Прятки в облаках (СИ) - Алатова Тата - Страница 74

— Так, ребенок, и кто он?

— Никто, — Маша все-таки легла, обняв одну из подушек. — Препод. Он понятия не имеет о моих чувствах.

— Препод? И чем он тебя очаровал? Вдохновленными лекциями? Маша, как можно влюбиться в человека на расстоянии? Или он… — мамин голос стал напряженным, — клеится к тебе?

— Да ничего он не клеится. И знаешь, что самое смешное? Если вдруг, ни с того ни с сего, он начнет проявлять интерес к студентке, я первая в нем разочаруюсь.

— Понятно. Значит, надо всего лишь наслать на него любовные чары, он не устоит, воспылает к какой-нибудь первой попавшейся первогодке, и вуаля — ты разочарована. Вопрос решен.

— Мама! — закричала Маша, вскочив. Она достаточно ее знала, чтобы моментально поверить, что та в состоянии выкинуть такое. — Только посмей к нему приблизиться, и я никогда тебя не прощу! Серьезно!

— Ого, какой пыл, — усмехнулась мама. — Марусенька, да ты влипла по полной.

— Угу.

— Ладно. Тогда какой план?

— Страдать, пока оно само не пройдет.

— Но это неконструктивно. Маруся, если ты хочешь этого мужчину — так иди и возьми его.

— Тебя действительно не волнует, что он препод. Никогда не волновало!

— Когда это никогда?

— Никогда-никогда, — увильнула Маша, обругав себя за оговорку. — Я правда не хочу портить ему собой жизнь. Ты же знаешь, что в универе традиции и всякие правила.

— Не хочешь портить или не знаешь, как подступиться к этому делу? Я могу дать пару советов.

— Нет, — простонала Маша, — мам, избавь меня от уроков по соблазнению препода. Я тебя буквально умоляю. Ты можешь меня просто обнять и ни во что не вмешиваться?

— Я попробую, — мама пересела на кровать и притянула ее к себе. — Только, детка моя, смотреть на тебя в таком состоянии — страшно.

— Да обычное у меня состояние. Мне просто надо выспаться.

***

И Маша спала — порой по двадцать часов в сутки, чем очень удручала родных. Ей снились такие дивные и приятные сны, что просыпаться совсем не хотелось. Напрасно мама что-то шептала над ее чаем, а папа уговаривал сходить на каток, а Димка зазывал в бар, Маша спала.

В один из последних дней каникул ее разбудил отец.

— И все-таки, пойдем погуляем, — сказал он.

На улице была одна из внезапных зимних оттепелей, чавкающая талым снегом под подошвами. Маша брела, похудевшая и ослабевшая, крепко ухватившись за папину руку, и бездумно глазела на витрины, на спешащих мимо людей, на яркие вывески и несущиеся машины. Город, который никогда не отдыхал, жил в своем сумасшедшем ритме.

— Ты как будто чахоткой переболела, — ворчливо заметил папа, поймав ее отражение в случайном окне. — Это полное безобразие, мартышка.

— Я исправлюсь, — пообещала Маша. — Мне просто нужна была передышка.

— Мать вокруг тебя на цыпочках ходит, а я скажу прямо: нельзя себя так распускать. Когда я втюрился в твою маму, то тоже был в полном отчаянии. Казалось невозможным, чтобы эта красотка выбрала вояку типа меня. Что я мог тогда ей предложить? Вечное ожидание и короткие встречи. Кто бы на такое подписался.

— Но ты не сдавался, — сказала Маша.

— Конечно, сдавался. Раз десять, не меньше. Это бесполезно, говорил я себе, что за глупая блажь. Сдавался, а потом начинал все сначала. Вот и ты — посдавалась немного, и хватит. Была бы мальчишкой — честное слово, отвесил бы тебе подзатыльник… Слушай, ты же даже на бокс ходила в шестом классе, и с чего вдруг перестала драться?

— С кем мне драться? — сухо спросила Маша, у нее скулы сводило от отцовских сентенций. Конечно, она любила его, но какой прок от всех этих разговоров?

— Ну а кто или что тебе сейчас жить мешает?

Настоящее, могла бы ответить она.

