Целитель (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович - Страница 2

— Не собираюсь настаивать, — дёрнул опухшей щекой, по которой этот самый Акира пару раз душевно приложился, бывший комиссар, — Он теперь не моя головная боль.

— Было бы идеально, если бы это так и осталось, — сделал мутный намек Хаттори, а затем углубился в показатели наручного браслета, начав на нем что-то набирать. Повинуясь этим нажатиям, под плащом киборга что-то загудело, а затем послышались звуки шипения пневматических баллонов. Лицо человека, недавно перенесшего обширную трансплантацию клонированных органов, чуть расслабилось, а сам он откинулся на сиденье, прикрыв глаза.

— Ваша задача, генерал Соцуюки, остается прежней, ничем не выходя из русла ваших же прежних деклараций. Поддержание порядка любой ценой, ликвидация нарушителей… не мне вас учить. Однако, знайте — вы теперь не существуете. Никакой базы «Цукумогами», генерала Соцуюки, расстрельных команд, ничего этого не существует. Ваше взаимодействие с любыми структурами, кроме определенных каналов, невозможно. Для всего мира вас не существует. Есть только порядок.

— Вы сделали из меня охотничьего пса… — с досадой бросил живой мертвец, «расстрелянный неизвестными» прямо на пороге полицейского участка менее трех часов назад. Он всю жизнь действовал, стараясь подать пример окружающим, научить их чтить закон и порядок страны, вернуть всё на круги своя. И чем это кончилось? Он избит и посажен на цепь.

— Нет, генерал, вы им и были, — в голосе детектива промелькнули стальные нотки, — Просто теперь у вас развязаны руки и сомкнуты уста. Всё ради нашей страны.

Правильно говорят: «Никто не может причинить тебе боль большую, нежели самый близкий человек». В большинстве случаев я бы мог легко оспорить эту сентенцию, потому что относительно неплохо разбираюсь в пытках, особенно магических… но этот был особенным. Если один из самых близких тебе людей является психом с ярко выраженными садистскими наклонностями, то он, в какой-то мере, способен нивелировать любой возможный практический опыт причинения страданий. Просто своим талантом.

Рио Коджима улыбался мне ласково, почти нежно. Заподозрить наследника этой семьи в любви к мужеложеству я никак не мог, зато уверенно диагностировал зашкаливающее чувство гордости собственной персоной. Самодовольство «грязного блондина», как я его всегда называл за дурацкий цвет волос, изливалось в окружающее пространство свободной, полнокровной струей.

— Сдавайся, Акира, — почти проурчал он, залихватски пихая руки себе в карманы, — Сдавайся. У тебя нет шансов.

— Шансы есть всегда, — вяло возразил ему я, с унынием озираясь вокруг.

Нас тут было всего двое, марку было держать не перед кем. Проигрыш по всем статьям мне светил прямо в лицо.

— Не в этом случае, Кирью. Сдавайся.

Мы стояли посреди… нелегального жилого помещения. Относительно нелегального, так как всё здание целиком принадлежало непосредственно Коджима Котару, отцу Рио, а кроме того, в этом помещении никто и никогда не проживал. Тем не менее, вентиляция, обогрев, ремонт в минималистичном стиле, тут присутствовало все. Занести футон или кровать, расположить компьютер и спортивные снаряды, собрать шкаф для одежды, добавить компактную кухню из тех, что любят живущие в больших городах японцы… Дел на три часа, после чего это всё превратится в очень неплохой дом.

— Акира, мы оба знаем, что ты не привык к роскоши… — ухмылялся волком Рио, — … в том смысле, в котором ты её понимаешь. Но, дружище, посмотри мне в глаза и скажи честно — ты сможешь жить на тринадцати татами? Ну хотя бы на двадцати? А?

Когда-то у меня был партнер-хиккикомори, проживавший в стандартной для многих японцев комнатушке на тринадцать татами. Она, за исключением крошечного пятачка-кухни, представляла из себя помесь спального и компьютерного мест. Больше там поместиться ничего не могло. Двадцать татами считалось уже чем-то близким к норме в среде, где домой было принято приходить лишь спать. Сам я вырос в частном доме со своей семьей, а его жилая площадь была приблизительно сто сорок четыре квадратных метра.

