Красная дорама 2 (СИ) - Кащеев Денис - Страница 6

— Спасибо вам, тетушка Мин! — искренне поблагодарил ее я.

Рука даже дернулась к карману — за голубенькой десятиюаневой купюрой, но движения я не завершил — почему-то показалось, что сейчас это будет не совсем уместно.

— Только зря я старалась, по большому счету, — продолжила между тем женщина. — На следующей неделе уже эти демоны подвалили, — показала она глазами на рабочих. — Велели предоставить фронт работ. Так я все твое там на футон сложила, свернула его и пленкой накрыла. Пленку они дали, — последовал новый кивок в сторону лесов. — Всем давали, кто просил. Сама так две недели жила: утром встала с футона, все добро на него, сверху — пленку. И — на улицу, свежим воздухом дышать. Вечером пленку подняла — и легла спать. И так по кругу, день за днем. Неделю, пока трубы меняли, в доме воды не было — цистерна приезжала, все во дворе умывались-полоскались. Висэнъсиль, — это она про туалет, — тоже на улице пришлось организовать… Так, что-то я отвлеклась, — одернула тут себя рассказчица. — Хотела ведь просто сказать, что вещи твои все в сохранности — ну, если, конечно, еще до меня чего не пропало… Во время… Ну, ты понял.

— Огромное спасибо, тетушка Мин! — повторно рассыпался я в благодарностях — и все же запустил руку в карман. — Не сочтите за бестактность, но это вам… За доставленное беспокойство.

Десять юаней благополучно перекочевали в ладонь инминбанчжан.

— Кстати, а заказ мне тут на днях из ателье не привозили? — сообразил спросить я затем — и, кажется, не сдержал кислой гримасы, живо представив дорогой костюм под грязной пленкой среди сваленного кучей — ну ладно, пусть даже аккуратно разложенного на футоне — барахла. Хотя откуда аккуратно, если футон потом еще и сворачивают?

— Чего не было, того не было, — покачала головой моя собеседница, ловко пряча полученные деньги.

Вот как? Странно… Хотя, может, мне его на работу отправили? Хорошо, если так — целее будет…

Блин! Работа, чтоб ее! Меня же Джу ждет — а я тут лясы точу!

— Ох, заговорили вы меня, тетушка Мин! — встрепенулся я. — А надо спешить — начальство вызвало. Хотел вот заскочить домой, глянуть, что там и как, но раз вы говорите, что в квартире все в порядке… — и если офисный костюм все равно сюда не привозили…

— Все в порядке — насколько возможно, — кивнула женщина. — Ну, беги, раз надо!.. Рада была тебя увидеть, Чон! Может, теперь и бабуля Пэк вернется…

— Будем надеяться, — кивнул я — и, любезно раскланявшись с собеседницей, вернулся к байку.

Шуганул облепившую его стайку любопытных школьников в алых галстуках (почему они, кстати, не на занятиях? Или на них Тридцатидневная битва не распространяется?), уселся в седло. Протерев визор, нацепил шлем — и дал по газам.

По пути в Пэктусан меня снова останавливали для проверки — аж четырежды. Всякий раз по одной и той же схеме: регулировщица повелительно машет жезлом, а другой полицейский изучает документы и задает дурацкие вопросы насчет байка — из серии: «Это же у вас американский Харлей-Дэвидсон, да? Что? Кавасаки „Вулкан“? Никогда не слышал о таком!„, 'А как быстро разгоняется?“, „А сколько 'ест“ бензина?» — ну и все в таком роде. Честно говоря, это уже понемногу начинало меня подбешивать. Неудивительно, что товар Ли-младшего не пользуется здесь у состоятельной публики спросом — тут разговоры разговариваешь чуть ли не дольше, чем по городу едешь!

В общем, созревшая было у меня соблазнительная идея регулярно добираться на работу своим ходом, на двух колесах, с каждым новым взмахом оранжевого (или классического полосатого, попадались и такие) жезла понемногу теряла свое первозданное очарование.

