Возвращение (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна - Страница 45

- А Фёдор мог бы и не сразу ощутить.

- Да. А как яд бы в кровь всосался, его б ничего и не спасло.

- Надо будет наградить парня.

Марина кивнула. Фёдор ей пока был нужен. Так что...

- Допустим, Фёдор бы там и помер, в кабаке.

- Ага. Дружки б его перепугались, начали б татя искать своими силами, тут бы народ крикнул бить джерманцев - и что б началось?

Марина только поежилась.

Что такое бунт, она знала. И как бывает страшна толпа, когда на кого-то охотится - тоже.

- Жуть бы началась.

- Правильно. Столица б дней десять не успокоилась, и как тут татя сыскать?

- Никак. А что джерманцы говорят?

- Что неповинны они. Ничего, палачи дознаются.

- Так может, и правда они не повинны ни в чем?

- И такое может быть. Посмотрим. Женю я Федьку, пусть дома, с женой сидит, а не по кабакам таскается с дружками.

Марина усмехнулась, рука ее поползла вниз по мужскому телу, сомкнулась в нужном месте...

- Пусть... сидит. Главное, чтобы жена была хорошая.

- Смотрины устроим, пусть выбирает. Из правильных...

На том разговоры и закончились. И снова началось сладкое безумие, завертело-закружило... и то, с правильной женой в кабаки не тянет!

Хорошооооо...

***

- Дуняша, что это такое?

Боярин Заболоцкий письмом помахал перед супругой.

Не писал ему раньше-то царицын брат, не бывало такого. Ан - вот лежит письмо, блямба сургучная поблескивает, сломанная.

О чем боярин Захарьин написал?

Да кто ж его знает?

Евдокия и вилять не стала.

- Тут дело такое, муженек. С которого нам выгода великая может быть.

Про выгоду боярин Алексей слушать любил. Даже как баба дурой окажется... ей так от века быть дОлжно. Работа у нее такая, дурачья.

- Какое ж дело?

- Пока тебя не было, боярин, захотелось мне варенья из рябины. Послала я холопов на рынок. И дочери с ними запросились.

- Отпустила ты их?

- Они как сенные девки оделись, Дарёна с ними пошла, холопы. Не было опасности. А вот кое-что другое случилось. Дарёну я расспросила. На ярмарке вор кошелек украл, побежал, в суматохе ее толкнули... да вор-то кошелек украл не у простого человека. У царевича Федора.

- Так?

- Там-то царевич, Федор Иоаннович с нашей Устей и встретился. И вроде как глянулась она ему.

Боярин как у стола стоял - так мимо лавки и сел.

- ЧТО?!

- Так вот, батюшка. В храм он приходил, домой к нам приходил, а в храм, так каждое воскресенье ходит, на Устю смотрит.

- А она что?

- Хорошо мы ее воспитали, батюшка. Сказала, что из родительской воли не выйдет, а только и до свадьбы ни на кого смотреть не будет. Хоть там царь к ней посватайся, хоть король иноземный, а честь у девицы одна.

Боярин кое-как на полу зашевелился, на четвереньки повернулся, на ноги встал.

- Вот как... боярин Захарьин пишет мне, что хорошо я дочь воспитал, чтобы не наказывал я ее строго, умница она, да рассудительная. Всяк бы такой гордился.

- За ту вину я уж Устинью сама посекла. И при Дарёне она находилась неотлучно. А что до царевича... Когда что хорошее получится, так я каждую осень ту рябину варить буду?

Улыбка Евдокии была самую чуточку лукавой - и боярин улыбнулся ей в ответ.

Это вроде как и неправильно, но ведь получилось-то все как хорошо. Получается? Или нет?

Но коли правда то... Устинья... и царевич Федор?! Это ж...

Слов у боярина не было. А вдохновение просто так и не выразишь.

***

- Устяша, пора мне в дорогу собираться.

- Бабушка...

- Батюшка твой приехал. Сама понимаешь, не рад он мне, да и кто б обрадовался?

- Маменька рада.

- Знаю. Ты их береги. И матушку, и сестрицу. Бестолковая она у тебя...

- Аксинья хорошая. Только...

- Только глуповата, завистлива и склонна во все подряд верить. С такими друзьями и врагов не надо.

Устя промолчала.

