Артефакт острее бритвы (СИ) - Корнев Павел Николаевич - Страница 23

Совсем уж безлюдными окрестности не были, время от времени попадались встречные повозки и пешеходы, а когда выбрались из низины с густыми зарослями и влажной землёй и начали подниматься по пологому взгорку, то деревья расступились и открылся вид на длинное озеро. Показалось даже, будто сумел различить синюю полоску залива. Ветер разогнал влажную липкую духоту, и впервые за долгое время стало легко дышать, но зато во всю свою мочь навалилось безжалостное солнце. Если б не соломенная шляпа — точно бы спёкся.

Верхушка холма оказалась окольцована крепостной стеной, на воротах помимо стрельцов в бело-голубой форме Южноморского союза негоциантов дежурили и два тайнознатца: загорелый дядька средних лет и юнец не старше меня. Первого наше появление оставило безучастным, второй вылупился во все глаза.

Проверка документов много времени не заняла, и очень скоро мы покатили дальше. Замощённая каменными плитами дорога резко сузилась, стиснутая фасадами домов, сбоку вдоль неё потянулись глубокие канавы. Здания были преимущественно двухэтажными и каменными, с узенькими оконцами-бойницами, арки закрывали высоченные створки.

Ближе к центру начали попадаться окружённые тенистыми садами то ли усадьбы, то ли дворцы, выстроенные в заморском стиле: с колоннами, широченными балконами и террасами, окнами чуть ли не от пола и до потолка. Привезли нас тоже во дворец, только совсем другой: во дворец правосудия. Сложенное из песчаника здание в три этажа и само по себе было неприветливым, а уж сырой и тёмный внутренний двор и вовсе показался мрачнее любого из казематов, в которых мне доводилось побывать.

— Виселицы видели? — негромко спросил Огнич, когда мы покинули экипаж.

— Угу, — буркнул я.

Священник усмехнулся и сказал фургонщику:

— Иди вблизи на них полюбуйся. — После распорядился: — Вещи ему отдайте!

— А дальше мне куда? — опешил Огнич.

— Там жди!

Ну а мы прошли во дворец правосудия, задним коридором добрались до лестницы и поднялись на второй этаж. Привлекая позвякиванием кандалов внимание клерков и посетителей, прошли по нему и очутились перед высоченными дверьми зала судебных разбирательств. Своей очереди попасть внутрь там дожидалась разной почтенности публика, кто-то подобно нам был препровождён сюда под караулом, и я приготовился провести здесь остаток дня, но — нет, отца Шалого сразу же запустили в один из кабинетов, а следом внутрь пригласили и нас.

Комната была невелика, и хоть ветер лениво шевелил занавески, при нашем появлении худощавый брюнет средних лет немедленно прижал к носу надушенный платочек. Сами мы за полтора месяца плавания притерпелись к собственному запаху и благоуханиям соседей, а вот неподготовленного человека проняло.

— Я секретарь мирового судьи! — объявил хозяин кабинета. — Мне дано право определять тяжесть проступка и принимать решение о целесообразности судебного разбирательства.

Он промокнул платочком покрытое испариной лицо и кинул его на стол, а сам поднялся на ноги и подошёл к Беляне.

— Посмотрите сюда! — потребовал, прищёлкнув пальцами, и удовлетворённо кивнул. — Да, вижу. Всё как в бумагах от школы. Отче…

Браслеты на запястьях Беляны разомкнулись сами собой, цепи с лязгом упали на пол. Барышня брезгливо ткнула их носком сапожка и уточнила:

— Это всё?

Секретарь мирового судьи выжидающе уставился на священника.

— Это всё, отче?

— У церкви нет претензий к этой юной особе, — подтвердил отец Шалый.

— А к боярину? — уточнил хозяин кабинета.

— Меня зовут Лучезар Серый! — произнёс я с нажимом.

Ответом стал небрежный взмах рукой.

— У церкви — нет, — качнул головой священник, — а назначить меру ответственности за членовредительство вы способны и сами.

— Несомненно! — подтвердил секретарь и спросил меня: — Настаиваете на формальном разбирательстве?

