Возвращение (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна - Страница 40
- Предыдущая
- 40/89
- Следующая
Но... недаром государь Сокол приказал иноземцев и иноверцев на государственные должности не брать. И к воспитанию детей не подпускать.
Это уж потом подзабылось, вот и нашел Руди лазейку. Он ведь не воспитатель, не чиновник, он - друг. А яд легче всего прятать под слоем меда.
Неудивительно и что боярышня ему ответила неласково. То, что он ей предложил... Руди уже понял, что Устинья Алексеевна не дура. И петь с чужого голоса не будет. Разве что выгоду свою почувствует?
Все ведь просто!
У Россы - земля. У Россы - богатства природные. Тут тебе и золото, и алмазы, и пушнина, и лес, и поля обширные, незасеянные. А Лемберг маленький, люди на головах друг у друга сидят. Зато умные и образованные. Науки превзошли, дипломатию освоили...
Вот когда б умные стали глупыми править, все бы в мире и пошло ладно да гладко.
Но как объяснить это глупой девке?
Или не такой уж глупой?
Сейчас Руди ей почти ничего не предложил. Угрожать? Так угрозы ничего не стоят, когда ты их в исполнение не приведешь.
Деньги? Власть?
В людях Руди хорошо разбирался, и понимал - боярышне это не надобно. Ни огонька у нее в глазах не шелохнулось, когда он заговорил, ни искорки не зажглось.
Тогда... пусть испугается?
Или и того лучше... Руди развернулся, и помахивая тростью, отправился восвояси.
Появилась у него идея. Хорошая, но ее обдумать надобно.
Раньше он боярышню так близко не видел, не разговаривал. Сейчас побеседовал - и задумался. А что можно предложить вот такой? Или может, проще поступить? Обмануть, закружить? Где ее опыт - и его? Не сравнить даже.
Но ведь узнает. И не простит. И все рассыплется... когда баба в ярости, все она разнесет, палаты каменные с землей сравняет, ему ли про то не знать? Лучше не рисковать понапрасну.
Надобно все серьезно обдумать.
***
Вдовая царица Любава точно знала - во дворце никогда нельзя просить напрямую
Никогда!
Или не дадут, что тебе нужно, или из вредности напакостят... всякое может быть. Потому к своей цели - женить сына, она подошла окольными путями. И пришла к пасынку.
Да, вот так вот.
Борис Иоаннович - сын от первого брака ее супруга. Потом муж был еще раз женат, но во втором браке у него только две девки получились, они нонеча замужем уже, Любава о них и не думала. А ее брак с царем был третий по счету. *
*- Царевен (из Рюриковичей) на Руси замуж как раз отлично отдавали. Дочери Ивана Грозного, к примеру, отлично замуж вышли. Это потом уж Романовы решили стать шишкой на ровном месте, и сказали, что царевнам никто не ровня. А до их правления все обстояло иначе. Прим. авт.
Детей у них долго не было. Государь не огорчался, у него Борис был, и первенец, и любимец, и наследник. А Любава злилась. Только через десять лет брака у нее сыночек родился. Поздний, балованный, а уж на что ей пойти пришлось для его рождения... о том и вовсе лучше промолчать. И не вспоминать никогда.
Дочек у нее и вовсе не было. Да и к чему они? Девки царствовать не могут, вот и не надобны!
Пасынка Любава не слишком любила. Но коли уж он царь - будет она с ним и доброй, и хорошей. Да и делает он много полезного. Страну крепит, реформы проводит, флот строит, земли преумножает, с соседями отношения налаживает. Единственное, что не в лад политике - его свадьба с рунайской княжной, Мариной. Но сама себе Любава сознавалась - хороша, гадина! Так хороша, что у Любавы и в молодости рядом с ней шансов не было. Рядом с такой всякая девка уродиной покажется.
И есть у княжны еще одно достоинство.
Кажись, бесплодна она.
Борис аккуратен, но в молодости пару детей от одной из девок прижил. Жениться на ней не мог, отец не дал позволения, а потом и затухло там все. Девка замуж вышла, муж ее детей, как своих принял. И от первой жены он ребеночка ждал. Так что Борька-то может.
А жена его?
Но Любаве то на пользу было.
Детей законных у Бориса нет. А наследник его кто?
Правильно, ее Феденька.
Случись что с Борисом, кто на трон сядет?
То-то же...
