Возвращение (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна - Страница 82

***

- Илюшенька, приходи, куда обычно.

Илья и ждал этих слов, и радостно ему было, и боязно.

И решительно как-то на сердце.

Словно не к красивой женщине он шел, а в бой. Тяжкий, может, и без надежды на победу.

Но - шел.

Вот и комната потайная, вот и Маринушка, на подушках раскинулась, к себе его манит...

Илья как вошел, так и упал на колени.

- Не вели казнить, любимая, дозволь слово молвить.

Маринушка бровки точеные подняла.

- Что случилось, Илюшенька. Аль не люба я тебе?

- Люба! Как никогда люба! А только лгать я тебе не смогу, Маринушка, не насмелюсь. Отец меня женить решил, сговор устраивает. Простишь ли ты?

Царица задумалась.

- Женить? А на ком?

- На ком скажет. Я невесту, поди, и не видывал ни разу.

- Илюша, бедный... - ревнивые нотки в голосе ушли, успокоились, и Илья добрым словом сестру вспомнил. Устя посоветовала, умничка его родная...

- Я все твои слова помню, Маринушка, помню, сказала ты, что коли твой буду - то ничей более. Весь я в твоей власти, скажи, что мне сделать теперь? От невесты отказаться, отца ослушаться?

И это ему Устинья подсказала. Предложила - говори, пусть она за тебя решит. Ей то лестно будет, а как уж решит... там и смотреть станем.

Марина задумалась.

Илья так и стоял, голову вниз опустил. Ждал.

И почему-то так легче было.

Когда красота невероятная в глаза не била, когда не ранила, и мысли легче текли, и увереннее... почему так? Илья и сам себе на вопрос ответить не мог.

Так вот.

Шорох послышался рядом, Марина с кровати поднялась, одеяние набросила, шелками прошелестела.

- Огорчил ты меня, Илюша. Опечалил.

- Прости, Маринушка. Что прикажешь - то и сделаю.

Царица рядом прошлась, по голове погладила, ровно зверя ручного, ноготки шею царапнули...

- Послушный сын - радость для родителей. Ну, коли так... женись, Илюша. Когда отец тебя сватает?

- Сразу после поста, чтобы жениться можно было.

- Вот и женись. А я тебя после свадьбы позову. Может быть...

- Государыня!

- Поделом тебе! Вон поди, тебя проводят!

Марина в ладоши хлопнула, сенная девка появилась.

- Иди, Илюшенька. Иди отсюда...

Илья и пошел, голову повесив. А только...

Три дня назад еще, не ушел бы никуда. На коленях ползал, голову бы об стену разбил. А сейчас идет, вот... и помирать не собирается.

Зато шепот сестры мерещится.

- Иди, Илюшенька. Все хорошо будет, я знаю. Даже коли кричать будет - терпи. Обойдется. Хуже, как обиду затаит, да мстить примется. Тогда все наплачемся.

Умна у него сестренка. И как он раньше про то не догадывался?

***

- Мишенька, радость моя!

- Ксюшенька! Птичка моя райская, яблочко спелое...

Каких только слов парень для девки не найдет. Особливо, когда не люба она ему, а только надобно, чтобы она послушала, да сделала, как велят.

Аксинья про то не догадывалась, слушала, как музыку.

- Мишенька, меня в палаты царские не пускают. Не берут с собой.

Вот и ладно.

Нужна ты там, как прошлогоднее... гнилое яблоко.

Но вслух Михайла то не сказал.

И обнял, и приласкал, и погладил, и успокоил.

- Ксюшенька, неужто ты на сестру родную управы не найдешь? Ты у меня умница, все у тебя получится... сделай вид, что одумалась, поняла все... вот и видеться чаще сможем!

Аксинья закивала.

Михайла довольно улыбался.

Вот ведь дура набитая... но и польза от нее есть. И он все про свою красавицу любимую знает. И царевичу расскажет, что тому надобно. А царевич слушает, радуется, Михайлу приближает...

А рядом с царевичем - выгодно. Приятно рядом с ним, сытно, спокойно... да и просто так в палатах царских побывать...

Михайла уже пару сенных девушек в тихий уголок затащил, а почему нет? Коли бабы тают от красивого наглеца? Пользоваться надобно!

А еще....

Разные ведь случаи бывают.

