Последняя буква Севера - Винчестер Лина - Страница 2

– Что смешного? – Он поворачивает голову, и я понимаю, что вслух усмехнулась собственным мыслям.

– То, что мы чуть больше десяти минут наедине и ни разу не поругались. Ты даже не попытался вывести меня из себя.

– У тебя впереди тяжелый вечер, я еще успею увидеть твою недовольную мордашку.

– Ты сейчас о чем?

В ответ Джейк только загадочно улыбается и пожимает плечами. Меня мучает любопытство, но я решаю не поддаваться на провокации, потому что знаю: он хочет, чтобы я без остановки расспрашивала его, умоляя дать подсказку. Обойдется.

Джейк приоткрывает окно, ветер треплет его темно-каштановые волосы, в уголке нижней губы поблескивает стальное колечко пирсинга, – как-то раз в школьном туалете я слышала, как Пола Хоффман мечтательно щебетала, что продала бы душу, лишь бы оказаться на месте этой серьги. С одной стороны, понимаю Полу, потому что Джейк Элфорд действительно слишком хорош собой, но при этом он полный придурок.

Из дома Рэма грохочет музыка. Вечеринки тут проходят часто, и можно не бояться, что родители внезапно нагрянут, потому что мать Рэма – миссис Гастингс не только разрешает молодежи веселиться, но иногда и сама спускается к нам. Миссис Гастингс увлекается психотерапией, валиумом, алкоголем, а возможно, и чем-то покрепче любой дури. Так мама переживает тяжелый развод – поясняет Рэм.

Еще миссис Гастингс позволяет сыну и его друзьям по музыкальной группе репетировать в гараже. Оливер с детства увлекался музыкой и написанием стихов, поэтому собрал группу из четырех человек, которая сначала звучала очень плохо, но с каждым годом становилась все лучше. Группу назвали «Норд» с норвежского переводится «север», а заодно это слово собирает первые буквы имен участников группы. Ник – барабанщик. Оливер – солист. Рэм – бас-гитарист. Джейк – гитарист, чья первая буква имени не совсем вписывается в название1, но это только на первый взгляд.

Восемнадцать лет назад шестнадцатилетняя Долорес Вайтхолл влюбилась в Роя Элфорда – местного музыканта из бедного района Уэст-Мемфиса. Они переспали в первый же вечер знакомства сразу после концерта Роя. Единственный опекун Долорес – ее отец Дастин, настаивал на аборте. Долли сбежала из дома, пришла к Рою, они начали жить вместе и поженились буквально через пару недель. Беременность была крайне тяжелой, денег не хватало ни на что. На третьем месяце беременности, когда Долли мучил жуткий токсикоз, она узнала, что ее отец болен раком легких. Она искала встречи с ним, но он отказывался, потому что не мог простить. Встреча состоялась за неделю до рождения малыша. Дастин сказал, что оставит Долорес наследство при одном условии – внука назовут по семейной традиции на букву «Д».

Долли еще маленькой девочкой знала, что, если у нее будет сын, то она назовет его «Джейк» и никак иначе. Она не собиралась идти на поводу у дурацкой семейной традиции. Но она нуждалась в деньгах, потому что Рой не приносил домой ни цента. Тогда она пошла на маленькую хитрость и назвала сына «Джейк», прибавив в начале имени перед «J» букву «D». Когда Дастин увидел документы, он рассмеялся. После его смерти огласили завещание, в котором он пожертвовал все свое имущество в фонд несовершеннолетних матерей-одиночек, а Долли оставил сто долларов и записку «Цена твоей глупой гордости».

Узнав об этом, Рой разозлился. Он надеялся, что девочка из богатого района получит наследство, и тогда-то уж они заживут. Пару месяцев он даже не называл сына по имени, дав ему прозвище «сто баксов», а потом в один день просто собрал свои вещи и уехал. Долли осталась на руках с шестимесячным младенцем и с долгами мужа. Она больше никогда не видела Роя Элфорда. Долли осталась жить в трейлер-парке, где и познакомилась с моей мамой.

