Газлайтер. Том 22 (СИ) - Володин Григорий Григорьевич - Страница 20

Она хмурится, явно собираясь продолжить спор. Её раздражение выплёскивается, как вода через край:

— Но это неправильно! Я хочу помогать как Целитель! И, кроме того, я хотела бы пройти стажировку у вас в рамках обучения в Иномирье. Пусть я и не отношусь к трём факультетам, которые уже согласованы, но я уверена, что могла бы договориться с деканатом Целительского факультета. Вы могли бы дать добро на мою кандидатуру?

Ничего себе! С наезда сразу к требованиям. Я медленно скрещиваю руки на груди и пристально смотрю на неё с холодной отстранённостью.

— Очень похвально ваше желание развиваться и быть полезной, — отвечаю ровным тоном. — Но мне не нужны подчинённые, которые постоянно оспаривают приказы. В моём роду таких нет и не будет — ни временных, ни постоянных.

Её лицо заметно меняется. Слова явно попадают в цель, и она, похоже, лихорадочно пытается осмыслить, как исправить ситуацию. Но это уже её задача, а не моя.

В этот момент из-за угла в сопровождении постового поднимается инспектор Академии — молодой парень, который тут же останавливается, увидев Ноздреву. В его взгляде читается удивление.

— Рита, а ты что здесь делаешь? — спрашивает он недоумённо.

— Помогаю медперсоналу Данилы Степановича, — отвечает она резко, раздражённо поправляя рукав. Затем вновь смотрит на меня: — Данила Степанович, я обещаю слушаться без пререканий.

— Это похвально, Маргарита Егоровна, — киваю.

Инспектор хлопает глазами, затем прокашливается.

— Кхе-кхе…Данила Степанович, инспекция завершена. Мы ставим одобрение по всем пунктам, — говорит он официальным тоном.

— Отлично, — отвечаю я, коротко кивая.

Однако инспектор, видимо, не собирается уходить сразу. Его взгляд снова возвращается к Ноздревой, и он осторожно уточняет:

— А Маргарита Егоровна надолго у вас остаётся?

Я усмехаюсь и отвечаю с лёгкой иронией:

— Пока сама хочет. Кстати, она уже заявила о желании присоединиться к стажировке. Возможно, кто-то из других инспекторов тоже захочет остаться, как она. Если так, подготовьте список желающих.

Инспектор явно загорелся этой идеей, словно только что услышал об открытии нового факультета.

— Конечно, Данила Степанович! Мы всё организуем и передадим список сегодня же.

— Отлично. А теперь покиньте, пожалуйста, этаж. Здесь посторонним находиться запрещено.

Он тут же разворачивается и уходит в сопровождении гвардейца. Я наблюдаю за их исчезающими фигурами, а затем, больше не обращая внимания на Ноздреву, направляюсь в палату к детям.

Захожу, и меня встречает неожиданная, но трогательная картина. Принцесса Чилика выносит утки за спящими малышами. Простая, почти будничная сцена. Но в её жестах есть что-то благородное.

— Ваше Высочество, спасибо за вашу помощь! — говорю я искренне, не скрывая признательности.

Она улыбается, и лёгкий румянец покрывает её щеки:

— Разве меня нужно благодарить, Данила Степанович? Вы ведь тоже помогаете этим детям, как и я. А они вам, вроде бы, никто.

Я слегка приподнимаю бровь, отвечая с ноткой иронии:

— Хм, у вас завидная проницательность.

Про себя добавляю: действительно, они мне никто. Они принадлежат народу моей жены, но ведь даже не её родственники.

— Ваше Высочество, — продолжаю я уже вслух, — я планирую отправиться за следующей партией альвов.

— Альвов? — уточняет она, слегка наклонив голову, её глаза чуть прищурены от любопытства.

— Так называется эта раса остроухих иномирцев, — объясняю я ровным тоном. — Кстати, я хотел бы снова одолжить ваши автобусы на гусеницах.

Её улыбка становится ещё шире.

— Конечно, они в вашем распоряжении столько, сколько потребуется.

— Отлично, — киваю. — Тогда могу подбросить вас до вашей провинции Антарктика-Чили. Думаю, вашим подданным сейчас особенно нужна их правительница.

