Богатырь сентября - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 58

– Что случилось, государыня-царица?

– Ведьма возле города рыщет, Васенька, – переводя дух, сказала Елена. – Беду нам пророчит. Ты стрельцам прикажи, чтобы в город ее не пускали. Увидят птицу-лебедь, что захочет на стену или на башню сесть или в сам город залететь – пусть бьют по ней из пищалей, рубят бердышами и саблями секут, только не пускают. Большая беда нам от нее может выйти.

– Прикажу, государыня, будут следит днем и ночью! – Васька почтительно взял ее за руку. – На тебе лица нет, видно, напугала сильно. Пойдем-ка, я тебя во дворец провожу.

Прошло еще несколько дней. Елена каждый день спрашивала у Васьки, не объявлялась ли ведьма, он клялся, что близ городских стен та не показывалась. Зато стрельцы доносили, что в городе зреют страхи и ожидание близкой беды. Мол, на всех торгах толкуют про какую-то чудовищную осадную башню и что жить Деметрию-граду осталось три дня.

Снова явился глашатай от Зензевея, повторил предложение: Елене сдать Деметрий-град и выйти за него, тогда он всех помилует. Елена снова отвергла такой договор, но вскоре узнала, что в городе ее упорством недовольны. Мол, бабы кричат, чего уж упираться, лучше царице за Зензевея выйти, чем всем пропасть.

– И то, государыня-царица, когда война на дворе, что же ты одна-то сделаешь, как оборонишь нас? – сказала боярыня Улита, передав ей эти слухи. – Уж не хочешь за Зензевея, так из своих мужа выбери. Хотя бы Васька мой – чем тебе будет нехорош? Государь наш батюшка ему во всем доверял, они с детских лет были приятели. Знал бы, сам бы тебе сказал: иди за Ваську, пусть он царем будет и Деметрий-град от ворога спасет. Он и сам, Васенька-то, с тебя глаз не сводит, все во дворце пропадает, такая, говорит, царица у нас ныне добрая да милостивая, я-де за нее в огонь и воду кинусь…

– Да разве захочет Васька у Салтана, друга своего, жену увести? – Елена пришла в изумление.

– Так ведь нет, поди, государя нашего на белом свете! – Боярыня Улита горестно скривилась и вынула платок, собираясь пустить слезу. – Уж кабы был в живых, так за два года объявился бы, весточку бы о себе прислал!

– Кто тебя этому научил? – закричала Елена. – Кто тебе сказал, что Салтан не вернется?

Кикнида? Все же пробралась как-то в город, распускает губительные слухи?

– О том слухом земля полнится, матушка! – заявила боярыня Улита, хотя сама легко годилась в матушки Елене. – Весь Деметрий-град уже ведает. Нету кормильца нашего, надежи-государя! Одна ты наша надежда теперь, на тебя и уповаем! Не можешь ты в чисто поле выйти и рати саблей вострой побить, так выходи за Зензевея, авось он на радостях нас помилует!

На закате Елена вышла из дворца, взяв с собой только двух служанок. Деметрий-град был тих и угрюм, и Елена прятала лицо, не желая быть узнанной. Она шла к морю, в гавань, где теснились корабли, захваченные в городе войной. Ушла на самый дальний причал, почти пустой, за ним уже высилась стена, вдававшаяся в море.

Служанок она оставила поодаль, а сама прошла на самый конец причала. Солнце садилось, касалось морской глади нижним краем, будто пробуя воду перед тем как нырнуть – не слишком ли холодна? Золотые широкие блики качались на темно-синих волнах, уводя к багровой полосе на горизонте, и солнце купалось в ней, как золотой глаз. Выше начиналась синева ночного неба, и никогда еще небо и море не казалось такими близкими одно к другому.

«Ты волна моя, волна…» – вспомнилась Елене мольба Гвидона, к которой прислушались волны, дочери Царя Морского. Он научился говорить в бочке – разом, будто от рождения умел. И сам понял, кого нужно звать на помощь. Разве может быть, чтобы этот чудесный юноша сгинул, затоптанный какими-то волотами, словно букашка?

Собравшись с духом, Елена закричала:

– Сыновья и дочки Царя Морского! Выйдите, покажитесь, со мной крепко подружитесь! Ради Салтана Салтановича, друга Понтархова, услышьте меня!

