Вековые тайны живописи. Ключи к великим шедеврам - Легран Елена - Страница 3

Вот о чем говорит людям Дюрер своим знаменитым «Автопортретом». Он ни в коем случае не подменяет собой Христа, а напротив, указывает на себя как на избранного воплотителя Его воли. Но люди, видя силу его таланта, сами наделили художника атрибутами божественного воплощения. Дюрер всего лишь смотрит на себя в зеркало, стоящее прямо напротив него (отчего, кстати, взгляд его уходит чуть левее нас, не встречаясь с нами глазами), но мы уже видим в нем «бесстрастную маску божества», как пишут некоторые исследователи. Он всего лишь придерживает длинными изящными пальцами рисовальщика меховую оторочку своего кафтана, а мы уже подмечаем у него «благословляющий жест». Мы, зрители, сами признали в художнике Христа, сами обожествили его и сами же затем обвинили в честолюбии и богохульстве.

А Дюрер всего лишь написал свой автопортрет.

И наконец, очень важная деталь, о которой мы почему-то часто забываем. У современников «Автопортрет в одежде, отделанной мехом» не вызвал никаких подозрений насчет «богохульного тщеславия» автора. Он не был подвергнут критике, не стал предметом осуждения или даже упрека. Напротив, занял достойное место в стенах мэрии Нюрнберга, где оставался вплоть до конца XVIII века как гордое напоминание о том, что Альбрехт Дюрер, художник и гравер, жил и работал во славу Божью в стенах доброго города Нюрнберга, прославив его в веках.

В мире искусства, как и в мире истории, есть герои и антигерои. Перед нами Ева – одна из главных антигероинь христианства. Она же – самая сексуальная и обворожительная женщина религиозной живописи. Она же – если и не источник, то однозначно проводник абсолютного зла в наш мир. Ведь именно она, соблазненная змеем, первой сорвала и вкусила плод с древа познания Добра и Зла в Эдемском саду, чтобы затем уговорить Адама также нарушить запрет. Она стоит у истоков того самого первородного греха[15], что изгнал людей из Рая на землю, заставил терпеть невзгоды и наполнил мир грехами. Этот первородный грех затем придет искупать своей кровью Христос.

https://images.eksmo.ru/images/vekovye-tayny-zhivopisi/kranah.jpg

Лукас Кранах Старший

Адам и Ева

После 1537, Королевские музеи изобразительных искусств Бельгии, Брюссель

Иными словами, Ева – пренеприятнейший персонаж.

И в то же время – персонаж чарующий, олицетворение соблазна (в том числе и плотского), красоты и изящества, образ сильной женщины, перед обаянием которой не может устоять мужчина. Ведь не силой, а уговорами и умелым искушением она всучила Адаму злополучный плод, ставший причиной стольких несчастий!

Стоит ли после этого удивляться той притягательной власти, которую образ Евы имел над художниками, начиная с эпохи Возрождения! Тем более что христианство предоставляло так мало возможностей для изображения прекрасного женского тела во всем его великолепии. Ева же давала к тому отличный повод, которым не преминули воспользоваться многие и многие великие живописцы.

Но обратиться к образу коварной искусительницы я хочу именно через картину немецкого живописца и гравера, современника и земляка Дюрера Лукаса Кранаха[16].

Сосчитать количество написанных им картин под условным названием «Адам и Ева» – дело сложное, так как немалое их количество находится в частных коллекциях. Поэтому ограничимся удобным и ни к чему не обязывающим выражением «несколько десятков», иными словами – много, реально много для одного сюжета одного мастера. Мы с равным успехом можем взять для анализа любую из них: они очень похожи и эстетически, и символически. Но надо сделать выбор.

