Богатырь сентября - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 33

– Ты врешь! – уверенно ответил Гвидон. – Не может этого быть. Кика меня любит. Может, тот волот и ждал, пока она в городе воцарится, может, ему город мой Лебедин был нужен, вот он и украл его с Кикой вместе. Теперь она у него в полоне томится и меня ждет.

– Болван ты, а не князь! – сердито ответила Смарагда. – Ступай с отцом домой, живи как все люди. Будешь цел. А пустишься в Волотовы горы – и голову там сложишь.

– А что же твоя мать нас туда послала? Тебя вот дала, – Гвидон прикоснулся к мешочку, который так и носил на шее, – только в виде ореха. Клялась Алатырь-камнем, что хочет Кику вернуть и будет нам помогать!

– Моя мать хочет, чтобы Кика была за тобой замужем! – в третий раз повторила Смарагда. – Только жить вы с ней должны в Волотовых горах. Она и думает: ты придешь туда, Кику у Тарха выменяешь… а потом он в белый свет уйдет, а ты в Подземье навек останешься! Вот чего мать хочет! Чтобы сложилось все, как назначено было. Кика ей помешала, к другому мужу сбежала. Вот она и думает теперь твоими руками дело поправить.

– Не верю я тебе, – угрюмо ответил Гвидон. – Вижу, ты сестру не любишь. Может, завидуешь? У моей матери сестры тоже так ей завидовали, что она царицей стала, а они нет, что от злости в чудовищ превратились! Мы уж одну встретили…

– Я завидую? – Смарагда вскочила на ноги, ее рыжие волосы взметнулись пламенным крылом. – Чему завидовать-то? Я лучше белкой всю жизнь буду скакать, чем в Волотовых горах жить и это чудище любить!

– А не завидуешь, то научи, как мне в Волотовы горы попасть поскорее.

– Попадешь туда – сам увидишь, что я правду говорю, да поздно будет!

– Знаешь дорогу – проведи. А иначе, – Гвидон жестко усмехнулся, – будешь у меня весь день плясать и песенки петь. Во саду ли, в огороде! Ты ведь мне отказать не можешь, да? Такое на тебя заклятье наложили, а иначе ты давно бы бросила эти пляски.

Смарагда насупилась, и Гвидон понял, что угадал.

– Вот то-то же, – с удовлетворением сказал он. – Покажи дорогу – и скачи куда хочешь.

В это время гора-туча у них за спиной растворилась, наружу вышли оба брата-кузнеца. Гвидон и Смарагда разом обернулись, потом поспешили к ним. У одного из братьев сверкали в руках три стрелы, целиком из золота. Багряные отблески пробегали по ним, даже на расстоянии ощущался исходящий от них жар.

– Готова работа! Принимай, молодец!

Гвидон осторожно принял стрелы. На ощупь они были горячими, но терпимо.

– Спасибо вам, братья-кузнецы! Смара! – властно окликнул Гвидон.

Он обернулся к девушке, вынул из-за пазухи три последних ореха и протянул ей. Она вздохнула, взяла их и по очереди разгрызла. Чудесную способность она сохраняла и в человеческом облике – в ее ладони оказалась горсть золотых осколков и три сверкающих светло-зеленых камня.

– Примите за труд, господа кузнецы! – сказал Гвидон, а Смарагда передала сокровище братьям.

– Вот еще возьми! – Один вручил Гвидону небольшой узкий колчан из темно-синей кожи. – Сюда убери, в этом колчане никакой ворог твои стрелы раньше времени не учует! Пусть хорошо послужит! Бывайте здоровы!

Кузнецы поклонились и скрылись в своей туче. Гвидон спрятал стрелы и повесил новый колчан на плечо.

– Ну, пойдем назад, Мили… Смарагда. Чай, батюшка меня заждался.

Сидя под стволом исполинского дуба, Салтан не замечал времени. Ему не хотелось ни есть, ни спать, но чувствовал он себя так бодро, как будто и ел, и спал. От дуба открывался вид, как казалось, на половину света белого – а может, так оно и было. Бесконечно можно было рассматривать леса, поля, луга, реки, море с кораблями, города и села где-то далеко внизу. Порой ветром нагоняло облака, белые и серые, и он ясно видел хрустальные слои один над другим, по которому небесные овцы перемещались. Видел он, как колесница Солнце-князя опустилась, как худеющая Луна явилась на смену своему супругу, как играли вокруг нее звездочки. Как потом потеснили их зорьки в розовых сарафанах, погнали в небесные луга белых овечек, а потом и Солнце-князь снова выехал, чтобы повторить свой ежедневный путь.

