Возвращение (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна - Страница 65

А потом и наново приехать можно, поблагодарить. Почему ж нет?

Святилище. А где оно?

Устя прислушалась к себе. Огонек под сердцем горел ровно и спокойно. И тянуло ее... да, вот туда. Налево. И не так уж это далеко. Может, час ходьбы от реки, может, полтора.

Устя посмотрела на Ладогу, коснулась поверхности воды рукой.

- Благодарствую, государыня Ладога.

Напилась на прощание - да и повернула к святилищу. Туда-то хоть какой приходи, все равно ее примут. И не попрекнут, и не выдадут, и никому ничего не расскажут.

Да, только в святилище.

Река с материнской лаской смотрела вслед юной волхве.

Хорошая девочка. Уважительная....

***

Хорь бессильно матерился такими черными словами, что с елок шишки падали. Белки - и те краснели, удирали, хвосты распушив.

Было, было отчего ругаться.

Проклятый медведь!

Пришел, задрал трех лошадей, остальные сами удрали. Поди их, поймай в ночном лесу!

Двое ребят из ватаги ранены, один убит. Да это ладно бы, и до Ладоги тут недалеко, и новых шпыней набрать можно, чай, не самоцветы бесценные.

А вот девка сбежавшая...

Вот где урон-то!

Не будет девки - и денег не будет. И новых людей нанять будет не на что.

А когда еще заказчик осерчает... а это будет, и к гадалке не ходи. Ему девку обещали, а что он получит? Шиш с медведем?

Ой, беда будет!

Дураком Хорь отродясь не был. И что с ним сделают понимал. А что тогда?

А чего тут!

Деньги у него есть, задаток он взял. Надобно дождаться человечка, которого он к заказчику послал. Забрать у него полученное - и бежать отсюда. Бежать и снова бежать.

И не останавливаться.

Велика Росса, да и не сможет заказчик его в розыск объявить. Нет у него той власти.

Бежать.

Но как она сбежала-то, стерва? С медведем договорилась, что ли? Не верил Хорь в старые сказочки, вот и про волхву не подумал, и про кровь старую. Да и к чему оно наемнику? Все одно голову сложит, не сейчас, так позднее. Ему важнее ноги унести.

Так Хорь и сделал.

***

Устя медленно шла по лесу.

Сила волхвы постепенно угасала. Направление она чуяла, а вот ходить по лесу не умела. Не учили ее этому, а ведь наука целая, сложная. За ягодой идти - и то умение надобно, а откуда оно у Устиньи? Рассказывали бабы в монастыре, была там одна, у которой муж - охотник, но ведь слушать и делать - это разное. Так что Устинья уже и ногу несколько раз подвернула, и в какую-то гадкую паутину головой влезла, и гнездо на себя уронила... откуда только взялось!

А еще вымокла насквозь, промерзла и устала.

Сейчас она почти ползла. На упрямстве, на стиснутых зубах делала шаг за шагом.

А вот не будет татям радости! Не поймают они ее! Не допустит!

И когда начались первые березы, Устя даже не сразу себе поверила. Ткнулась лицом в белесую кору, потерлась щекой, чудом нос не ободрав.

- Дошла...

- Ну, здравствуй, волхва.

Хозяйку рощи сложно было не узнать. Стоит она, почти сливаясь белым платьем своим с березами, и волосы зеленцой отливают. А глаза глубокие, бездонные...

Старая? Молодая?

Она вне возраста...

Устя где стояла, там по березе и сползла.

- Помоги, сестрица! Ради Живы-матушки!

Волхва и колебаться не стала. Оказалась рядом, Устю на ноги вздернула, плечо подставила.

- Пойдем, Устенька. Расскажешь, что за беда у тебя приключилась.

Устя хлюпнула носом - и пошла рядом с волхвой, подозревая, что ее злоключения закончились.

Хоть сегодня...

Хоть ненадолго...

Ей бы взвара горячего, с медом, да ноги попарить, да носки теплые. И мокрую одежду снять. А потом... потом она с чем угодно справится!

***

- Илюшенька, беда у нас!

- Матушка, что случилось?

- Устенька пропала!

- Устя? - с Ильи и усталость слетела, куда и что девалось?

Боярыня только всхлипнула.

- Пошла на торжище - и не вернууууулась.

Илья почесал в затылке.

А что делать-то?

- Стража?

- Илюша, да что ты! Тихо все делать надобно! Отбор же...

