Уходящие из города - Галаган Эмилия - Страница 24

– На которой нет бомжей! – злобно выпалила Лола. – Ты еще попробуй мне предложи доказать, что я не проститутка!

– Да вот уж не стану: на тебя и бесплатно-то никто не позарится!

– Ну да, конечно, когда рядом идет такая женщина, как ты, Сережа, я точно проигрываю!

Они переругивались, делая вид, что на самом деле никто не обижен, и Сергей даже нес не только Полинину сменку, но и Лолину. Правда, он часто вертел этими мешками, как нунчаками, пинал их, подбрасывал и ловил, а иногда – и не ловил, и они летели на землю, в грязь.

Но обычно парочка ворковала, а Лола просто шла рядом, как лишняя. Она привыкла к роли наблюдателя и иногда за всю дорогу не говорила ни слова. Или, чтоб как-то уйти от всего происходящего, напевала себе под нос, иногда из современного:

Иногда из детства:

Ей казалось, эти двое ее совсем не замечали, смеялись о чем-то своем, и золотистая голова Полины то и дело касалась плеча Сережи. Иногда Полина вспоминала о Лоле – чаще всего в те моменты, когда Сережа позволял себе что-то такое, что ей не нравилось. Тогда она говорила, так чисто и радостно (как ни крути, а так звонко и красиво у нее звучало только одно имя):

– Ло-ола, Лола! Ты здесь?! Чего ты там притихла? Тебя там маньяк не похитил?

Сергей смотрел на Лолу, как будто впервые замечая, а потом кривился, но добавлял:

– Шарапова, шевелись быстрее, что ты как обкумаренная, неужели домой не хочется?

Лола ускорялась, глядя на них несколько виновато:

– Задумалась…

От школы до дома вела выложенная бетонными плитами дорожка, довольно раздолбанная и вся в трещинах, а вдоль нее – деревья и фонари. Можно было пойти иначе – дворами, сперва пройти мимо гаражей, потом завернуть за угол – и так выруливаешь прямо к Лолиному подъезду.

– Дворами, мне кажется, ближе идти, – сказала Лола, просто чтоб что-то сказать.

– Да ну, одинаково, – тут же возразил Сережа, тоже просто чтоб возразить.

– Ближе. Но страшно, – продолжала упираться Лола. – Мало ли что там…

– И что там? Иди да проверь…

– Да мало ли кто… маньяк, может…

– Лол, какой маньяк?! Ты совсем дура?

– Сексуальный маньяк! Не слышал?

– Сексуа-а-альный! Ого! А ты-то чего испугалась? В этой-то шапке?

Лола столько раз отбивала реплики Сережи, что давно должна была привыкнуть к его подколкам, но тут ее терпение разошлось, как сломавшаяся застежка-молния. Лола решительно двинулась за гаражи.

– Ло-ол! – на Полинин крик она даже не обернулась.

Она шла так быстро, как могла, не глядя под ноги – вступила в дерьмо, вспугнула отливавшего мужика, который промычал что-то бессвязное и, покачнувшись, уперся рукой в стену гаража, обогнула эти чертовы жестяные будки, прошла вдоль стены дома и остановилась у подъезда, где принялась остервенело тереть ботинком о полумертвую рыжую траву – не хотелось нести дерьмо в дом.

– Ло-ол!

Полина была удивлена, Сережа – просто зол.

– Так быстрее, я права! – бросила Лола и быстро поднялась по ступенькам. – А ты, Герасимов, ходи дальше без шапки, надеюсь, уши твои уродские когда-нибудь отморозятся и отвалятся. Лучше б член отвалился, но и уши сойдут.

Больше она не возвращалась домой с Полиной и Сергеем: дожидалась, когда они уйдут, а потом шла одна, иногда сворачивая за гаражи. Никто не смел говорить ничего насчет ее шапки.

В девятом классе они поехали в санаторий. Звучит прикольно, но на деле скучно и уныло: старый корпус, советская мебель, ужасные шкафчики с отваливающимися дверками, провисающие чуть ли не до пола кровати, которые многим парням были коротковаты – ступни торчали наружу, просунутые между железными прутьями спинок. Сергей жил в одной комнате с Владом и Андреем, в самом конце коридора. Девчонок поселили этажом выше.

– Так заведено испокон веков – чтоб кавалеры лазали в окна к дамам, рискуя сломать себе шею, – переигрывая, сказал пожилой воспитатель, встречавший их при заселении.

Сергей только пожал плечами: в окно к Полине он бы точно не полез. А если б и полез, то его, скорее всего, просто столкнула бы вниз Лолка Шарапова.