Выбор мой пал на диптих[17], написанный Кранахом после 1537 года и хранящийся сейчас в Брюсселе. Это простой и довольно понятный образ. Таким он и задумывался – простым и понятным, поскольку создатель его был не только последователем Реформации церкви и адептом учения Мартина Лютера, но и близким другом самого Лютера, крестным одного из его детей и иллюстратором переведенной им на немецкий язык Библии. Картины Кранаха на сюжеты Священного Писания должны были разговаривать со зрителем, рассказывать историю через образы так, чтобы она была понятной всем без исключения слоям общества.

Однако при всей своей кажущейся простоте диптих «Адам и Ева» может сказать нам чуть больше, чем буквальная иллюстрация истории грехопадения.

Сначала давайте разберемся, одна перед нами картина или две? Находятся ли персонажи Адама и Евы в едином пространстве и временном промежутке или это разные моменты действия?

Мы видим дерево. Оно действительно ровно посередине и композиционно разделяет, но в то же время соединяет персонажей, показывая, что они находятся в одном и том же пространстве. Здесь все вроде бы ясно. Теперь обратим внимание на время действия и на само действие.

Кокетливо улыбаясь, Ева смотрит перед собой. На Адама ли направлен ее взгляд? Нет! Она смотрит на змея! С ним она вступает в общение. Он уже совершенно убедил ее, что не будет беды, если она попробует сладкий плод, и она настолько поддалась соблазну, что схватила сразу два. Левой рукой она прячет за спиной второе яблоко. Не Адаму ли оно предназначается? Мы знаем по Книге Бытия, что плоды с древа познания Добра и Зла по наущению змея сорвала Ева и затем уже дала их Адаму[18]. То есть змей общался исключительно с Евой. В сцене угощения плодом Адама он уже не присутствовал. И Кранах буквально следует тексту Писания: в левой части диптиха Адам стоит у дерева, на котором никакого змея нет. В отличие от Евы, общающейся с рептилией на правой картине.

Ева Кранаха не только совершенно обнажена, что было ново для Северной Европы в первой половине XVI века, она еще и крайне соблазнительна, причем соблазнительна дьявольски. Посмотрите сперва на ее тонкую обольстительную улыбку, а затем переведите взгляд на змея – и вы уже не сможете отделаться от ощущения, что очертания губ Евы зеркально отражают тонкую линию рта дьявольского создания. Помните, с чего мы начали разговор о Кранахе? Ева – проводник зла, вошедшего в наш мир через нее. Фактически Ева и есть тот змей-искуситель, что через несколько минут погубит Адама и тем самым вынесет приговор человечеству.

А что же Адам? Он существует в своем пространстве отдельно от Евы. Мы видим его также с яблоком в руках, взгляд его устремлен вверх, словно он замер на мгновение в задумчивости. Его поза скромна, даже безвольна. Контраст с уверенной в себе торжествующей Евой-соблазнительницей разителен. Он сомневается? Чувствует недоброе?

По тому, как Адам прикрывает свою наготу, можно было бы заключить, что яблоко он уже отведал и вместе со знанием о Добре и Зле к нему пришло чувство стыда[19]. Но эта красиво выстроенная логическая цепочка разбивается, увы, о канон изображения обнаженных фигур в благочестивом XVI веке: прикрыть наготу Адама требовал от Кранаха не сюжет, а правила приличия его эпохи и страны. Так что яблоко еще не откушено – грех пока не совершен.

Но он совершится. Первые люди будут изгнаны из Рая на землю, которая превратится в обитель греха до тех пор, пока Спаситель не явится к людям и не искупит своей жертвенностью все грехи человеческие и прежде всего первородный грех первых людей.

Это говорю вам не я, а Лукас Кранах – посредством изображения оленя, присутствующего безучастным зрителем в правой части диптиха. Олень в христианской традиции является одним из символических изображений Христа (наряду с рыбой или ягненком). Чаще всего олень топчет копытами змею, символ дьявола. На картине Кранаха есть змея и есть олень. Однако время оленя еще не пришло, и потому в пространстве Евы царит змей. Но спасение будет обязательно! – напоминает нам художник через изображение этого животного.