Выбери любимый жанр

Во тьме окаянной - Строганов Михаил - Страница 27


Изменить размер шрифта:

27

– Чудо, чудо! Господь не токмо Данилу очухал, но и на ноги поставил! – еще издали закричал подходящий к избе казак и бросился со всех ног к стоящему на пороге Карему, крепко обхватил, едва не роняя на пол. – Христос Воскресе!

– Воистину… Ты ли это, Василько? – Карий коснулся его лица. – Не могу лиц различить…

– Ничего, прозришь! – Казак скинул кафтан и набросил его Даниле на плечи. – Кто долго в яме сидит, тоже слепнет, да не навсегда, а лишь на малое время.

– В яме… – повторил Карий, силясь припомнить омороченное время. – Что же со мной сталось?

– Как что? Бабу враг послал, да бабской червоточиной тебя и достал! – выругался казак. – Прости, Господи, в святой день даже их племя ругать грешно!

– Чем же, Василько, тебе бабы не угодили?

– Погодь, узнаешь еще…

Подошедший Снегов похристосовался с Данилой, протягивая ему крашенное в луковой шелухе пасхальное яйцо:

– Не слушай, сгоряча сказано. – Савва взял Карего под руку и повел в избу. – Еще затемно бегал Василько в церковь замок целовать, дабы ведьму нюхом учуять. Да опоздал, замочек-то в мокрую охочие облобызали!

– Незадача! – рассмеялся Карий. – Теперь понятно, почему виновными все бабы стали!

– Погодь, еще узнаешь… – скривился Василько, но, встретившись со Снеговым взглядом, замолчал. – Будя языками молоть, на светлый день грех не разговеться.

На столе поджидали освященный кулич, залитая медом творожная пасха, да в истопленной печи томилась наваристая уха.

– Хочу на мир посмотреть, – сказал Карий. – Почитай, весь пост пролежал…

– Не надобно тебе, Данило, по Орлу ходить… – Василько покрутил в руках ложку и, досадуя, бросил ее на стол. – Беды бы не вышло!

– Что так? – удивился Карий. – Случилось чего?

– Случилось, корова гусем отелилась… – Казак резко встал из-за стола. – Говори, Савва! Ежели сказывать я начну, то, истинный крест, в Кондрата сыграю.

Данила недоуменно посмотрел на собеседников.

– Да ты не дивись, а Богу молись! – Василько подошел к иконам и перекрестился. – И умыслить не мог, как такому приключиться можно…

– Вины твоей, Данила, нет ни на йоту… Всякий понимает… Только делу этим не пособишь… – Савва запнулся и опустил глаза.

– Да говори же ты, святая душа! – Василько стукнул кулаком по столу. – Эх, рвись из груди, душа казацкая, да вволю гуляй по дикому полю! Видимо, атаман, никто кроме меня правды тебе не скажет. Ну, слушай!

Василько сел рядом с Данилой.

– Погоди… – Савва попытался остановить разговор. – Не сейчас…

– Акуля знает – покуля, Катя – через метку пятя! – огрызнулся казак. – После того как Савва в бане из тебя выцедил бесовскую немочь, перенесли тебя в строгановские хоромы, а ходить за тобой Григорий Аникиевич приставил аж свою жену. Прям как за родным братом! Только баба его, видать, на тебя глаз положила… В общем, застукал приказчик строгановский Игнашка, как она тебя в уста лобызала да глядела со страстию… Потом по дурости своей бабе рассказал, а та пустила по всему Орлу-городу, что, дескать, жена Строганова ждет не дождется, когда душегуб оправится, чтобы муженечка прирезал, а ей при малолетнем сыне-наследнике и денежки, и земля Камская, и любовничек в постельке достался!

– Складно получается, ничего не скажешь… – вспыхнул Карий. – Собирайтесь, к Строганову пойдем!