Сияющая колесница была уже довольно высоко, когда вдали показалась черная точка – и она приближалась. Движимый предчувствием, Салтан приподнялся. Точка росла, стали видны очертания большой птицы. Он подумал было о Тилгане, но нет – это был не черный коршун с его раздвоенным хвостом. Эта птица имела широкие крылья и маленькую головку на длинной шее. Да это же лебедь! Уж не Кикнида ли вернулась, сама вырвавшись из плена! Салтан встал на ноги. Птица снижалась, и теперь, когда солнечные лучи не слепили глаза, он рассмотрел: она не белая, она черная…

Этого облика Салтан никогда еще не видел, но безошибочно угадал, кто к нему пожаловал. И когда черная лебедь, немного не долетев до земли, хитро извернулась и чуть ли не в объятия к нему упала чародейка Медоуса, ничуть не удивился.

В этот раз Медоуса приняла облик зрелой женщины с легкой сединой в черных косах. На ней было широкое платье темно-синего шелка, с широкими откидными рукавами; передняя часть платья, подол, рукава были оторочены черным соболем, а по внутреннему краю оторочки шла широкая полоса жемчужного шитья. «Живая женщина с такой тяжестью не взлетит!» – мельком подумал Салтан. Да и настоящее ли это платье, или чародейка лишь морок наводит? Из-под верхних рукавов виднелись нижние, белого с золотым отливом шелка, тоже широкие, собранные складками к узкому опястью.

– Здравствуй, царь-государь! – Медоуса пылко обняла Салтана, а он чуть заметно поморщился: после пережитого не доверял этой любви. Кто же, как не Медоуса, и направил его прямехонько на стол к обезумевшей поварихе Ироиде? – Или ты мне не рад?

– Не ждал тебя тут увидеть, – сдержанно ответил Салтан, не зная, чего ожидать в этот раз.

– Да и я не ждала, что тебя тут увижу! – Медоуса села возле дуба и жестом пригласила Салтана сесть рядом. Раскинула по траве подол платья и рукава и снова стала напоминать крылатую птицу-лебедь. – Как же вас сюда занесло-то, любезные вы мои! Ведь совсем в другую сторону путь ваш лежал!

– У мужа спрашивай. Мы шли, куда было сказано, да он налетел на нас, хотел золотой орех отнять. Отнять не отнял, да выронил и расколол. Что нам было толку идти к волотам с пустыми руками? Коли выкупа нет – надобно оружие искать. Вот белка и привела нас… Что же вы с Тилганом в разные стороны тянете: ты одного хочешь, он другого…

– А того, что я дочерям добра желаю, а Тилган у них на поводу идет и всем их прихотям потакает! – сварливо отрезала Медоуса.

От досады ее лицо вдруг постарело, морщины стали глубже.

– У тебя, матушка, от злости нос растет, – мягко сообщил Салтан. – Улыбнись-ка, а то вовсе в Бабариху превратишься.

– А ты не хочешь меня Бабарихой видеть? – Медоуса и впрямь повеселела, подмигнула ему и помолодела лет на десять. – Так-то лучше будет?

– Ты, что ли, соскучилась по мне? – недоверчиво улыбнулся Салтан. – Чего примчалась?

– Ах, сватушка! – Медоуса всплеснула руками и приняла скорбный вид. – Давай с тобой совет держать: как нам с детьми нашими быть непослушливыми, непокорными?

– Да мой ничего вроде… – со сдержанной гордостью отца взрослого сына начал Салтан.

– Ты еще всего не знаешь! Слушай! Две дочери у меня: Кикнида и Смарагда. Как узнала я, что в темном свете родился князь для белого света, а в белом – для темного, так и подумала: отчего бы моим дочкам обеим царицами не стать?

Салтан невольно улыбнулся: вот так же рассуждали и боярыни Деметрия-града, когда заметили, что юный их царь подрос и сделался женихом.

– И задумала я так: Кикнида, старшая, выйдет за твоего сына. Гвидону суждено в темном свете править, и она с ним будет там царицей, как ей, старшей, полагается…

– Стой! – Салтан нахмурился и сжал ее руку. – Ты знала? Знала, что Гвидону в темном свете жить?

– Так я тебе уж говорила об этом! Помнишь, как был ты у меня в гостях… – Медоуса улыбнулась с игривым намеком.