Развод. Точка. Нет (СИ) - Чернякова Наталья - Страница 20

* * *

Долгое время я не могла забыть Макса: иногда хорошие воспоминания приносят больше горечи, чем плохие.

Но чаще меня просто захватывала изнутри и истязала немая боль, особенно ночами, когда лезли разные чёрные мысли. Здесь было намешано много: и чувство вины перед ним, и злоба потому, что он обманул мои надежды, и обида за предательство.

Эта тема и сегодня для меня — незакрытый гельштат. Но тогда особенно.

Те дни и месяцы были самыми трудными, самыми страшными и ужасными, ибо я приехала в Наукоград ни на сутки, чтобы пройтись по магазинам, прогуляться по городским аллеям, сходить в музей или в театр, а потом вернуться домой. Мне предстояло жить здесь долгие годы. Без знакомого привычного мирка. Без Макса.

Я успокаивала себя мыслями, что у нас с ним нет будущего, правы родители, ибо с обмана и предательства совместную жизнь не начинают.

Да и после моих слов о том, что у нас с Краснокутским любоффь — лямур, ничего хорошего от Голубева ждать не приходилось, хоть бы и призналась во лжи.

Я хорошо знала Макса: он бы всё равно с подозрением смотрел на меня и постоянно контролировал каждый шаг, буквально изводил бы своим диктатом — точно это знаю.

И разницы бы не было, что он-то как раз мне изменил, а не я. Ответил бы на это: он совершил не самый лучший поступок в силу разных обстоятельств, от безысходности, а я — виртуально, значит, допускала такие мысли. Потому ничем не лучше его.

Отчасти так и было: мне действительно нравился Кир.

Но только дружеские отношения между нами сохранялись ещё очень долгое время. Мы только посматривали друг на друга, не предпринимая никаких действий, ибо боялись разрушить те очертания доверия, которые наметились между нами с первого дня знакомства и развились далее, когда мы большой гурьбой поселились у Краснокутских.

Как они только нас терпели? А ведь ещё создавали уют и тёплую атмосферу — все условия для нормальной жизни, несмотря на наши возникавшие первое время хоть и шуточные, но перепалки.

Подумать только, Василий Геннадьевич и Александр Геннадьевич (отец Алиски и Кира) — родные братья, оба офицеры, а такие разные. С Василием Геннадьевичем запросто можно было поговорить на серьёзные темы и пошутить, а вот Александр Геннадьевич дистанцировался от всех и не подпускал к своей душе. Этакий Железный Феликс — его второе имя.

Но мы на это не обращали внимания, главное, дядюшка понимал племянников и меня, просто на раз-два считывал мысли и эмоции.

Видя, как мы с Киром исподтишка поглядываем друг на друга, но не делаем навстречу никаких шагов, чего-то выжидаем, он купил два билета в театр, будто бы для себя и жены, но предложил их нам, ибо Галина Васильевна внезапно легла в больницу — не до театров, а Алиска, как специально, уехала домой, ибо декабрь на носу, но она ещё не забрала зимнюю одежду.

Так что, другого выхода не было, как предложить билеты нам с Киром.

— О, ты хочешь пригласить меня на свидание? — принимая игру, проговорила я, с прищуром взглянув на Кира, когда он вошёл в нашу с Алиской комнату и показал билеты в театр.

— Ну.

— Баранки гну, — гаркнула я. — Что за мужики пошли! Толком в театр не могут пригласить.

— Простите, — заржал Кир, — щас исправлюсь. Ваше сиятельство, приглашаю на свидание.

— Другое дело.

Я сделала потрясающую причёску, надела чёрное, обтягивающее все мыслимые и немыслимые изгибы платье и начала краситься.

Дождавшись, когда наложила макияж и подвела на веках стрелки, Кир спросил:

— А куда ты так вырядилась?

— Как куда? В театр. Кажется, ты туда меня пригласил?

— Я тебя туда не приглашал, помахал только перед носом билетами и всё. На самом деле, хотел позвать в аквапарк, так что, смывай грим, одевайся попроще и бери с собой купальник. Согласись, как-то неразумно вести актрису в театр, будто на работу, это то же самое, что меня — в отдел полиции или в тюрьму. Не находишь?