Джейк ненавидит историю своего имени. В школе никто не знает настоящую причину того, почему имя Джейка пишется иначе, пару раз несколько ребят сокращали имя до «ДиДжей», чем злили его, а кто-то даже получил за это по лицу. С тех пор больше никто не решается сокращать его имя. Но фанатки «Норда» в настоящем восторге от тайны имени, как и от всего, что связано с группой. Прошлым летом «Норд» обрел популярность, когда парни выложили в интернет пару роликов со своих репетиций. Я искренне радовалась за ребят, пока Оливер не сказал, что незнакомые девушки скидывают ему фото голой груди. Возможно, я бы тоже хотела скинуть ему свою грудь, но у Олли была девушка, а еще он никогда не просил меня о таком.

Я рисую обложки для песен «Норда», которые они заливают на музыкальные площадки. Мое имя нигде не указано, конечно, но это не мешает мне отдаленно чувствовать себя крошечной частичкой группы.

Как только Джейк глушит двигатель, я тут же выскакиваю из машины и семеню в дом. С каждым шагом сердце стучит все быстрее от предвкушения встречи с Оливером, от обиды за то, что он не позвонил мне, и от волнения от мысли о признании в любви.

Дверь раскрыта нараспашку, кто-то выкрикивает мне в спину «Тряпка здесь!»; вскинув руку, я машу средним пальцем в ответ. «Тряпкой» в прошлом году меня прозвала Констанс, когда увидела, как я помогаю маме мыть полы в боулинг-клубе.

Прохожу вдоль гостиной на кухню и застываю, заметив Оливера в компании Рэма. Не знаю, как это возможно, но за лето Олли стал еще прекраснее. Черты его лица выглядят мужественнее и острее, летний загар бронзового оттенка, светлые волнистые волосы выгорели на солнце и отросли, чуть прикрывая уши.

Олли смеется, его слегка заносит в сторону, и он тут же упирается рукой в кухонный остров, пытаясь поймать равновесие. Рэм даже не обращает на это внимание, продолжая рассказывать что-то. Когда Олли поднимает взгляд и замечает меня, мое сердце проваливается в желудок и, сдетонировав, взрывается.

– Микки, – произносит он одними губами, а затем широко улыбается.

Хотела бы я разозлиться, но я так рада видеть Оливера, что несусь вперед и буквально врезаюсь в него с объятиями, отчего его чуть заносит назад. Его глубокий смех отдается вибрацией в моей груди, от Олли пахнет теплым солнечным днем и сигаретным дымом. Господи, как же я скучала!

– Как я рад тебя видеть, Мик, – выдыхает он, зарываясь пальцами в мои волосы.

Отстранившись, я стискиваю зубы и хорошенько толкаю его в плечо.

– Почему не отвечаешь на мои звонки?

Потерев плечо, он рассеянно хлопает ладонями по карманам.

– Прости, куда-то дел телефон. Парни встретили меня прямо в аэропорту, я и опомниться не успел, как уже сидел у Рэма и пил пиво.

Оливер извиняется, выглядит слишком хорошо, и я едва сдерживаюсь, чтобы не выпалить все, что я к нему испытываю. Я копила эти чувства на протяжении пяти лет, и все лето сгорала от понимания, что пришло время сказать все как есть.

– У меня новости, – говорит Олли.

– У меня тоже, но лучше ты первый, потому что не уверена, что после моей новости ты сможешь говорить.

– Вот ты где! – Констанс выпрыгивает как черт из табакерки и, повиснув на шее Оливера, впечатывается в его губы жадным поцелуем.

Жду, когда Олли оттолкнет ее, но секунды тянутся, а он и не думает отстраняться. Его руки блуждают под задравшимся топом и сжимают талию Констанс. Они оба смеются сквозь поцелуй, и чем дольше я стою здесь и наблюдаю эту картину, тем сильнее меня начинает тошнить.

Вот какие новости у Оливера. Они с Констанс помирились. Она ведь уже бросила его однажды и ушла к тому, с кем изменила – к Мейсону Шепарду – одному из Кардиналов. Кардиналами мы прозвали учеников частной школы «Примроуз», ребята оттуда часто носят форму даже вне занятий, с гордостью таскают галстуки и пиджаки, на которых красно-золотыми нитями вышит символ школы – птица красный кардинал. Парни из нашей школы часто конфликтуют с Кардиналами, а на вечеринках между ними обязательно завязываются драки.

В конце весны Констанс разбила Оливеру сердце. Зачем она снова здесь? И почему он простил ее? Чувствую, как мои щеки полыхают, а глаза щиплет от желания разреветься.