Чуть меньше ста татами. Разница очевидна.

— Шесть комнат, восемьдесят три татами жилого места, — тем временем наслаждался собой Рио, — Тяжелая стальная дверь, есть секретный ход. Двенадцать минут до твоего старого дома, четырнадцать минут до школы. У тебя нет шансов, Акира Кирью! Признай это! Склонись перед моим величием!

Мне не хотелось склоняться. Очень сильно не хотелось, настолько, что аж ныла продырявленная заживающая грудь и ожоги от электричества, которыми меня совсем недавно одарили в одном заведении. Да и вообще, я сейчас знал, что само здание с десяток лет назад было выкуплено отцом этого блондинистого негодяя именно ради этого подвала, бывшего экспериментального бомбоубежища, которое частично перепланировали под бойлерную и душевые комнаты, а вторую часть, ту, где мы сейчас находимся, оформили как тайное убежище, где можно отсидеться хоть одному, хоть семьей. В профессии рода Коджима подобные места необходимы, но это очень давно утратило свою актуальность.

Проблема была в том, что утратила актуальность только предлагаемая мне «квартира», а вот остальное здание использовалось еще как.

В этом-то и была загвоздка.

— Ну как я могу взять деньги с лучшего друга? — яд почти капал с губ «грязного блондина», когда он это произносил, — Нет, невозможно, Акира. Никак. Но всего лишь за скромную долю твоего внимания, за толику времени — это место станет твоим домом настолько, насколько ты сам того пожелаешь. Тем более, что ты прекрасно знаешь всё, что нужно для этой работы. Хотя… какой работы? Мелочи…

Сволочь.

Бизнес семьи Коджима — женщины для шоу-бизнеса, то есть модели. Это основное направление с некоторыми побочными, не афишируемыми перед публикой, но суть здесь довольно проста: модельное агентство занимается моделями. Некоторые идут на подиум, некоторые поют с эстрады, кто-то уходит в невесты, а кто-то отправляется в публичные дома, желая хоть как-то задержаться в этом огромном и богатом на искушения мегаполисе. И, разумеется, всем этим девушкам нужно где-то жить, а никто не будет снимать квартиру в Токио каждой «заготовке». Вместо этого предпочитают их заселять в общежития.

То есть, над нашими с Рио головами находится четырехэтажное здание на два подъезда, по вечерам содержащее в себе порядка полутора сотен молодых женщин возрастом от шестнадцати до двадцати двух лет. Мне же предлагается занять должность помощника коменданта этого славного общежития, у которого будет одна главная цель — отгонять от этого цветника других «надевших черное», на которых молодые женщины куда более падки, чем на деньги.

— Мы теряем беременными до тридцати процентов этих тупых тел каждый год, Акира, — стал немного серьезнее Рио, — В последнее время стало еще поганее, потому как мелкие шлюхи потеряли последний стыд и не прочь иногда устроить групповуху. Что еще хуже, так это то, что бабы, распробовав вашего брата, и привыкнув к тому, что их долбят по пять-десять раз за выходной, смотрят на обычных смертных как на говно. Это тоже проблемы. Большие проблемы, друг.

Интерес, пусть даже щедро смазанный деньгами, должен быть взаимным. Без искры нет игры.

— И ты хочешь, чтобы я хотя бы не пропускал «надевших» внутрь? — грустно уточнил я.

— Да, Сиеко-оба-сан прекрасный комендант, но мы не можем выдать ей оружие, чтобы она стреляла по людям, хотя она давно просит, — покивал Рио, а потом, ухмыльнувшись, добавил, — Кроме того, я уверен в том, что девяносто процентов этих тупых мокрощелок втрескаются в тебя по уши, а узнав, что ты тоже модель и мой близкий друг — начнут из кожи вон лезть, чтобы ты обратил на них свое внимание. Мы сыграем на этом.

Шутки кончились, Рио показал своё истинное лицо, и мне так или иначе придётся ответить ему согласием. Даже не считая того, что я нахожусь в безвыходном (или тринадцать татами) положении, в последние дни Рио оказал моей семье множество неоценимых услуг (и продолжает оказывать), платить за которые ему буду я. Пусть тон, которым он рассказывает о проблемах агентства его отца, кажется легкомысленным, но относиться также я к этому не собираюсь.