Где монетку прихватишь, где камушек, а места, чтобы добычу сбыть, парень и так знал хорошо. Пусть пятую часть цены он получит... нет-нет, он не увлекался.

Но у воды быть, да не напиться?

Брал только то, что опознать нельзя. К примеру, жемчуг - ежели у кого пара жемчужин с одежды отпоролась, так ведь мало ли, где оно могло потеряться?

А Михайле в прибыточек. Ему вид поддерживать надобно. И за оказанные услуги благодарить, и...

Мало ли что.

Мало ли кто...

Язык-то у Михайлы хорошо был подвешен, вот он уши Ксюше и заговаривал. А сам бдительности не терял. Не ровен час, застанут их вдвоем... жениться ведь придется! А ему не эта дурища нужна! И даже если открутиться получится... Устя потом на Михайлу обидится.

Не надобно ему такого!

Так что с полчаса еще Михайла покрутился, да и к дыре в заборе. Хорошо еще, Аксинья его провожать не пошла, на сеновале осталась. А сам он сторожко шел, к каждой тени приглядывался, к каждому ветерку принюхивался.

Потому и услышал.

Возился кто-то у потаенного лаза. Сопел в темноте. И кислыми щами от кого-тио воняло безбожно. Михайла враз затаился, с забором слился. А вдруг - его караулят? Ксюха ж дура, могла и не утаиться. Вот и поставил боярин кого - его, Михайлу, хватать, да на правеж?

Не надобно нам такое!

Подождем. Посмотрим... но кажись, не боярские то люди. Не такие они. Неправильные. Чем ему те две тени показались подозрительными?

Да кто ж знает?

А вот только нечего им было рядом с лазом делать, вот нечего! А еще...

- Трут еще мне дай.

- На.

Михайле и того хватило. Это в пиесках, на ярмарке скоморохами сыгранных, тати свое черное дело подробно обсуждают, да ждут, покамест не схватят их. А в жизни не так оно

Все до дела обсуждается. Все проговаривается. Кому и откуда идти, кого и когда бить... понятно, бой все поменяет, но основа останется. И вот такие мелочи.

Кому трута не хватит, кому пара стрел понадобится, или нож наточить...

Михайла и не колебался, когда две тени полезли в дыру. Дождался, пока второй пролезет - и отлепился от забора, прямо у него за спиной.

Кистень, гирька на цепочке, только свистнул. Ударил, с воском ворога встретился, аж хрупнуло. После такого удара если и живут, то недолго и плохо.

А Михайла уже заорал, что есть силы.

- РАТУЙТЕ, ПРАВОСЛАВНЫЕ!!! ПОЖАР!!! ГОРИМ!!!

Рассчитал он совершенно верно. На такой вопль и все, кто рядом был, и кто мог - все кинулись.

Пожар же!

А Ладога больше, чем наполовину деревянная, страшно это.

Когда скачет огонь, от крыши к крыше, когда пожирает дома, когда проваливаются стропила, поднимая тучи огненных брызг - и все это летит дальше, и губит, губит...

Орал Михайла так - и мертвые бы поднялись.

Тать ощерился, в темноте лезвие ножа блеснуло.

Михайла дыру загородил, а куда ему еще? Там, за ней, свобода и жизнь. А здесь его... вот уже, бегут люди, шум раздается...

Взмах... еще один.

И наново!

Уйти от удара до конца Михайла не успевает, нож рассекает рубаху, добирается до тела... больно!

Он отмахивается чем попало, кистень-то застрял в лежащем... только вот доска гнилая против ножа - плохо...

Чуть-чуть бы продержаться. Минуту еще....

И когда разбойника ударяют чем-то тяжелым, сбивают с ног, начинают пинать...

Михайла облегченно приваливается к почти уже родному забору. И позволяет себе перевести дыхание. Все обошлось.

Он жив.

И Устя жива, и подворье ее не запалят.

Разве то не счастье?

***

Устинья бы никогда в стороне от шума не осталась. Как тут не услышать? Когда кричат, когда ПОЖАР!!!*

*- даже в наше время это страшно. А тогда - города выгорали. Жертв было - не счесть. Прим. авт.

Устинья вперед себя, ног не чуя, из терема кинулась.

Не просто так, нет.

К матери заглянула, к нянюшке... Аксиньи не было на лавке. Куда ее унесло, шебутную?! Хоть бы не пострадала!