На одном из перекрестков, правда, вместо того, чтобы строго указать «мечом ситха» на тротуар, постовая лихо мне козырнула. Не знаю уж, была ли это одна из тех бедолаг, что неосторожно тормознули меня вечером первого мая с чудо-пропуском, после чего схлопотали выволочку от перепугавшегося напарника, или у девушки просто настроение оказалось игривое. Подсказать ответ на этот вопрос могло бы, наверное, выражение лица регулировщицы — испуганное, там, либо веселое — но его-то я как раз и не разглядел: мимику постовой надежно скрывал угловатый черный респиратор.

Я даже слегка удивился: задымления, как тогда, в апреле, в городе и в помине не наблюдалось, но затем будто бы и впрямь уловил в воздухе легкую желтоватую взвесь. Над рекой она вроде бы пропала, а на западном берегу, кажется, появилась снова. И последняя остановившая меня — уже всего в квартале от концерна — регулировщица тоже щеголяла в глухом респираторе. А вот предыдущие, кажется, спокойно несли службу с открытыми лицами…

Впрочем, их дело.

На территорию Пэктусан меня пропустили без вопросов — не успел я затормозить перед высокими металлическими воротами, как они уже принялись открываться мне навстречу. Тут я запоздало сообразил, что понятия не имею, куда полагается ехать дальше, по территории, но, на мое счастье, заблудиться там оказалось невозможно: узкий прямой проезд вывел меня аккурат к служебной парковке, где ожидали своих хозяев полтора десятка автомобилей, в основном — разного рода Мерседесов, но затесался среди них и один внедорожный Лексус.

Знакомого белого седана Джу Мун Хи на стоянке я, к слову, не заметил.

Скромно поставив байк в дальнем уголке двора, со шлемом в руках я направился в здание — вход внутрь поблизости имелся один-единственный. И вот тут у меня документы уже проверили со всей положенной тщательностью. А потом еще раз — у спецлифта на седьмой этаж. Дежуривший сегодня в кабине подтянутый охранник был мне незнаком, на мой непрезентабельный наряд он глянул с откровенным скепсисом, а вот на мотошлем, что называется, «сделал стойку» и внимательно осмотрел и ощупал чуть ли не каждый его квадратный сантиметр, изнутри и снаружи. Бомбу, что ли, искал?

Что поразило меня между этими двумя постами — всегда многолюдный Пэктусан выглядел нынче каким-то пришибленным, если не полувымершим. По пути от проходной к лифту — а конец там вышел немалый — в коридорах и на лестницах мне не встретилось и пары человек! Даже опытный цех, лязг оборудования которого обычно было слышно издалека, шумел сейчас будто в четверть силы. Нет, понятно: воскресенье — ну так Тридцатидневная битва же!

Неужели всех тут перестреляли во время первомайского кризиса? Глупая шутка, конечно — ну а что еще предположить?

Или это Джу хорошенько прошлась по завоеванному концерну с кадровой метлой, безжалостно вычищая из штата ненадежных сотрудников — как раз небось получится каждый второй, не считая каждого первого? С нее, с Джу, станется… Но как-то уж больно масштабно тогда. А работать кто будет?

Собственно, может, поэтому начальница, наломав сгоряча дров, и выдернула меня с больничного?

Так, впрочем, и не придя ни к какому выводу, я наконец переступил порог нашей приемной.

— Здравствуйте, товарищ Чон! — приветствовала меня из-под пальмы Пак — словно только и ждала моего появления.

Ее стол снова был здесь единственным — рабочее место Лим благополучно убрали, и сейчас на том пятачке стояли три эмалированных ведра, а в каждом красовалось по целой охапке крупных алых роз — десятка по два, если не по три на «вазу». Ничего себе! Кроме всего прочего, живые цветы тут, кажется, не особо приняты, в продаже я их за все время не видел ни разу — пхеньянцы почему-то предпочитают искусственные. А уж такие шикарные добыть…

Прямиком из Эквадора, что ли — или где их там выращивают на экспорт?

— Добрый день, товарищ Пак, — любезно улыбнулся я владычице приемной. — У вас сегодня какой-то праздник? — кивнул на роскошные букеты.

— Тридцатидневная весенняя битва — один сплошной праздник, — ответила секретарша — не без легкой усмешки. И продолжила: — Не хихикайте — вовсе не шучу! Цветы сюда уже вторую неделю каждое утро приносят! Не мне, конечно — товарищу Джу! От поклонника, как я понимаю.