Есть такое.

Последнее время Аксинья успокоилась, так ведь и завидовать вроде как нечему. Устя целыми днями за прабабкой хвостом ходила. Слушала, выполняла, наново переделывала.

Как же много она не знала, не умела...

Хотя и сейчас она не так, чтобы умнее стала. И бабка ее наставляла не показывать никому свои умения. Самый страшный враг любой волхвы, любого волхва - толпа. Испокон веков.

С многолюдьем не справишься, всем глаза не отведешь, не запорошишь. Одолеют.

- Ладно. За сестрой приглядывай, но сильно ей не доверяй. Не по злобе выдаст, так по глупости. А ехать мне надобно. Я в святилище ходила, с сестрами разговаривала. И - твоя правда, Устя. Война у нас.

- Война?

- Не объявленная, так от того и не легче. Все верно, вырубаются рощи, на волхвов и волхвиц охотятся, изводят нашу, исконную веру, Устя. Не знаю, как и кто, но уничтожают нас.

- Бабушка...

- А и мы не лыком шиты. Понимаешь, мы ведь поодиночке. Каждый свой кусочек картины видит, с другими не разговаривает. Вот и не задумывались. Волхва убили? И такое бывает, не любят нас. Роща сгорела? Так и молния туда ударить может. Ученика не оставили? А каждого и не выучишь. Рождаться вас меньше началось? А вот и неправда то.

- Неправда?

- Есть у меня пока предположение. Только страшное оно, недоброе. Устя, тебе пока о таком знать не надобно, ты не удержишься, а слово скажешь - тут и тебе конец придет, и всем Заболоцким. Сожгут всех, подворье солью засыплют.

- Бабушка?

Что же такого узнала волхва, что ТАК говорит?

- Жди, Устяша. Как приеду, тогда и расскажу все.

- А коли...

- Думаешь, и меня убить могут? - Агафья Пантелеевна помрачнела. Она тоже о таком подумывала.

- Бабушка, нет у нас бессмертных. Ты сама мне о том повторяешь, что ни день.

- Повторяю... ладно! Коли не вернусь, оставлю я тебе весточку у верного человечка. Ты его не знаешь, он сам к тебе придет.

- А если не придет?

Агафья только усмехнулась.

- Никогда его со мной не свяжут. И придет, и весточку принесет, а чтобы не сомневалась ты, про веточку скажет. Твою. Поняла?

Устя кивнула.

Понять-то поняла, но лучше б без такого обойтись.

- Бабушка, страшно мне.

- А ты не бойся. Справишься. А коли нет... пригляжу я за тобой. Обещаю. Даже оттуда пригляжу.

Устя кивнула.

Но страшно ей было до ужаса.

Страшно, жутко...

Надвигалось что-то громадное, страшное, непонятное. И противостоять ему было необходимо, а как? Если не знаешь, кто враг?

Бабушка узнать обещала, так ведь это пока еще узнается...

Страшно.

Получить новую жизнь - и снова всех подвести? Этого Устя боялась больше всего. Даже больше смерти...

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Заболоцкой.

Бабушка уехала.

Мне страшно.

Мне ОЧЕНЬ страшно.

Одно дело - предполагать. Другое, понимать, что действительно что-то происходит, что-то надвигается на нас. Какой-то враг существует.

Если вспомнить мою жизнь...

За двадцать лет, может, даже чуть меньше, были вырублены священные рощи, выкорчеваны деревья, убиты волхвы. Почему так?

Я даже не задумывалась.

И их место заняли... кто?

Правильно, храмы.

Что происходит в Россе? Что не так?

Что вытесняет нашу веру? Веру, в которой спокойно уживаются храмы и капища, мужское и женское начала? Кому это надо?

Когда я пытаюсь припомнить....

Фёдор даже слышать про Живу не мог, его всего трясло, корчило, но... ко мне-то его тянуло! И теперь понятно, почему так.

Спящая сила, тем не менее, способна на многое. Бабушка мне объяснила.

Сила, даже когда она не проснулась, все равно есть в крови. Даже просто так... я бы спокойно носила и рожала детей, любые хвори обходили бы меня стороной, случись эпидемия, я бы пережила ее спокойно. Сила притягивает мужчин, делает меня привлекательной в их глазах.