Газлайтер. Том 22 (СИ) - Володин Григорий Григорьевич - Страница 18

— Расценю это как похвалу, учитель, — парирую я, не удержав улыбки.

Подхожу к кроватке и осторожно беру сына на руки. Такой маленький, крошечный комочек жизни, только что появившийся на свет. Здесь, в обычном мире, он всего лишь однодневный младенец — не какой-то там создатель Карманов. Ещё и руками толком шевелить не умеет, не то что голову поднять.

Его крохотные пальчики слабо шевелятся, а пухлые щёчки розовеют в полутьме. Глядя на него, трудно поверить, что именно этот малыш способен создавать нечто столь сложное, как Карман.

— Вот и скажи мне, Фирсов, — произношу тихо, больше себе, чем ему, — как такая кроха умудряется быть настолько уникальной?

Фирсов, наблюдая за мной, тяжело вздыхает, словно хочет что-то сказать, но в последний момент передумывает. Он лишь кивает, соглашаясь с моими мыслями. Устало потерев лицо, он всё же находит в себе силы улыбнуться:

— Твой сын, Филинов. Другого объяснения здесь нет.

Олежек хлопает глазками, будто удивлённо разглядывает этот огромный и совершенно новый для него мир. Его крошечные пальчики слегка шевелятся, а из крохотного ротика раздаются первые «ау-у», еще неуверенные. Держу его аккуратно, словно хрупкий глиняный кувшин. Совсем непривычно держать младенца, особенно такого крошечного.

Чтобы не упасть лицом в грязь, срочно заимствую опыт из воспоминаний Егора-кровника. Легионер, как выяснилось, отец-молодец. Десятерых ребятишек успел воспитать, да ещё и с уверенностью держал их так, будто это у него от природы. Полезный навык.

Рядом плетётся Фирсов. Его слегка заносит, но он упрямо держится, словно на кону его честь. Видимо, старый ликвидатор ценит своё чувство собственного достоинства гораздо выше, чем мимолётный дискомфорт от головокружения.

Мы выходим из детской комнаты, и нас тут же встречают радостные лица Светы, Камилы и Лены. Жены кидаются вперёд, будто соревнуясь, кто первый увидит Олежека. Их радостные голоса заглушают всё вокруг:

— Он открыл глазки! Ура!

— Ты сделал это, Даня!

— Ты вернул Олежека!

И все трое наперебой.

Я поднимаю руку, жестом успокаивая их:

— Тише, тише, — усмехаюсь, в голосе звучит лёгкая добродушная ирония. — Лакомку разбудите же. А я, между прочим, хотел ей сюрприз сделать.

Они тут же замирают, осознавая, что Лакомка слишком многое за сегодня пережила.

— Вот, — говорю я, аккуратно поднимая Олежека чуть выше, чтобы они могли его разглядеть. — Наслаждайтесь. Первые моменты великого телепата.

Девушки ахают, будто видят самое настоящее чудо.

— Твои глаза, Даня, — замечает Лена.

— Блин, с языка сняла! — восклицает Светка.

— Ямочка на подбородке тоже, — Камила улыбается.

— Да ё-моё! — Светка удрученно вздыхает.

Фирсов, стоящий чуть в стороне, шумно выдыхает, как будто наконец-то сбросил с плеч груз. Карман остался позади, и ликвидатор постепенно возвращается в себя, хотя по его виду понятно, что силы ещё не восстановились.

Я оборачиваюсь к Лене с лёгкой улыбкой:

— Лена, будь добра, поухаживай за Ефремом Кузьмичем. Угости его восстанавливающим коктейлем и устрой ему отдых.

Лена мгновенно отвечает, её голос звучит мягко, но с ноткой решимости:

— Конечно, Даня.

Она поворачивается к Фирсову, одаривая его любезной улыбкой:

— Ефрем Кузьмич, не откажите даме. Пойдёмте, я вам приготовлю фирменный энергетик рода Вещих-Филиновых.

Фирсов, нахмурившись, кивает:

— Ну что ж, Елена Викторова, под вашим чутким руководством, пожалуй, рискну.

Она легко берёт его под локоть, словно провожая на светский раут:

— Вот и славно.

Лена уводит ликвидатора в сторону кухни. Света с Камилой тоже уходят с ними. Я же, держа сына на руках, направляюсь к Лакомке. Она должна ещё спать. И действительно, когда я вхожу в комнату, она лежит с закрытыми глазами, её лицо спокойно, дыхание ровное.