— Актрисы в театре не работают, они там служат. Знаешь что, иди, куда хочешь, но сначала собери свои вонючие, разбросанные по всей квартире носки, — разозлилась я.

Кир разразился смехом:

— Валерия, это шутка. Не знаешь, что ли: в аквапарке до пятого декабря профилактические работы. Потому надевай шубку и вперёд — в театр. Хотя… есть маленькая проблемка: мне надо завязать галстук, — деланно вздохнул Краснокутский — младший.

— Надо, так завяжи.

— Не умею.

— Ну так иди без галстука.

— Без него не пойду. Стоять без галстука рядом со светлейшей особой — моветон. Помоги, а?

Я не могла справиться с узлом — никак не выходило, зато у Кира отлично получилось расстегнуть на спине моё новое платье с молнией. С этого момента наша дружба стремительно переросла в нечто большее — в любовь.

На премьеру мы так и не попали — были дела поважнее.

Домочадцам старались не демонстрировать наши близкие отношения, хотя они, наверное, догадывались, что в своей комнате Кир не только помогает мне репетировать «Сон в летнюю ночь», произнося мужские монологи вместо моих партнёров по спектаклю.

Но все неудобства списывал бурный и обжигающий секс. Настолько безудержный, что мы забывали о родственниках, находящихся всего-то через стенку.

Я тогда часто вспоминала Милу и её намёки на мою фригидность. Нет, теперь знала точно, это совсем не так!

Краснокутский никогда не произносил имя Голубева, но я была уверена, что оно у него постоянно вертится на языке. Хотя Кир ни о чём у меня не спрашивал, я была уверена, стоит только самой заговорить о Максе, как он обязательно пройдётся танком по его сущности, ибо я очень хорошо ощущала неприятие им Голубева, но чем это состояние холодной войны между парнями было вызвано, не понимала.

Подумаешь, Кир однажды бросил фразу, что Валерия будет его женой. И что? Это не основание для исключительной ненависти.

В конце концов, решила: это просто ревность, элементарная ревность двух мужчин к любимой женщине, и как-то успокоилась.

Когда мы с Киром поженились, долго не могли привыкнуть к новому статусу: я — жена, а он — муж, наверное, потому что некоторое время ещё жили у Краснокутских привычной студенческой жизнью, пока с помощью родителей не приобрели свою квартиру.

Мы тогда почти не видели друг друга, ибо муж оканчивал вуз и писал диплом, не выходя из библиотеки, а я пропадала то на занятиях, то на репетициях в своём «кульке», как мы ласково называли университет культуры.

Да, тогда, казалось, перед нами все дороги открыты так, что дух захватывало от ощущения жизни.

Однако вскоре у меня начался внутренний разлад, потому что на третьем курсе мастер даже не намекнул, а в открытую сказал, что театр не моё, ибо имею на всё свой взгляд, не обращаю внимания на сверхзадачу, которую ставит режиссёр, а это неправильно, не надо говорить «я думаю», а просто выполнять хотелки режиссёра. Он так и сказал: хотелки. Говоря по-простому, указал на профнепригодность.

И тогда я решила свернуть, образно выражаясь, с широкой и знакомой уже дороги на ухабистую неизвестную улочку, которая привела меня совсем в противоположную сторону — в другой университет и чуждый моей сущности факультет.

Кир не противился, он вообще никогда на меня не давил, просто повторял: «Это твой выбор. Как решишь, так и будет». А о том, что в последнее время муж придирался ко мне по разным поводам, я решила забыть, ибо теперь знала причину такого поведения. Непонятно, что я бы вытворяла в такой ситуации!

* * *

«Как хорошо, что рядом со мной верный и надёжный Кир! — думала я. — Не представляю другой жизни без него, он и есть мой мужчина, мой муж. А это повод для зависти со стороны других женщин!»

Но следующим вечером моё блаженное состояние спокойствия от осознания, что всё прекрасно, ясно и понятно, закончилось. И тому были серьёзные причины.

— А сегодня мы поедем в экопарк за шишками, — за завтраком уверенно, как дело решённое, проговорил Кир. Сказал таким таинственным тоном, будто собрался в декабре в лес за подснежниками. — Так что, ешьте лучше, обедать будем нескоро.