– Теоретически влезть в окно не так уж сложно, – начал умничать Влад, – если забраться на это дерево, а с него уже…

– На дерево не лезть ни в коем случае! – рявкнул приехавший вместе с ребятами физрук. – Оно, судя по всему, старое и сухое. Сук надломится, упадете – и вам пи… конец.

Все загоготали.

Дерево производило жутковатое впечатление. Это был дуб, наверное. Сергей не разбирался в деревьях. Если б на этом были листья, то, может, и получилось бы понять, дуб это или что-то другое; но листьев не было: в марте не до листьев. По виду так точно дуб – ствол толщиной в два обхвата, часть ветвей снизу спилили – наверное, они высохли, а может, кто-то реально по ним лазал. Сергей хотел пошутить про то, что этот дуб тут торчит со времен Толстого (в прошлом году они писали диктант, Борисовна сказала, что это знаменитый отрывок про дуб из «Войны и мира»), но не стал: стараясь сумничать, легче легкого обосраться и потом стать мишенью для чужих шуточек. Нет уж, увольте, это миссия Влада.

Хотя внутри здание было насквозь советским, снаружи еще можно было заметить, что это какой-то старинный особняк, правда, очень облезлый.

– Тут, наверное, была обсаженная деревьями подъездная дорожка, – заметил Влад, в этот раз не облажавшись.

– Да, тут были еще деревья, но слишком старые, могли упасть на дом, их все спилили, одно это осталось, – ответил воспитатель. Ей-богу, ему бы костюм из старых фильмов, и точно был бы дворецкий.

– Смотрите, у него – глаза! – неожиданно откуда-то выпрыгнула Полина. Сергей заметил ее красную куртку и растрепанные волосы (в хвост она их никогда не собирала). Пригревало, и куртку она расстегнула, под ней виднелся смешной полосатый свитер. Джинсы Полине были длинноваты и понизу уже выпачкались в грязи.

– Оно смотрит на нас, – эхом повторила выплывшая вслед за ней Лола Шарапова. Богатенькие родители купили ей модный серебристый пуховик, и она напоминала инопланетянку в скафандре.

– Я нравлюсь тебе, дерево? Я нравлюсь тебе? – Полина затанцевала вокруг дерева, взмахивая руками и кружась. Она была смешная и красивая одновременно, и кто-то из других, не из их класса, ребят сказал:

– Девочка на Алису из фильма похожа.

И, кажется, даже воспитатель кивнул. Все смотрели на нее и улыбались.

Сергей и сам закружился бы с ней, а потом поцеловал. Но ему всегда было неловко, не хотелось, чтоб кто-то знал… хотя все и так знали.

Ему не понравилось в санатории: стыдно признаться, но многое у Сергея получалось хуже других, например заправлять кровать. Ну, допустим, у Андрея отец бывший военный, вымуштровал его как надо, но даже Влад – и тот как-то умудрялся складки выровнять. А у Сергея получалось безнадежное убожество: простыня торчала – из-под пятницы суббота, как сказала бы бабушка Маргарита Иванна, а подушка… ну да, как лягушка, как в детском стишке. В ту огромную наволочку влезла бы даже Лолка вместе со своим пуховиком.

Кормили так себе: пюре водянистое, котлеты скорее из хлеба, чем из мяса. Из порции, бывало, только один горошек можно было есть без отвращения. Но – ели. Сергей, в первые дни тоскливо ковырявший вилкой в тарелке, уже через неделю стал есть как миленький: голод не тетка, а дурацкая фразочка взрослых про молодые, растущие организмы – это все-таки правда. Ну и Лолка всегда оставляла чистую тарелку, хотя уж она-то никогда не голодала. Из дома она привезла целый рюкзак со «Сникерсами», «Марсами» и «Баунти». Полина говорила, что у Лолы под подушкой всегда лежит что-то съедобное. Когда у нее закончились конфеты, она стала таскать из столовки хлеб. Офигеть – хлеб! Лолка и правда была ненормальная; вообще именно в санатории выяснилось, что у них в классе все какие-то с придурью. Например, у Андрея была иконка, которую он поставил на тумбочке. «Ты в бога веришь, что ли?» – спросил его Серега. «Мама дала», – ответил Андрей. Можно было, конечно, попробовать поприкалываться, но у Андрея такая вечно хмурая рожа, что ну его к черту, юмора точно не оценит. Влад привез колоду карт с голыми женщинами. Конечно, все парни их рассматривали, но привез-то он! Воспитатель их изъял и обещал отдать только в родительский день, из-за чего Владик проплакал полдня, как маленький, а потом достал тетрадку и стал в ней что-то строчить. Серега не мог не приколоться: