Мой темный господин, или Семь кругов тьмы (СИ) - Боталова Мария - Страница 23

Я долго всматривалась сначала в одну иллюстрацию, потом в другую. На первой изображался предыдущий правитель проклятых, отец господина. На второй – сам господин в возрасте десяти лет. Об этом гласили подписи к иллюстрациям. Тьма библиотеки дала мне именно то, что нужно. Может, она сама хотела, чтобы я как можно быстрее все поняла?

Но что тут можно понять? Единственное, в чем я уверена, так это в том, что сон показал мне настоящего бывшего правителя и господина, когда тот еще был мальчиком. Когда еще не вошел в источник, не получил магию тьмы и не заплатил за нее своей душой.

Его отец был таким же жестким, как господин сейчас. Бездушные. Это так страшно звучит, так… безнадежно. Как можно жить, лишившись души? Как можно жить, не чувствуя ничего или почти ничего?

При мысли об увиденном во сне на глаза навернулись слезы. Мальчик так хотел, чтобы отец им гордился, чтобы проявил хоть какие-то эмоции! И чтобы любил? Но в итоге не получил ничего. А потом прошел семь кругов тьмы и сам стал таким же. Теперь он не может любить? Наверное, бездушные не способны любить. И мое сердце рвется от боли, когда я думаю об этом. Все заслуживают любить и чтобы их любили в ответ! За что тьма так жестока со своими верными последователями?

Я спрошу у нее. И разберусь!

Снова белое платье. Снова господин дожидается нас с Шейлой в коридоре. Снова переносимся при помощи тьмы, а потом раздеваемся, входим в источник, и весь мир перестает существовать.

Тьма схлынула, теперь она клубится только у ног. Первый, уже пройденный круг. И я вижу второй, тоже пройденный. Он дальше впереди, чуть выше, словно ступень. Эта мысль заставляет нервно усмехнуться. Почему круги, а не ступени? Их можно было бы назвать ступенями тьмы.

Делаю несколько шагов и останавливаюсь.

– Тьма… ты слышишь меня?

Тихий, отдаленный шелест.

– Слышу…

– С тобой ведь можно разговаривать, правда?

Чувствую на себе заинтересованный взгляд. Это смотрит тьма, не сомневаюсь.

– Попробуй…

– Что в конце? Почему нужно отдавать душу? Разве это справедливо?

Шелестящий, отдаленный, словно эхо, смех.

– Как много вопросов сразу … Но душа – это не конец. Совсем не конец.

Ощущаю растерянность.

– Но после седьмого круга?

– Да…

– Зачем? Почему?

– Почему? – переспрашивает тьма. И шелестит на непонятном языке: – Шарре лэшше диаш эш…

– Я не понимаю! Что это значит?

– Шарре лэшше диаш эш… – повторяет тьма. – Значение этих слов откроется, когда придет время. Пока ты просто смертная. Иди!

– Просто смертная? Значит, господин бессмертен?

– Иди вперед! Третий круг тебя ждет.

И я иду, потому что спорить с тьмой бесполезно, потому что я должна добраться до третьего круга, пройти его. Теперь уже не только ради обретения силы тьмы. Я хочу разгадать, понять ее суть.

Перешагиваю с первого круга во второй. Каждый мой шаг сопровождает шелестящий шепот:

– Шарре лэшше диаш эш. Терла ишь ша!

Слова врезаются в память.

Уверенно иду вперед и ныряю во тьму третьего круга.

Тьма взвивается и устремляется ко мне, врываясь в тело. Боль. Чудовищная боль как будто рвет на части, вгрызается, выворачивает наизнанку. Я кричу, но тьма глушит все звуки.

– Иди вперед. Иди, не останавливайся!

Задыхаюсь от боли, по лицу текут слезы, но я делаю шаг. Еще один и еще. С каждым шагом, с каждым вздохом становится только больнее. Ужасная, невыносимая боль вместе с тьмой наполняет каждую клеточку тела.

– Иди, не останавливайся.

Я иду. Несмотря ни на что, продолжаю идти. Уже почти не чувствую направления, не чувствую ничего, кроме всеобъемлющей боли, кажется, что кроме нее нет ничего. Эта боль – и есть все. Вокруг до бесконечности и глубоко внутри. Боль, только боль и тьма, они становятся неразделимы, они – единое целое.

Шаг за шагом, когда больше всего на свете хочется повернуть назад или хотя бы остановиться. Шаг за шагом, когда невозможно дышать, потому что воздуха тоже больше нет, а тьма застревает в груди. Но что-то, быть может, упрямство, заставляет продолжать этот путь.

Невозможно мыслить, но отчаянно цепляюсь за воспоминания.

Я должна пройти третий круг, я обещала себе! Нельзя сдаваться, иначе будет потеряно все. Иначе жизнь будет зря и не останется смысла. Иначе господин никогда больше не посмотрит на меня так, как смотрел у камина.

Иду, превозмогая боль. Ноги перестают держать, падаю на пол. Ползу, потому что нельзя останавливаться. Ползу, когда почти не остается сил и от боли хочется умереть.

А потом тьма наполняет не только тело, но и душу. Еще одна вспышка боли, как будто с меня что-то с кровью сдирают. И наконец приходит долгожданное облегчение.

Я снова проснулась у него на руках. Ноги лежат на холодном полу, но остальную часть тела господин придерживает. Чувствую, как по ладони что-то стекает. С изумлением замечаю тонкую рану и кровь. Господин проводит рукой по ладони, за его рукой следует тьма, стирая и кровь, и саму рану.

– Тьма может исцелять?

– И об этом спрашиваешь ты? После того, как я исцелил твою мать?

Точно. Об этом я не подумала.

Откуда взялась рана, спросить не успела. С опозданием пришел стыд. Я ведь голая лежу у него на руках! Совсем голая…

Господин усмехнулся. И меня окутала тьма, скрывая от его глаз обнаженное тело.

– Поднимайся. Ты прошла третий круг.

Он рывком поставил меня на ноги.

«Я никогда не испытывала настолько сильной боли, настолько нестерпимой и всеобъемлющей. Казалось, она терзает не только тело, но и душу, пробираясь в самые глубины.

Тьма шептала: «Шарре лэшше диаш эш. Терла ишь ша». Пусть это останется в записях. Когда-нибудь это знание должно мне открыться».

 Во сне я снова увидела его, еще юного господина. До того, как он прошел круги тьмы. Оживленное лицо, искренняя, какая-то шальная улыбка – все свидетельствовало о том, что в его жизни тьма еще не появилась.

Они играют. Вдвоем еще с каким-то мальчишкой пробираются сквозь кусты на открытую площадку двора. Тихонько посмеиваются, целятся из рогаток в камни, из которых выложены миниатюрные башенки.

– Витар! Витар, вот ты где!

Женщина, судя по одежде, служанка, вытащила второго мальчишку из кустов.

– Сколько раз я тебе говорила? Ты не должен был!

– Но мама… – заупрямился мальчишка.

– Молчи! – И тут она поклонилась. – Младший господин… прошу прощения. Это больше не повторится.

Не разгибаясь, женщина попятилась. А потом резко развернулась и поволокла ребенка прочь. Юный господин серьезно и печально смотрел за тем, как уводят его друга. Потому что играть вместе им нельзя.

Внезапно все заволокло тьмой, на какое-то мгновение у меня перед взором встала сплошная чернота, но постепенно она начала проясняться. Я увидела уже знакомый зал и тьму, которая теперь колыхалась только там, где начинался источник.

– Постой! Нет! Стой же, стой!

Небольшой, юркий зверек, похожий на странную помесь собаки и ящерицы, – точнее рассмотреть я не успела – нырнул во тьму. Мальчишка не сумел его остановить. Замер на мгновение у кромки источника. На мгновение в его глазах вспыхнул страх. А потом мальчишка решительно вошел в первый круг тьмы.

Какое-то время ничего не происходило. Я видела пустой зал и тьму, всегда подвижную. А потом из нее вышел юный господин. Один, без своего зверя. Наверное, он не сумел его найти. Но страха в глазах мальчика больше не было. Так он прошел первый круг.

Мне хотелось подойти, что-нибудь сказать. Странно, мне это вдруг удалось! Я осознала, что больше не просто наблюдаю. Я обрела тело, могу двигаться и говорить. Мальчишка заметил меня. Темные глаза впились в мое лицо.