И желание вернуться в прошлое вдруг полностью завладело ей — туда, где Дымов ее любил. И пусть она будет всего лишь крошечной бесплотной проекцией самой себя, но зато они хотя бы поговорят друг с другом! А если как следует потренироваться, то однажды она придет к нему по-настоящему. Это ведь так легко — преодолеть время, оно подчинится ее воле.

Маша так сильно сжала папину руку, что тот остановился, встревоженно глядя в ее побелевшее лицо.

Время звало ее, обещало все исправить, все починить, сулило неслыханные награды и необычные приключения. Поддаться этому зову казалось таким заманчивым, таким очевидным решением.

Стоп, стиснув зубы, напомнила себе Маша. Нет такого места и нет такого дня, где Дымов бы все еще ждал ее. Она все это стерла. Есть только здесь и сейчас, но еще есть и завтра, и много лет после.

Ее жизнь продолжается, — наконец-то дошло до нее. А это значит, что она не поддастся на губительные и сладкие обманки времени, останется там, где находится. И будет двигаться только вперед — минута за минутой, час за часом. Как и все нормальные люди.

— Пап, — Маша успокаивающе погладила его по щеке, — пойдем съедим пиццу?

***

В универ она вернулась хмурым февральским днем, полная решимости уйти с головой в учебу. Маша корила себя, что так легко поддалась своим печалям и вместо веселья с семьей совершенно бездарно потратила все каникулы.

Жизнь продолжается, твердила она себе как заклинание, а от несчастной любви люди не умирают.

И пусть ей было совестно перед прошлым Дымовым, которого она обещала всенепременно влюбить в себя снова, при здравом размышлении Маша пришла к выводу, что нечего тревожить его покой. Ни к чему хорошему это не приведет. Он отказался от их любви, чтобы спасти ей жизнь, и она сделает то же самое, чтобы уберечь его карьеру. По крайней мере, хоть у него сердце целехонько и не разбито вдребезги.

Еще она много думала о том, как ректорша оказалась замужем за Лавровым. Она выскочила за него еще в прошлом году, а Маша изменила реальность только с июля. Единственным объяснением, пришедшее ей в голову, оказалось вот какое. Дымов однажды обмолвился, что ждал появления Маши до своего тридцатилетия, а потом перестал. Наверное тогда-то, разочаровавшись в многолетней иллюзии об их романтической связи, он и закрутил с ректоршей. В нынешней же временной линии он ничего не знал о Маше, ничего от нее не ждал и ему не в чем было разочаровываться. Поэтому и романа с ректоршей не случилось.

Удивительно, как переплетаются все события. Взять ту же Дину — одержимая жаждой заполучить бабушкину тетрадь, она была готова и к шантажу и к насилию. Теперь же, когда это искушение не маячило у нее под носом, Дина оставалась обычной, слегка высокомерной кокеткой.

Наверное, каждый человек способен и на плохое, и на хорошее, все зависит от обстоятельств.

Маша шла по заснеженному университетскому парку довольно спокойно. На общем собрании Бесполезняк сказала, что эффект ленивого Хроноса длится всего несколько дней. Если бы кого-то посетило воспоминание, связанное с Машей, и ее вина в сдвоенных временных потоках стала бы известна, то за ней бы пришли еще на прошлой неделе. Значит, все обошлось, главное теперь — никогда больше не поддаваться зову времени.

Получится ли? Во время прогулки с отцом ее так сильно скрутило, и…

Блямс!

Комок из снега, прилетевший ей в ухо, был таким неожиданным, болючим и обидным, что она невольно встала в защитную стойку, готовясь противостоять всем врагам на свете.

Но это всего лишь были Власов и Плугов, решившие поиграть в снежки.

— Простите, девушка, — с фальшиво-преувеличенной виноватостью заорал Власов.

И опять — больно. Оба смотрели на нее как на совершенно незнакомого человека.

Плугов подтолкнул друга в спину, и болтун-балбес подбежал к ней поближе.

— Сильно досталось? Хотите подую?

— Антон, перестань ходить кругами и переходи к сути, — потирая ухо, потребовала Маша.

— О, — оживился он, — ты нас знаешь?

— Ну вы же те самые печально известные менталисты, которые вечно что-то взрывают.

— Да-да, мы — они. А ты живешь в одной общаге с Диной Лериной, правда?

— Ах вот в чем дело, ты специально в меня снежком запулил. Есть и более гуманные способы попросить об одолжении.