Прятки в облаках (СИ) - Алатова Тата - Страница 70

— Но ты потеряешь меня, — сказала она, все еще не уверенная, что идет правильным путем.

— Ты всегда сможешь вернуть меня обратно. Жду с нетерпением.

Она нахмурилась. В роли завоевателя Маша себя прежде не видела, но жизнь в последнее время так непредсказуема, что она уже ничему не удивлялась.

— В таком случае, ты должен поделиться со мной тайными знаниями, — потребовала она, — как гарантировано влюбить в себя Циркуля за три минуты.

— Маш, да ты в два счета со мной справишься, — засмеялся он. — Я, можно сказать, с четырнадцати лет готов.

— Если только… — задумавшись, она положила руку ему на грудь, пытаясь поймать ритм чужого сердцебиения, — мне вообще стоит снова все это начинать. Роман со студенткой не принесет тебе ничего хорошего.

Дымов посерьезнел, глядя на нее открыто и пронизывающе. Казалось, он всерьез обдумывал ее слова, и от этого стало обидно.

Они отказывались от многого, чтобы сохранить Маше жизнь, но разве сейчас ему не пора было пылко заверить ее, что нет таких испытаний, которые он бы не перенес ради нее?

— Ты придешь за мной, — наконец произнес он вполне уверенно, — потому что не сможешь иначе. Я не позволю себе сомневаться в том, что ты захочешь меня во всех временных линиях.

— Верить вере твоей? — прошептала она. — Если бы ты знал, как я боюсь, что причиню тебе вред! Что всему миру причиню вред — одно неосторожное желание, один случайный прыжок туда или сюда — и все может черте-чем обернуться.

— Разве бывает иначе? — он притянул ее ниже, к себе на грудь, и она тихо легла рядом, ощущая его длинное тонкое тело каждой клеточкой. Пальцы, запутавшиеся в волосах, дыхание, запах кожи. — Каждый наш поступок влияет на других и на мир в целом. С этим, кажется, ничего не поделать.

Маша словно парила в невесомости, убаюканная его близостью, спокойным голосом и завыванием ветра за окном. Ощущала себя одной из снежинок, которые кружили за окном, и предчувствие горьких потерь растекалось внутри, от макушки до самых кончиков пальцев.

Глава 32

Двадцать пятого января Мишка ушел спать рано, а Маша и Дымов так и сидели на полу террасы, крепко обнявшись и наблюдая за движением стрелки на круглых настенных часах.

В этот день Маша должна была отправиться на бал перевертышей. Чтобы не походить на саму себя, она надела бы длинное голубое платье и завила локоны. Дина неотступно следовала бы за ней по пятам, напоминая о том, что Маше пора прыгнуть на полгода назад, в двадцать пятое июля, и произнести те самые слова, после которых все и завертелось: «Дина, я тебя умоляю, когда будешь меня убивать, возьми нож. Не веревку, а нож, обещай мне».

Наверное, в какой-то момент Дина бы перешла от уговоров к угрозам, да не просто банальному шантажу, мол я расскажу о вас с Циркулем, а к натуральному насилию.

Возможно, останься Маша в универе, до нее бы раньше дотянулись Зиночка с Бесполезняк, при желании они легко могли бы найти ее и здесь, но видимо не спешили. Пока были слишком заняты тем, чтобы сместить ректоршу, а Рябова от них никуда не денется ведь. Все равно рано или поздно вернется в университет, куда еще податься отъявленной заучке.

День угасал медленно, но верно. И Машино сердце ликующе встрепенулось вместе с последним биением секундной стрелки: фух! Она обошлась без второго прыжка, а значит никто не подаст ей терпкого вина и не отправит в вечный сон. Теперь-то у нее все будет хорошо.

***

Будильник звонил и звонил, и Маша выключила его с третьей попытки только. Спать хотелось — жуть как. Открыв глаза, она посмотрела на экран телефона: двадцать шестого января, семь тридцать утра.

Занавеси балдахина раздвинулись, и появилась взъерошенная Аня Степанова.

— Рябова, хватит валяться. У тебя экзамен по лингвистике через полчаса.

— У меня же автомат, — сонно удивилась Маша.