Она ждала, вглядываясь в воду. Показалось, что волны побежали быстрее, сильнее забились о сваи, будто под водой движется что-то огромное, и стало жутко. Потом вода сильно заиграла перед причалом, и над водой показалась морская дева – белокожая, одетая в платье из жемчужной чешуи, с волосами такой длины, что они плыли за ней подобно тем полотнам, что раскладывают по земле белить под первым снегом. Большие глаза девы сияли бирюзой, на шее было ожерелье из красных кораллов.

– Кто зовет нас? – звонким, похожим на птичий голос окликнула она.

– Это я, Елена, царица из Деметрия-града. Сделай милость, позови ко мне твоего брата Стримона! Или Меандра. Скажи, я молю их помочь мне.

– Хорошо! – И морская дева нырнула, выбросив в воздух длинный серебристый хвост.

Елена снова стала ждать. Солнце опускалось все ниже, и, когда перед причалом вынырнула еще одна длинноволосая голова, она с трудом различила знакомый облик Стримона.

– Здравствуй, царица!

Он махнул рукой, оросив ее брызгами, а потом волна подбросила его, будто конь, и Стримон сел на край причала. Голубоватый хвост его свешивался в воду, с длинных волос цвета морской пены текла вода.

– Здравствуй, Стримон! – Елена обрадовалась ему, будто брату родному, глубоко вдохнула идущий от него запах моря. – Два раза ты уже помог мне, в третий помоги. Принесла нам слухи царевна Кикнида, будто они оба… – Елена сглотнула, – и Салтан, и сын наш Гвидон… будто их в живых уж нет. Может, ты что-то о них знаешь? Или братья твои знают? Сестры? Понуждают меня замуж идти за Зензевея, чтобы город наш от лютой гибели избавить. Но как же я могу, если муж мой жив?

– А если нет? – сочувственно спросил Стримон. – Ведь немало времени прошло…

– Если нет – лучше я в море брошусь. Примите меня к себе?

Стримон ухмыльнулся, подумал, потом сказал:

– Кабы не приказал нам всем отец о Салтане заботиться… Жди.

Он прыгнул с причала, канул в воду и исчез. Елена снова стала ждать. Устав стоять, села на влажные доски. Солнце почти совсем село, море и небо потемнели, только узкая багряная полоска теперь разделяла их.

Когда у нее появились гости, она не сразу заметила в темноте.

– Эй, царица! – окликнул ее голос Стримона. – Вот я привел тех, кто тебе поможет.

Елена свесилась с края причала и вгляделась в воду. Прямо под ней на волнах качались трое: Стримона она узнала по светлым волосам и широким плечам, еще двое были ей незнакомы.

– Вот сестра моя Лета. – Стримон показал ей светловолосую морскую деву. – Она живет в Забыть-реке. Спроси у нее, не видала ли она Салтана и Гвидона.

– Кто это? – удивилась Лета, когда Елена задала ей вопрос. – Нет, я таких не помню. Много народа проходит каждый день через мои воды, разве я могу знать всех?

– Что это у тебя? – Елена вдруг заметила на груди у морской девы пятнышко света, играющее знакомыми изумрудными переливами.

Точь-в-точь как те камешки, что вынимала из золотых орехов белка в хрустальном домике под елью. Где-то теперь та милая белочка!

– Это мне подарили… – задумчиво начала Лета. – О! Ты говоришь, царь Салтан и князь Гвидон? Один смуглый, с золотой серьгой в ухе, другой светловолосый, с солнцем в волосах? Да, я видела их. Их привел ко мне Меандр. Они прошли через избушку Ткачихи…

– Какой Ткачихи? – вырвалось у Елены.

Сестра ее Варвара, искусная ткачиха, тоже за эти два года не объявилась.

– У той, что из туманов забвения и дыма погребальных костров ткет саваны для непогребенных мертвецов. Я провела их к Волотовы горам. Там они вышли из лодки, и больше я их не видела.

– Давно это было?

– А что значит – давно?

Понятия о времени Лета была совершенно лишена. У Елены гулко билось сердце: пока слова Кикниды отчасти подтверждались, Салтан и Гвидон ушли в Волотовы горы. Но что с ними сталось дальше?

– В Волотовых горах живет кто-то из вашего рода? – в волнении спросила она у Стримона. – Кто мог бы видеть их.

– Нет, но я привел того, кто знает, живы ли они. Стикс! – окликнул Стримон. – Это самый сумрачный наш брат. По-вашему его имя – Смород-река.