Родная душа: Рассказы о собаках - Абрамов Петр - Страница 25

• Предыдущая
• 25/42
• Следующая

Беспечный хозяин прогулочным шагом двигался следом за псом, отстав метров на пятьдесят.

Чейз, надо отдать ему должное, до последнего не двигался с места… Дистанция между тем сокращалась, достигая критической отметки, но черныш не остановился, и это была его большая жизненная ошибка. Метров с полутора Чейз атаковал — молча, сокрушительно и беспощадно. Исход боя стал ясен в первую же секунду: Молодой забияка угодил под танк! И это мой глухой на одно ухо, хромающий на все лапы старикашка, которого я собиралась спасать с дубиной в руках?… Мгновенные движения, чудовищная мощь!.. Страшные жёлтые клыки сверкнули, как меч оскорблённого самурая, и сграбастали кудрявую чёрную холку. Для начала Чейз подмёл агрессором улицу. Потом с треском проутюжил им кусты. И наконец впечатал наглеца в соседский забор, чуть не проломив железную сетку. По ходу экзекуции воинственный рык чёрного терьера сменился визгом и воплями, примерно переводимыми на человеческий язык как «Дяденька, прости засранца!..» Когда сопротивление прекратилось совсем, Чейз презрительно выплюнул оппонента, позволив вернуться к хозяину, дал мне ухватить себя за ошейник… и стал ждать наказания, отлично зная: каким бы ни был расклад, за драку в своём присутствии я по головке гладить не буду.

Ему действительно достался крепкий шлепок поводком. Но когда мы ушли с ним за угол и нас больше никто не мог видеть, я… бухнулась на утоптанный уличный песок и крепко обняла кобеля. Изумление в его глазах невозможно передать никакими словами. Он-то приготовился к добавочной выволочке, а я целовала седую, покрытую шрамами морду и приговаривала:

— Ну, старая сволочь, ну, умница, ну, молодец… Ещё не весь песок высыпался…

В городских дворах, которые мы пересекаем на прогулке, нам почти каждый день встречается совершенно дряхлый кобель — чёрная овчарка по кличке Чак. Бедолаге сильно не повезло со здоровьем. Помимо обычных старческих проблем, у него ещё и серьёзные онкологические неприятности. Хозяйка говорит, года три назад врачи давали Чаку всего несколько месяцев жизни. А он — вот он, живёт до сих пор. И даже интерес к окружающему утратил не до конца. Только почти вся прогулка теперь уходит на то, чтобы собраться с духом, присесть и, болезненно постанывая, сделать своё дело. На снегу после этого остаются кровяные следы…

Я вообще-то не пускаю Чейза знакомиться с кобелями, хотя бы отдалённо сопоставимыми с ним по размеру. Мало ли какая искра проскочит? Чейз, в молодые годы свирепый боец, с возрастом приобрёл выдержку и великодушие. И к тому же постиг, что на свете есть масса интересных занятий помимо иерархических разборок с соплеменниками. Теперь он не прочь предложить менее продвинутому кобелю свою дружбу и покровительство. Но — только до первого знака неуважения. Горе тому, кто вздумает, скажем, положить ему морду на холку! Тут он для начала хорошенько оттреплет, а потом уж начнёт соображать, как это согласуется с хозяйскими установками… Оно нам надо?

Между тем владелица Чака исполняет в наших гаражах обязанности неформального старосты, так что мы с ней иногда останавливаемся поговорить о делах. Чейз при этом неизменно сидит у моей ноги, а Чак, понимая неравенство сил и побаиваясь громилы в железном наморднике, отходит на длину поводка. Лишние переживания и конфликты ему не нужны…

По крайней мере, так всегда было раньше. Но, видно, вконец пошатнувшееся здоровье поставило Чака выше мирской суеты. В один прекрасный вечер, вместо того чтобы тихо отсиживаться в сторонке, он повернулся и заковылял на негнущихся лапах прямо к моему всё ещё очень грозному «пенсионеру».

Чейз сразу приподнял уши и потянулся вперёд, и я сочла за благо предупредить:

— Осторожно!

Хозяйка Чака только отмахнулась.

— Мой драться не полезет, — сказала она.

«Твой-то, может, и не полезет…» — подумала я. И на всякий случай изготовилась перехватить поводок. Ещё мне не хватало, чтобы немощный Чак по старческой забывчивости допустил какую-нибудь оплошность, а Чейз, по-прежнему способный посрамить иных молодых, вывалял его за это в снегу!