Про отбор боярич знал. И понимал, случись хоть какой шум, хоть какой ущерб репутации, и Устинью никуда не позовут. Так нельзя.

А что можно?

Стражникам заплатить?

Людей на улицы отправить, про Устю расспрашивать?

Так что холопы-то смогут?

Тут решать что-то надобно, а что?

- А батюшка что сказал?

Евдокия Фёдоровна замялась.

Сказать, что супруг напился, чтобы не решать ничего? Что сказать-то?

Илья и сам понял.

- Матушка, может, сказать, что не Устя, а Ксюха пропала? Ее и поискать? Чай, схожи они?

- А коли не найдется Устинья? Ведь и такое быть может? Обеих опозорить?

- Найдется!

Евдокия Фёдоровна в пол смотрела, глаза прятала.

- Мам, ну что ты...

- Боюсь я за нее, Илюшенька. Устя хоть и не скажет, но беда рядом с ней ходит, неуж ты не понимаешь?

- Маменька...

- Отец ведь тебе рассказывал. И про боярина Раенского, и про государыню...

Рассказывал. Только вот у Ильи оно сильно в уме и не держалось.

Тут же царица!

Мариночка!

Глаза черные, волосы шелковые, губы ласковые... о чем вы? Какая сестра?

- Матушка, да не о том я...

Глупостей Илья наговорить не успел. Зашумели во дворе. Илья и выглянул.

Вот первый раз был он так удивлен.

Стоит посреди двора подросток, в простой рубахе домотканной, в портах некрашеных, светлые волосы тесьмой перетянуты. И грамотку протягивает.

- Поздорову ли, боярин? Алексей Заболоцкий?

- Илья я... - удивился боярич.

- Грамотка для боярина у меня. И весточка. Когда дозволишь молвить...

- Дозволяю, - растерялся Илья. - Сюда иди, чего уши чужие радовать?

Парень и пошел. Подал грамотку, и уже тише, только для ушей боярича и боярыни.

- Боярышня, Устинья Фёдоровна, челом бьет. Просит приехать за ней, да платье какое привезти. Сама она домой идти боится.

Боярыня ахнула.

- Жива моя доченька?

- Я в Рощу продукты ношу, ну и так, попросят чего, - просто сказал мальчишка. - Боярышня незадолго до рассвета пришла, попросилась к нам. Волхва ее пустила, а мне приказали грамотку на подворье отнести, да сделать все по-тихому.

Илья выдохнул.

- Матушка, поеду я за Устей? Сейчас колымагу заложим, а ты пока одежду собери, и поблагодарить чем... что там батюшка?

- Сейчас посмотрю я, сынок.

И Евдокия Фёдоровна стрелой сорвалась с места.

Нашлась ее доченька!

ЖИВАЯ!!!

Может, и не умела боярыня детям свою любовь показать. Может, и не говорила о ней ежечасно, и не целовала их, и не ласкала, и делами домашними постоянно занята была. Так ведь не это важно.

Любить-то она их все одно любила. А это главное.

Не слова, а дела.

А дело...

***

Боярин Заболоцкий еще спал после вчерашнего, когда тряхнули его.

- Проснись, Алешенька! Устя нашлась!

До боярина еще и не дошло сразу, кто нашелся, чего случилось... боярыня это предвидела. А потому и рассолу в кружку налила заранее. Холодного, свежего...

Вот к концу кружки и память вернулась, боярин за голову схватился.

- Устя!

- Живая она. В святилище Живы.

- Оххх...

- Илюшка за ней поедет сейчас. Я ключи от кладовых ему дала...

- Денег возьми. Рублей двадцать, или тридцать... знаешь, где лежат, - упал обратно в подушки боярин.

Сил не было. И голова трещала... вино плохое! С медовухи у него отродясь такого не бывает! Сколько ни выпей!

Ладно! Коли дочь нашлась, с остальным жена и сын разберутся. Все, считай, в порядке. *

*- лично видела такую реакцию на проблемы у одного 'мушшшыны'-татарина. Нажраться, заорать, что его все достало и упасть в кровать. И пусть жена и старший сын все проблемы решают. И решают ведь. Прим. авт.

Опять же, разве неправильно он поступил? Проблема-то решилась, и без него! А так бы сколько он промучился, считай, всю ночь? Правильно, только в следующий раз не вина надо выпить будет, а медовухи.