. К тому же, изображения тигров практически отсутствуют в классическом искусстве. Следовательно, самка этого вида была экзотичнее и выразительнее других кошачьих. Неявная, амбивалентная и грозная женственность тигра подтверждается его размером на картине, демонстрирующей невероятное столкновение между двумя животными: Делакруа ошибочно нарисовал тигра по размеру меньшим, чем льва[229].

Но рассматриваемый нами зверь – самка, на что чуть позднее в стихотворении «Лета»[230] недвусмысленно укажет Шарль Бодлер, большой поклонник Делакруа:

Именно такой тигрицу увидел Делакруа – живой, подвижной, завораживающей и опасной, настолько же привлекательной, сколько и редкой, даже редчайшей. Художнику она представлялась королевой пышной и пестрой экзотики. Еще более желанной тигрица стала по причине фактического завершения французской колониальной авантюры в Индии[231].

Это животное был редкостью и в живописи. Одно из них, хоть и довольно «потрепанное», все же появляется в компании жирафа и слона на фреске «Поклонение волхвов» Бернардино Луини, написанной между 1524 и 1526 годами в алтаре Кафедрального собора города Комо. Однако тигр не часто встречался в европейском искусстве. Один из видов рассматриваемого животного, на данный момент – вымерший, в древности обитал недалеко от Каспийского моря и был известен грекам[232]. Но в средневековых хрониках упоминания об этих тиграх отсутствуют. К тому же их не держали в богатых роскошных зверинцах, где жило огромное количество леопардов, львов и других кошачьих. Вот почему тигр стал экзотическим по определению. Таким (вместе с тремя другими кошачьими) его написал и один из любимейших художников Делакруа Питер Пауль Рубенс в одной живописной и невероятной сцене охоты, созданной для короля Максимилиана I Баварского в 1616 году[233]. В запутанной игре тел, среди лошадей и восточных всадников, верховные хищники с трех разных континентов вместе бросают вызов свирепости людей. Здесь и лев, пасть которого разрывает новоявленный Самсон; ягуар[234], лежащий на земле смертельно раненый; и два тигра, один из которых, кажется, не оставляет всаднику шанса на спасение, схватив его своими могучими когтями. Это апология самого необузданного зарождающегося ориентализма, в условиях которого нет смысла спрашивать, откуда фламандский художник взял такой живописный и бессмысленный набор хищников. Он мог собрать его в своем воображении или, что более правдоподобно, увидеть в каком-нибудь богатом зверинце. Так же, как Делакруа, который встретил своих тигров в зоопарке, а затем создал множество изображений, самостоятельно выбирая только место действия. Так, фоны его картин, по сути, расплывчаты, но все же это лесистые места, усеянные скалами; иногда теряющиеся на горизонте просторы или горы, а за ними – ясное небо, покрытое большими кучевыми облаками, летящими в бесконечность. На переднем плане его изображений тигра иногда сопровождают другие животные, например, невинная черепаха, которая, несмотря на свой панцирь, становится легкой добычей этого представителя семейства кошачьих, или опасная змея, которая, обернувшись вокруг ствола дерева, сражается с атакующим хищником в одной из поздних работ (1860 г.). От решеток, через которые Делакруа наблюдал за тиграми, нет даже тени. Иными словами, отсутствуют следы искусственной реальности зверинца Пятого округа, но есть только сны, заветные мечты о джунглях Индии, густо заросших подлеском, или о влажных и пышных лесах Индонезии. Возможно, те же грезы несколько десятилетий спустя увидит Эмилио Сальгари из своей квартиры на окраине Турина[235].