А когда Феденька женат будет, да с детьми, оно еще и лучше получится. Так что вдовая царица отправилась к пасынку.
Тот как раз послов франконских проводил, и отдыхал от дел государственных. Вот и вошла Любава, брата с собой взяла для убедительности.
- Боря, дня доброго...
- И тебе, Любава Никодимовна. Поздорову ли?
Обижало Любаву и то, что Боря ее никогда матушкой не звал.
Отец на него ругался, требовал, да Боря уперся. Мол, ты, батюшка, хоть шесть раз женись, коли так захочешь, а только мать у меня одна. И родина тоже одна.
Иоанн махнул рукой, да и отступился. Любаве обидно было, но не намного она была старше пасынка, так что смириться пришлось.
Сейчас уж Боре к сорока годкам, а деток-то и нет. Может, и не будет....
- Поздорову, - принужденно улыбнулась Любава. - Что послы?
- Послы... да всегда у них одно и то же на уме. Как бы им чего получить, а платить не хотят. И все норовят нашими руками жар загрести. Просят, вот, полк к границе выдвинуть. Они, вишь ты, с Джерманом сцепиться хотят, вот кабы мы полки к границе двинули, так джерманцы на нас бы отвлеклись, а франконцы бы им в тыл и ударили.
- А ты что же?
- Перебьются. Пусть сами грызутся, кто на Россу пойдет, того мы всем миром встретим. А в их дрязги лезть, что кошек по весне растаскивать. Кроме царапин и визга - никакой прибыли.
Любава только хмыкнула.
Так-то она и сама была схожего мнения. Сами пусть разбираются. Или - платят вперед.
- Может, и верно, Боря.
Царь только рукой махнул.
- Ты, царица Любава, ко мне о Франконии поговорить пришла?
- Нет, Боря. То есть и о Франконии тоже. Фёдор хотел бы в Лемберг поехать, поучиться, а потом, может, и во Франконию съездит?
- Чему он там учиться собрался? - поднял брови Борис.
Любава только вздохнула.
Нет, не в отца пошел пасынок. Не в отца.
В первую его супругу, Настасью...
Та, говорят, была статной, с волосами цвета каштана и голубыми глазами. И сына родила - как в зеркале отразилась. Высокого, широкоплечего, глаза серо-голубые, так и сияют, волосы волной каштановой на плечи падают. Он и сейчас-то собой хорош, а в юности и вовсе был погибель девичья.
Окажись он чуть постарше...
Ах, где там Любавины шестнадцать лет!
Ей шестнадцать тогда и было, Борису десять всего, мальчишка. А упрямый, решительный, характерный. Отец с ним и то сладить не пытался. Но тогда Любава на него не смотрела. А вот через десять лет... ну что там? Ему двадцать, ей двадцать шесть... и ведь все могло бы иначе быть. Только Борис в ней женщину никогда не видел.
Вторую жену отца, говорят, любил, дочек ее, как сестер принял, а к Любаве изначально относился с опаской и презрением. Этого женщина ему и по сей день не простила.
И отплатила хорошо, и поделом ему, дураку будет! Но сейчас не до побед бывших, сейчас ей другое надобно.
- Естественным наукам хочет поучиться Феденька. Может, год или два пожить в другой стране.
- Нет, - жестко приговорил Борис.
И так это сказано было... нет - решительное и окончательное. Но Любава все же поспорила.
- Боря, так что плохого-то? Пусть съездит, ума наберется. Опыт получит...
- Нет, Любава Никодимовна, и не проси. Не пущу я его. Федя - мой наследник, а чему там хорошему ребенка научат? В той Франконии да Джермане?
- Так ведь и полезного у них там много, разве нет?
Борис только головой покачал.
- Любава Никодимовна, ты вроде как, баба умная, что ж ты такое говоришь? Всяк кулик свое болото хвалИт, всяк иноземец свою страну выхваляет. Да так, что кажется, молочные реки там, кисельные берега. А на деле - врут они. Бессовестно и не краснеючи.
- Боря, так-то оно так, но ведь и университеты там, и профессора...
- Того добра и у нас хватает. Еще государь Сокол завещал - никогда детям иноземных наставников не нанимать. Никогда детей на чужой земле не учить. Потому как это уже чужие дети будут. Чему из наук их обучат - еще неясно, а вот презирать все росское, да хвалить иноземное - легко.
- Предыдущая
- 40/89
- Следующая