Лицо принцессы светлеет, и в голосе слышится гордость, смешанная с благодарностью:

— О! Я рада, что вы признали мою провинцию, Данила Степанович!

Я слегка усмехаюсь, глядя на её воодушевление.

— Я всегда признаю тех, кто этого заслуживает.

Мой ответ, кажется, ещё больше поднимает её настроение, но прежде чем она успевает что-то ответить, дверь одной из палат резко распахивается. В коридор выбегает Целитель, его лицо перекошено тревогой.

— Один проснулся! Срочно нужна реанимация! — громко объявляет он.

Слова, словно молотком, ударяют по тишине, наполняя пространство напряжением.

«Лубянка», Москва

Владислав Владимирович поднимает трубку, как только телефон начинает звонить. Услышав голос на другом конце провода, его лицо тут же меняется — к лёгкому удивлению добавляется тень раздражения.

— Здравствуйте, Владислав Владимирович, — звучит скрипучий голос Герасима Станиславовича Буревестника, главы старинного, но чрезвычайно своевольного рода. — Когда же вы выполните свою договорённость?

Владислав слегка прищуривается, а его голос становится чуть холоднее:

— Мою договорённость? Уверен, вы ошибаетесь, Герасим Станиславович. Я ни о чём с вами не договаривался. Вы, возможно, имеете в виду графа Данилу Степановича?

Буревестник фыркает, но голос остаётся ровным:

— Хм. Мой посол побывал у графа Вещего-Филинова и остался весьма доволен его кандидатурой.

Владислав приподнимает бровь.

— Интересно, но у вас нет ни посла, ни посольства, Герасим Станиславович, — произносит он веско. — Вы явно что-то путаете. Вы могли отправить своего человека к кому угодно, хоть к римской принцессе, но не забывайте, что вы подданный нашего государя, Его Величества, Царя России. Вы не монарх и, соответственно, не вправе разбрасываться такими назначениями как посол. Прошу воздерживаться от подобных терминов в будущем.

На другом конце провода воцарилась короткая, но весьма напряжённая пауза. Владислав мог бы поклясться, что услышал, как Буревестник скрипнул зубами. Ну еще бы, Красный Влад только что отчитал седовласого князя как мальчишку.

Однако собеседник быстро берёт себя в руки и, проигнорировав замечание, продолжает:

— Так что насчёт договорённости с графом Данилой? — спрашивает князь всё тем же скрипучим голосом, в котором проскальзывают нотки недовольства. — Когда он выполнит своё слово?

Владислав Владимирович, не теряя хладнокровия, сухо замечает:

— А почему бы вам самому не обратиться к графу и не задать этот вопрос? — Его тон чётко даёт понять, что он не намерен тратить время на пустые разговоры. — Я, между прочим, не распоряжаюсь Данилой Степановичем. Он, как вы сами сказали, граф. А значит, владетель доверенных ему Царём земель. Сам себе начальник, если выражаться проще.

На том конце провода слышится раздражённый вздох, который князь Буревестник едва сдерживает. Его голос звучит натянуто, но он старается сохранить вежливость:

— Я пытался. Вернее, мои люди пытались. Через канцелярию графа. Но вместо ясного ответа — одни отговорки. Говорят, что у него какие-то важные родовые дела.

Владислав, оставаясь невозмутимым, комментирует с, на первый взгляд, простодушной интонацией:

— Ну, значит, у графа Данилы действительно важные родовые дела.

В ответ из трубки раздаётся короткое, но весьма красноречивое недовольное мычание. Пауза. Затем Буревестник вновь берёт слово, его голос звучит сдавленно, но упрямо:

— Я всё понимаю, очень даже понимаю. У меня самого полно родовых дел. Но вот как раз одно из таких «дел», порученное графу Даниле, могло бы стать основанием для моего согласия отдать материковые земли. Однако времени почти не осталось. Если граф затянет ещё немного, исполнение моего обязательства станет невозможным. Вы ведь понимаете, о чём я говорю?

Владислав Владимирович прищуривается на невидимого собеседника.

— Вот сейчас не понял. Вы хотите сказать, что откажетесь исполнять решение Царя, если ваше так называемое «родовое дело» утратит актуальность?