Это могли быть мы - Макгоуэн Клер - Страница 54

– С ними все в порядке?

– Ну, если не считать папиного инфаркта.

– Что? – она вдруг ощутила укол боли.

– У папы в прошлом месяце был инфаркт. Ты, конечно, об этом не знаешь, потому что у нас нет даже твоего телефона. Мы можем видеть тебя по телевизору, но не можем связаться с тобой, когда у твоего отца инфаркт.

– Господи… У него все хорошо?

– Насколько можно было ожидать, – раздраженно ответила Элизабет.

– Что ты имеешь в виду? Он в больнице?

– Нет. Теперь в больнице почти не держат. Он дома, пьет таблетки. Ему нельзя волноваться.

– Думаешь, если я приеду, он переволнуется?

– Переволнуется? Наверное, это от тебя зависит.

Кейт ощущала, как чувство вины и скрытый смысл слов захлестывают ее волнами, не давая поднять голову.

– Послушай, я действительно очень хочу его повидать и понимаю, что должна… сказать многое, что накопилось за эти годы, и мне…

Ей не хотелось говорить, что ей жаль, потому что после этого она уже не смогла бы остановиться.

– …Если ты и они не против, то я хотела бы приехать.

– В смысле… завтра? Им не понравится, если я заявлюсь к ним на следующей неделе без предупреждения, а я живу всего в десяти минутах от них.

– Я ничего не ожидаю. Просто хочу приехать.

– Ну, это все здорово, конечно, но ты же их знаешь. Они поднимут большой шум. И угадай, кому придется бегать по магазинам, потому что папа болен, а мама не может прочитать этикетки без очков и постоянно покупает обезжиренные продукты. Конечно же, мне.

Кейт чувствовала, что сестре нравится эта возможность поменяться ролями и хоть раз отыграться на ней.

– Не стоит беспокойства. Но ты можешь у них спросить? Можно ли мне?

– Но как ты сюда доберешься? – озадаченно спросила Элизабет.

Ее беспомощность всегда раздражала. Уж с двумя-то детьми можно было иметь представление о том, как жить в этом мире.

– Сяду на поезд. Возьму машину напрокат в аэропорту. Не знаю.

– Вот так просто…

– Ну, да. А как иначе? Так все люди делают.

– Только не те, кого я знаю.

Нет. Они бы заказали машину за несколько месяцев через сайт со скидками, распечатали карты, взяли бы напрокат навигатор. Ее всегда утомляла тревожность родных. Кейт не собиралась снова втягиваться в это.

– Спасибо. Я буду очень благодарна. И… я хотела бы повидаться и с тобой. И, может быть, с детьми?

– То есть с племянницей и племянником. Которых ты даже никогда не видела!

– Знаю. И хочу исправить это упущение. Извини, но мне пора. Нужно еще взять билет на самолет.

– Ты еще даже билет не купила?! – взвизгнула Элизабет. – Боже, понятия не имею, в каком мире ты живешь!

– Ну, это уже моя забота. Это мой номер. Может, напишешь мне подробности? Спасибо.

И она отключилась, пока дело не дошло до настоящей перепалки. Она понимала, что на той стороне пороха предостаточно.

Теперь она смотрела на кресло напротив, где сидел ее муж. Сразу после взлета он отгородился от нее и не сказал ей ни слова, видимо, злясь, что она все же влезла в самолет вместе с ним. Прямо как по пути в Лос-Анджелес, когда она оставила позади прежнюю жизнь. В приступе тревожного мазохизма она достала из ручной клади сигнальный экземпляр книги Эндрю. Ее пальцы скользнули по его имени на обложке, прежде чем она погрузилась в чтение, словно ныряльщик.

«Врачи почти ничего не могли нам сказать. Они были добры, участливы, но работали вслепую. Если болезнь даже не имеет названия, как ее лечить?»

Хм… Кейт это помнила совсем иначе. Когда родилась Кирсти, врачи держались высокомерно и снисходительно, если не откровенно жестоко. Неужели эта книга была просто собранием лжи? Она перелистнула несколько страниц.

«Должен признать, я не верил, что Кирсти когда-нибудь научится общаться. В ее ранние годы надежды было мало. Это Оливия убедила меня попробовать».

Оливия. Та самая Оливия? Ее Оливия? Неужели она все еще там, на том самом месте, где ее оставила Кейт? Боже, в своей записке она просила приглядеть за детьми день, максимум – неделю. Но не пятнадцать же лет! Что это значило? Они вместе? Возможно ли? Это казалось немыслимым. Но откуда ей знать? Поэтому-то она и не хотела возвращаться, даже оглядываться назад. Люди, которые для нее навечно застыли в янтаре, явно не были застывшими.

Эндрю и Оливия. Это невозможно. Нет.

Кейт вернулась к книге в поисках упоминаний себя.