– Не надо, Данила! – Савва остановил Карего. – Григорий Аникиевич все и сам понимает, но людская молва – не морская волна, ходит не по камням, по людям…

* * *

На дворе свежо и сыро, возле заборов и избяных стен еще лежат почерневшие останки сугробов, а в прогретых солнцем проталинах пробивается зеленец. Вокруг с радостными воплями носились ребятишки, а захмелевшие мужики и празднично одетые бабы степенно христосовались друг с другом. Самые нетерпеливые молодые парни залезали на крыши домов в надежде увидеть, как взыграет из-за туч солнце.

Карий радовался, что не послушался увещеваний и отправился на улицу смотреть на миру Пасху.

Не осмелившись удержать Данилу силой, Василько увязался за ним следом, недовольно бурча на каждом шаге:

– Сидели бы спокохонько в избе, праздновали светлое Воскресение да пили брагу с куличом. Нет же, надобно идти, да себя во всей красе людям казать…

Неподалеку от церкви молодые девки на выданье вели хоровод и, по стародавнему поверью, под нескончаемые слезные песни загадывали на жениха.

Полно, солнышко, из-за лесу светить,
Полно, красное, в саду яблони сушить!
Полно, девица, по милом те тужить!
Ах, да как же мне не плакать, не тужить?
Мне вовек дружка такого не нажить,
Ростом и пригожством-красотой,
Всей поступкой, молодецкой чистотой…

К ним подходили старики, кланялись и взамен христосования задорно кричали:

– Дай вам Бог жениха хорошего, не на корове, а на лошади!

В ответ девки кланялись и, не прекращая протяжных песен, кружили дальше, все сильнее упиваясь танцем.

Я не думала ни о чем в свете тужить,
Пришло времечко – начало сердце крушить,
Что живем с тобой, сердечный друг, не топереча.
Пусть никто про нашу тайность не ведает:
Ни родимые батюшка с матушкой, ни род-племя,
Ни постылый муж.

– Слышь-ка, Данила, что девки-то поют! – крикнул Василько вслед. – А ты послушай! Про тебя поют!

Только сведала о сем соседушка окаянная
Да сказала про девушку отцу-матери, роду-племени,
Да постылому мужу лютому,
Мужу старому, ненавистному…

– Вернемся, Данила, смотри, круг девок парни собираются, на нас глаза таращат. Чужаками мы и раньше были, а тепереча врагами стали… Беды бы не вышло…

Карий шел не оборачиваясь, словно не слыша обращенных к нему горьких слов.

И пошла небылица про девицу,
Будто я обесславила батюшку,
Родну матушку обесчестила,
Опорочила всех в роду-племени…

Стоящие возле церковной ограды молодые парни посмотрели в сторону Карего, пошептались и дружно двинулись ему навстречу.

Конопушчатый здоровяк, белесый и розовощекий, встал у Данилы на пути и, посматривая на дружков, надменно ухмыльнулся:

– Верно ли, дядя, про тебя говорят, что окромя волчьего лова ты большой дока по девкам да чужим женкам? – Детина враждебно рассмеялся, а вслед за ним захохотали и парни, стоявшие за его спиной. – Что, дядя, робеешь? Мы не волки, до смерти драть не будем!

– Не пужайся! – раздалось из толпы. – Не зашибем! Малость потузим да посля в морду посцим!

Детина было уже ринулся на Карего, но наткнулся на подоспевшего казака.

– Что ж вы, бесовы дети, замыслили? – закричал Василько. – В светлый день Воскресения сатана в аду лежит в геене огненной и тот не шелохнется, неужто вы, люди крещеные, хуже диавола, раз готовы на брата своего руку поднять? Али самого Христа не боитеся?

Василько сшибся вплотную с детиною и сунул ему под армяк ножом, шепча на ухо:

– Сейчас брюхо-то распластну, да стану на руку кички наматывать… а потом возьму да потяну…

Губы детины посинели и затряслись, а на глазах навернулись слезы.

– Чуешь, как ужо лезвие щекочет? – Василько заглянул парню в глаза. – Кто преставится во святой день, прямиком идет в раю… Так пущать кички?

– Простите нас, люди добрые! – Под недоумевающие взгляды дружков детина повалился Карему в ноги. – Бес попутал!

27
Перейти на страницу:
Мир литературы