Я останавливаюсь на пороге и без лишних раздумий аккуратно делюсь с ней своей энергией, наполняя её до краёв. Теперь ей не придётся тратить силы на восстанавливающий сон.

Её тело расслаблено, но мягкий энергетический толчок пробуждает её. Лакомка зевает, открывает глаза, и в её взгляде сначала мелькает удивление, которое тут же сменяется радостью.

Когда она видит меня и Олежека на моих руках, её лицо буквально озаряется счастьем.

— Мелиндо, ты его вернул! — выдыхает она, и в её голосе столько тепла, что сердце сжимается от нежности.

— Ага. И Олежек, кстати, проголодался, — отвечаю я, мягко передавая ей сына. — Всё же для первого дня после родов он, конечно, неплохо так выдал: успел прогуляться по Астральному зоопарку и устроить там ревизию местных зверушек.

Лакомка быстренько расстёгивает рубашку на груди, чтобы накормить малыша. Её глаза блестят, а губы дрожат от широкой, неподдельной улыбки.

Я наблюдаю за ними, и наконец нарушаю тишину:

— Хочу тебя порадовать.

Она поднимает взгляд, всё ещё улыбаясь, и хитро прищуривается:

— Мелиндо, так ты уже…

— Вот добавка, — произношу я, протягивая ей образы.

В её сознании вспыхивают картины: спасённые альвийские дети, спящие, но живые; а также те, кто ещё ждёт в северном хранилище — альвы, замершие в анабиозе. Я замечаю, как её глаза расширяются от удивления, а затем наполняются слезами.

Она видит образ красивой белокурой женщины. Спящей среди других альвов — неподвижной, но живой.

— Мелиндо! — её голос дрожит, как струна, готовая вот-вот порваться. — Моя мама жива!

Я киваю, ментально стимулирую ее спокойствие, чтобы жена не переволновалась.

— Да, твоя мама, — мягко подтверждаю. — Скоро она будет здесь. Познакомится с внуком.

Она легонько всхлипывает, не в силах сдержать эмоции, нежное лицо озарено радостью.

— Сначала, — признаюсь вдруг, — я должен был спасти детей. Они были слабее, нуждались в первой помощи. Поэтому я привёз их первыми.

Лакомка улыбается, нежно поглаживая Олежку. Её голос звучит мягко и тепло:

— Конечно, ты поступил правильно. Мама бы одобрила твои действия, мелиндо.

Я усмехаюсь, чуть прищурившись:

— Рад слышать. Значит, мы с твоей мамой споёмся.

Оставив Лакомку с сыном, я направляюсь в коридор. В этот момент ко мне подходит один из гвардейцев:

— Шеф, Студень просил передать, что скоро вернётся. И с ним Юрий Борисович.

Я киваю, принимая информацию, и спускаюсь во двор как раз вовремя: из портала появляются Студень и Юрий Борисович, наш главный Целитель. А неподалёку, на скамейке, удобно устроился Фирсов, не спеша попивая коктейль через трубочку. Быстро его Лена обслужила.

— Эй! — машу Студню, привлекая внимание.

Он с Целителем тут же подходят. Лицо Студня буквально светится самодовольством, как будто он только что лично спас мир.

— Ну давай, хвастайся, витязь, — говорю я с усмешкой.

— Шеф, короче, всё уладили, — отвечает он, с видимым удовольствием делая театральную паузу.

— Где сейчас дети?

— В городской больнице, — бодро рапортует он. — Наш родовой медперсонал полностью взял их под своё крыло, за состоянием следят круглосуточно. Этаж под охраной — мышь не проскочит. Всё под контролем.

Я киваю, немного расслабляясь.

— Хорошо. А что с принцессой Чиликой?

Гвардеец улыбается шире, слегка покачивая головой:

— О, шеф, принцесса Чилика тоже участвует, — произносит он с лёгкой иронией. — Ну, по мере своих возможностей, конечно.

Рядом стоящий Юрий Борисович одобрительно кивает. Его непоколебимое спокойствие действует лучше любых слов — если главный Целитель уверен, значит, за состояние детей можно не беспокоиться.

Но я всё же прищуриваюсь, переводя взгляд на Юрия Борисовича:

— Состояние детей?

Главный Целитель тут же подключается к разговору, его голос звучит бодро:

— Дети в порядке, Данила Степанович. Вы доставили их как раз вовремя. Ещё пару месяцев в тех условиях — и они могли бы ослабеть до критического состояния. Вы спасли их, причём именно тех, кто нуждался в помощи больше всего.