«Я остался один с Адамом и Кирсти, когда им было семь и пять, и это были непростые годы».

Вот и все. Не удостоил ее даже местоимения.

Она продолжала листать, то погружаясь в чтение, то отвлекаясь, слишком страшась боли, чтобы читать внимательно. Неужели Кирсти, описанная в книге, существовала на самом деле? Со своими симпатиями и антипатиями, заливистым смехом – маленькая личность? Посылающая ему воздушные поцелуи и улыбающаяся при виде него? Способная сказать, что она голодна или замерзла, или хочет игрушку?

«Как это несправедливо». Старая мысль оглушила Кейт по-новому. Сбежав, она сама отказалась от любых прав на справедливость. Но этот ребенок совершенно не напоминал ту Кирсти, которую помнила она – кричащую, плачущую, страдающую припадками. Ощущение, что это тело – лишь пустая оболочка, не способная общаться и постоянно грозящая умереть. Ей не досталось ничего – ни любви, ни смеха, ни общения. Просто осознания, что Кирсти понимает, кто она такая. Тогда она была бы готова отдать за это что угодно. Неужели ей просто не хватило терпения? Когда она ушла, Кирсти было всего пять. Их убеждали, что она никогда не сможет говорить, разве не так? Неужели ей просто нужно было надеяться сильнее?

Кейт вздохнула и убрала книгу в сумку, с глаз долой. Гадать не было смысла, пока она не приедет и не увидит все собственными глазами. Хоть она и не была уверена, что увидится с ними. Или что они захотят с ней увидеться.

Она подумывала подключиться к сети в самолете, чтобы проверить, как дела у Трикси, и, может быть, написать письмо Сьюзи. Она была уверена, что Сьюзи бы поддержала ее кучей мемов на основе цитат, приписываемых персидским мистикам. Сегодня у нее была намечена очередная акция протеста по поводу слухов о том, что верховный суд собирается отменить вердикт по делу Роу против Уэйда, от участия в которой Кейт уклонилась. Хоть ее и угнетала мысль, что все их страхи шестилетней давности так быстро сбылись, в глубине души Кейт чувствовала облегчение, что ее там нет. Пусть она и поддерживала право на аборт, и для этого у нее было оснований побольше, чем у многих других, ей всегда казалось, что на акциях протеста она отыгрывает роль. Она не знала, действительно ли ее можно считать человеком, которого судьбы незнакомых людей беспокоят настолько, чтобы выходить на марши и махать флагами. Сьюзи, казалось, обладала неистощимым запасом участия и злости, наверное, потому что сама была одинокой и бездетной. Кейт вдруг поняла, что Сьюзи стала для нее новой Оливией, хоть эти женщины были совершенно несхожи между собой. Она успокаивала себя тем, что жизнь в Лос-Анджелесе была настоящей, а не бледной тенью того, что было у нее в Англии. Здесь были друзья, даже семья. Здесь рядом всегда были люди, скольких бы ты ни оставила в прошлом.

Толпа вокруг обступала, словно бурные морские воды. Опасно.

– Все в порядке? – одними губами спросила Сьюзи.

Кейт кивнула. Она подняла руки и поправила на голове вязаную розовую шапочку в форме вагины, если можно было утверждать, что у вагины есть форма. Она понимала, что шапочки выглядят очень глупо и ставят под сомнение серьезность вопроса.

Кейт старалась не обращать внимания на растущее возбуждение толпы, запах немытых тел от некоторых протестующих, орфографические ошибки на транспарантах. Они испытывали одновременно возбуждение и ярость, примеряя на себя роль активистов, сражаясь за то, что их поколение считало само собой разумеющимся. Но никто из них не знал, как о чем-то просить, писать письма или обзванивать кого-то. Им не приходилось сражаться. Полученное право усыпило их бдительность. Кейт точно не знала, чего они сегодня требуют. Тот человек собирался попасть в Белый дом вопреки всему. Ходили слухи, что русские взломали машины для голосования, но Кейт в это не верила. Как и в ее родной стране, все просто шло под откос. Тучные годы закончились. И вот они вышли на марш, чтобы показать, что им это не нравится. Ярость скрывала захлестывавший всех ужас. Неужели все это происходит с нами на самом деле? Кейт в последнее время часто слышала о «Рассказе служанки» – книге, которую когда-то читала в колледже, но жизнь в Америке, казалось, действительно потихоньку начинала двигаться в этом направлении. Люди предпочитали говорить об этом в виде шуток или мемов в интернете, но страх был реален и только усиливался. Пошли разговоры о запрете на аборты и даже на контрацепцию, об отмене однополых браков почти сразу же после их разрешения. Неужели именно так все и рушится – шутишь, шутишь, и вдруг наступает момент, когда поднимаешь голову, и шуточки оказываются правдой?