— Я соглашусь забыть о нападении и не выдвигать встречных претензий в обмен на проявление снисхождения к моему товарищу.

— Нападение, претензии, снисхождение… Слова, слова, слова! — покачал головой хозяин кабинета. — Но высказанная точка зрения мне понятна и чем-то даже близка. Пострадавший способен обратиться за компенсацией самостоятельно, администрации это дело не интересно!

Клац! И кандалы соскальзывают и с моих рук. Упали бы на пол, если б не подхватил.

— В свободной продаже таких не найти? — поинтересовался я, не спеша передавать их священнику.

— Неправомерное лишение свободы — тягчайшее преступление! — холодно ответил тот.

— Я бы сам с ними поработал.

Отец Шалый забрал у меня кандалы и буркнул:

— Подобные экзерсисы уместны на пике аколита, никак не раньше. — И обратился к хозяину кабинета ещё прежде, чем тот успел задать вопрос о Дарьяне: — С учётом смягчающих обстоятельств церковь готова передать отрока, обвиняемого в подготовке ритуального жертвоприношения, на поруки заморской администрации союза негоциантов.

Секретарь мирового судьи поджал губы.

— Это большая ответственность. Чего ради нам взваливать её на себя?

Дарьян с ответом не нашёлся. Он стоял и молча хлопал глазами, я не выдержал и легонько его пнул. Тогда только книжник судорожно сглотнул и выдавил из себя:

— Чего вы хотите?

Хозяин кабинета поморщился.

— Так себе формулировка, — вздохнул он и пожал плечами. — Но, если говорить прямо… Что ж… Риск для нас будет сочтён приемлемым в случае удвоения долговых обязательств перед союзом.

Дарьян задолжал школе немногим больше тысячи целковых, так что предложение ему сделали не такое уж и людоедское. Но он молчал, поэтому я взял переговоры в свои руки.

— Без взимания штрафа за досрочное погашение!

— Хорошо, но это не затронет основной суммы долга!

Тут бы мне сказать «по рукам», а вместо этого я вновь пнул ботинок Дарьяна. Тот встрепенулся и хрипло выдохнул:

— Я согласен!

Ну вот и ладушки, одной проблемой меньше.

Одной? Черти драные, да над всеми нами неопределённость карающим мечом правосудия висела, а тут как-то сразу даже дышать легче стало!

Поживём ещё, покоптим небушко!

11−8

Дворец правосудия мы покинули только через час, до того ждали, пока утрясутся все формальности с передачей на поруки Дарьяна.

— Надо было поторговаться! — укорила меня Беляна, когда книжника пригласили для подписания соглашения об увеличении долга. — Мог бы и расстараться! Он же из-за нас в неприятности угодил!

— Из-за нас угодил, вот и поможем с долгами рассчитаться, если подработка подвернётся, — пожал я плечами. — А торга не предполагалось. С тем же успехом ему нож к горлу приставить могли.

Девчонка привалилась ко мне плечом.

— До чего же я устала! — Она вздохнула. — И как там только наша Заряна одна-одинёшенька…

Но только распахнулась дверь и к нам вышел Дарьян, черноволосая пигалица тут же оказалась рядом и чмокнула его в щёку. Книжник покраснел, я выразительно прочистил горло. Нельзя сказать, будто начал испытывать ревность…

Но да, черти драные! Да! Начал!

В сопровождении священника мы вернулись во внутренний двор, необходимости забирать вещи из экипажей и топать невесть куда пешком не возникло.

— Садитесь, подвезём, — сказал отец Шалый. Отказываться нам и в голову не пришло.

Думал, Огнич так и скучает на площади перед дворцом правосудия, но фургонщика нигде видно не было, так что дальше поехали под тёплым моросящим дождём уже без него.

— Насколько помню, Царь небесный завещал каждому отмерять по трудам его, — заметил я, когда экипажи пересекли небольшую площадь и покатили по направлению к форту на западном склоне холма.

— Поясни! — потребовал священник, которому и были адресованы эти слова.

— Вы попросили, я придержал и не удавил, — сказал я.

Особо даже не сомневался, что ответом станет укор в отсутствии благодарности за спасение наших жизней, но отец Шалый вынул из кошеля червонец.