Дальнейшее наполнило меня, без преувеличения, чувством глубокого раскаяния и стыда. По обыкновению перестраховавшись с гладиаторскими наклонностями питомца, я позорно недооценила его ум. Не говоря уже о благородстве.

Чейз как-то очень чопорно встал… Медленно-медленно подался навстречу…

Надо было видеть, до чего осторожно и бережно обнюхивал он беззащитного старца, как откровенно боялся его испугать, а более того — нечаянно ущемить его гордость! С каким терпеливым достоинством подставлял ему для обнюхивания собственное охвостье — каковое и было изучено Чаком внимательно и благодарно…

После чего два старика уселись рядом, буквально плечом к плечу. И стали наблюдать за игрой маленьких пуделей, гулявших неподалёку…

Чейз давно приучен к тому, что временами я складываю дорожную сумку и исчезаю из дому на два-три дня, а по возвращении приношу с собой массу незнакомых запахов. Он воспринимает мои отлучки вполне философски. Не воет, не пытается отказываться от еды, не укладывается помирать на коврике в прихожей. И очень благосклонно встречает моих друзей, которые приходят с ним погулять. Наверное, прожитые годы всё-таки убедили Чейза, что здесь — его ДОМ. А дом — это такое место, куда все всегда возвращаются. И собаки, и люди.

Как-то в моё отсутствие отец спросил его:

— Чейзик! Где Маша?

Пёс немедленно направился к двери на лестницу и, показав на неё взглядом, вполголоса гавкнул. Дескать, разве ты не помнишь — она ушла во-он туда?…

Когда я звоню домой, отец обязательно даёт Чейзу послушать мой голос в трубке. Старикан изумлённо настораживается и замирает, а когда трубку убирают — отправляется в обход квартиры. Как же так, голос есть, а самой хозяйки не наблюдается? Надо проверить…

Однажды, вернувшись после трёхдневного отсутствия, я привезла Чейзу внука.

Это был четырёхмесячный красавец азиатёнок по имени Уруш. До встречи со мной малыш не видел в своей жизни ничего, кроме вольера и родного двора. А тут — здрасте-пожалуйста! — его вдруг хватают под пузо, закидывают в микроавтобус и везут не куда-нибудь, а в самый центр Москвы. Там снова хватают поперёк тушки и втаскивают в поезд. И эта железная коробка, полная неисповедимых запахов, трясётся и громыхает целую ночь, а утром щенка опять запихивают в машину и везут на другой конец города, причём уже совершенно другого…

Какие ещё после этого проверки крепости психики?

Наше путешествие длилось добрых полсуток, и всё это время я была рядом со щенком, гладила его, успокаивала, утешала:

— Всё хорошо, маленький, я с тобой.

Можете верить или нет, но уже к моменту посадки в поезд Урушка успел усвоить: у него есть Хозяйка, и рядом с ней бояться ему нечего. Когда вошли в купе, он устроился под моей лавкой, как дома. Ночью я спала, естественно, вполглаза, то и дело спускала руку вниз — проверить, как он там, погладить мягкую детскую шёрстку… Он приподнимал голову, чтобы ткнуться мне в ладонь носом: «Я тут, Хозяйка. Всё хорошо…»

Ездила я за ним не одна — с друзьями-кинологами, которые из того же помёта брали себе сучку. И мне было спокойнее, и щенкам веселее: всё же вдвоём.

И вот наконец мы выгрузились во дворе моего дома, и придвинулся миг, о котором я всё это время думала не без некоторого содрогания. Маленькому кобельку предстояло познакомиться с Чейзом.

Ребята остались с обоими щенками во дворе, а я поднялась наверх, в квартиру, чтобы там бросить сумку, торопливо чмокнуть отца — и, нацепив на Чейза намордник, вывести старика на «смотрины»…

Мне казалось, от этого свидания будет зависеть очень многое, чуть ли не все их дальнейшие отношения. Оба ведь кобели, старый и молодой. Один прошёл огонь и воду жестоких уличных схваток. А у другого в крови поколения предков, разводимых в том числе и для боёв…

Чейз сразу насторожился, увидев посреди заснеженного двора — ЕГО двора! — двух незнакомых собак. Более-менее сравнимых с ним по размеру, а значит, воспринимаемых как вероятных противников. И одна из этих собак — Урушкина сестрёнка — имела ещё и нахальство на него гавкнуть!

• Предыдущая
• 25/42
• Следующая