— Какой еще автомат, — зевая, сказала Аня, — ты же вчера даже с бала сбежала пораньше, чтобы еще раз подготовиться. Зря, между прочим, там историки подрались из-за шалавы Лериной. Допрыгается она когда-нибудь…

Тут Маша увидела и голубое платье, валяющееся на стуле, и горы учебников на столе, и три кровати в комнате. Вика все еще спала, не потрудившись задернуть шторы, и теперь ворочалась от их тихого разговора.

Маша села на простынях с вышитыми горлицами, часто моргая и ничего не понимая.

— Свинство, конечно, ставить второгодкам экзамен сразу после дня студентов, — посочувствовала ей Аня. — Но ты собирайся уже, а то позавтракать не успеешь.

— А Лиза? — оглушенно спросила Маша. — Ты что-то знаешь про Лизу из Питера?

— Про кого? — Аня недоуменно нахмурилась. — Да тебе приснилось все, и Лиза, и автомат.

— Приснилось, — потерянно согласилась Маша и поплелась наконец в душ.

Под прохладными струями воды в голове немного прояснилось. Она помнила, как бежала из универа в ужасе, как следила за стрелками часов в Мишкином доме, помнила руки Дымова на себе, и его губы на затылке.

А вот про вчерашний бал не помнила ничего.

Впрочем, неважно.

В этой временной линии ничего не случилось. Дина не увидела Машу из будущего, не услышала просьбу о ноже. Ее кошмарное видение о том, как придется однажды прирезать Рябову, не вырвалось на свободу и никого не напугало. Ректорше не пришлось будить Вечного стража, а Дымову — прикидываться Лизой. Плугов и Власов ничего не знали про тихую отличницу Машу Рябову, а Костик обошелся без волнений из-за ее проблем с сессией. Бесполезняк не зафиксировала второй прыжок в прошлое, потому что его не было, и не объединилась с Зиночкой во имя каких-то своих целей. Комиссия из минобраза не прибыла, и компетентность ректорши ни у кого не вызывала сомнений.

Все снова стало привычным, скучным и спокойным, как и должно было быть с самого начала.

И пусть Маша понятия не имела, что происходило последние полгода в этой временной линии, вряд ли это так важно. Наверняка она оставалась трамваем на рельсах. Учеба — библиотека — общага.

И все таки, выскочив на улицу, под тихий грибной дождь, Маша не могла не порадоваться тому, что снова вернулась в родные чудеса универа, по которым ужасно скучала весь предыдущий месяц.

Она понеслась к учебному корпусу, гадая, как так получилось, что Дымов отменил ее автомат. Маша изо всех сил старалась не думать о том, что была в его объятиях всего восемь часов назад — и никогда не была одновременно. Утешая себя тем, что теперь-то у нее вся жизнь впереди, чтобы вернуть утраченное, она тем не менее поднялась по лестнице с таким бешеным сердцебиением, что к четвертому этажу задыхалась, как астматик.

Ее однокурсники толпились в коридоре у входа в аудиторию, Олеся Кротова отчаянно листала конспекты, Саша Бойко дремал, привалившись к стене, явно перебрав накануне, Таня Морозова нервно расшагивала туда-сюда. Почему-то здесь был и Федя Сахаров, хотя во временной линии Маши его временно отчислили с курса лингвистики. Зачем-то он бросился к ней и крепко ее обнял. Обалдев от такого радушия, она замерла чутким кроликом, готовым сигануть в кусты.

— Ты чего?

— Пришел пожелать тебе удачи на экзамене… Вчера был просто волшебный вечер, — прошептал он ей на ухо и, о ужас, поцеловал в щеку. — После такого я просто обязан на тебе жениться.

Сделав это шокирующее заявление, Сахаров выпустил Машу из рук, а у нее едва волосы на затылке не зашевелились. Она что, переспала с Федей? Да не может такого быть!

Ну допустим, после слов мамы об идеальных детях прежняя, прилежная Маша могла ведь и всерьез приглядеться к Феде. Андрюша встречался с другими, о Дымове она и думать не думала, и чрезмерная сахаровская лопоухость вкупе с занудством вроде как не помешали Маше провести с ним так называемый волшебный вечер.

Тут она крепко призадумалась над тем, чем же является прямо сейчас. Очевидно, очень счастливым человеком, так счастлив висельник, в последний миг избежавший веревки. Очевидно, самым несчастным человеком, ведь в этой реальности Дымов еще не любил ее, в то время как она оставалась влюбленной в него по уши.