Список чужих жизней - Шарапов Валерий - Страница 5

– Накупался, паршивец… – кряхтел и тужился Яранцев.

Подбежали милиционеры, мокрого злодея перевалили через борт. Он не сопротивлялся, небритое лицо было искажено. Раскинулись конечности со скрюченными пальцами. Из раскроенной височной кости вытекала кровь. Олежка ахнул, упал перед Колчиным на колени, схватил за ворот шерстяной кофты, стал трясти. Странный какой-то способ реанимации…

– Очнись, урод… – хрипел старший лейтенант и отвешивал утопленнику оплеухи. Голова того моталась из стороны в сторону. – Товарищ майор, что за ерунда? – пожаловался сотрудник. – Скажите ему…

– А ты дыхание рот в рот сделай, – мрачно посоветовал Белинский. – Сдох он, не видишь? Хрен теперь допросишь…

Никита еле сдерживался. Столько усилий, такая кропотливая работа, и все коту под хвост! Какие-то сантиметры – влево, вправо… Колчин был мертв – тут и к экспертам не ходи. Левый висок пузырился, как вода в сифоне, теперь из него потекло что-то черное. Колючие глаза затянула болотная муть. Вздохнув, Никита опустился на корточки.

– Командир, в этом никто не виноват, – забормотал Белинский. – Не мы же его к этому окошку потащили. Сам, дурак, прыгнул. Хотя, конечно, могли бы действовать и продуманнее…

Вот именно! Платов резко поднялся, хрустнули колени.

– Вызывайте медиков. Осмотреть дом, прилегающую территорию. Опросить соседей, может, его кто-то навещал. Есть еще один субъект – рослый тип, которого видел Свистунец. Сдается мне, что эта фигура важнее…

Начальство песочило со всей душой, но вряд ли назревали оргвыводы. Колчина никто не просил прыгать в этот короб, ихтиандр хренов… Обыск в доме и на участке ничего не дал. Безработный медбрат Колчин не бедствовал. Дом был основательный, добротный. Участок запущен, но это вопрос не финансов, а склонностей. Наличие женской руки не чувствовалось. Убираться в своих хоромах Колчин не любил, но имел дефицитный цветной телевизор «Радуга». Производить их начали лет шесть назад, но похвастаться их наличием могли лишь единицы. Приличная электроплита из Югославии, кухонный гарнитур, стиральная машина, элегантный пленочный магнитофон с логотипом «Тошиба». В шкафу – пара дубленок, куртки из кожи и замши. Городской телефон. Откуда, интересно, деньги? Согласно поступающим сведениям, карьеру медработника Колчин сменил на карьеру сторожа. Трудился на кирпичном заводе – ночь через три. Зарплата курам на смех, зато в тунеядстве не обвинят. С соседями практически не общался, дома бывал редко, имел личный автомобиль – темно-синий ВАЗ‐2101. Граждане пожимали плечами, что они могли рассказать о своем соседе? Да ничего – ни хорошего, ни плохого. Жил сам по себе, здоровался сквозь зубы, особо не пил, девок не водил. Часто отъезжал на своей «копейке». Гости не приходили, по крайней мере, в последние несколько месяцев. Представительного рослого субъекта – точно не видели…

– Зачем им светиться, товарищ майор? – логично предположил Олежка. – Да еще тащиться в эту глухую волоколамскую даль. В доме телефон, а Колчин – вполне мобилен, чтобы подскочить, куда потребуется. Машину содержал в порядке, несколько раз отгонял на ремонт в гараж автобазы. Там запрещено чинить личный транспорт, но чего не сделаешь за деньги? Перегоревшая лампочка – просто досадный случай, за всем не уследишь, на ней и погорел…

В доме не нашли никаких вещей, подтверждающих преступную деятельность Колчина. Ни писем, ни телеграмм, ни фотографий. На заднем дворе стояла закопченная бочка, где он что-то жег. На охотничье ружье нашли разрешение в шкатулке. Соседи пожимали плечами, не могли припомнить, чтобы Колчин ходил на охоту. Вот рыбалка – другое дело, это бывало, в здешних водоемах ловятся отличные карпы… С обувной полки извлекли две пары демисезонных ботинок, эксперты соскребли засохшую на подошвах грязь. Грунт на модных чехословацких полуботинках соответствовал грунту вблизи Пионерских прудов, то есть последние сомнения в том, что Колчин и есть убийца Гаранина, отпали.

– Короче, сели в лужу, товарищи, – подытожил Платов. – Преступник понес заслуженное наказание, но легче от этого не стало. Продолжаем работу. Колчин, как мне представляется, был человеком, бравшимся за выполнение деликатных поручений – понятно, какого толка. Работал не на всех, общался лишь с проверенными клиентами, проявлял осторожность. Медик – мог добыть и применить препарат. Обладал неплохой фантазией. Сумел не вспугнуть и подпустить к себе ожидавшего у пруда Гаранина. Есть вероятность, что субъект, с которым видели Колчина, заказал ему это убийство. Понимаю, что ищем иголку в стоге сена, но такая уж наша доля.

Ближе к вечеру позвонили из приемной генерал-майора Вахмянина и пригласили для беседы. «Продолжается нагоняй?» – размышлял Никита, покидая кабинет. Секретарь с тридцатилетним опытом работы кивнула: вас ждут. В кабинете, помимо Вахмянина и в рамочке Феликса Дзержинского, присутствовало смутно знакомое лицо с погонами полковника. Товарищу было в районе пятидесяти лет, суховатый, гладко выбритый.

– Знакомьтесь. – Вахмянин был спокоен и невозмутим – словно и не выходил из себя несколько часов назад. – Полковник Сарнов Юрий Михайлович, Третье управление.

Возникли вопросы, но майор помалкивал. Учтиво приветствовал старшего по званию, обменялись рукопожатием. У полковника был негромкий голос, пытливые глаза.

– Предлагаю без церемоний, Никита Васильевич, – по имени-отчеству. Петр Иванович вас заочно представил. Дело, с которым я пришел, несколько отлично от того, чем вы занимаетесь, но это может быть обманчивое представление. Помимо контрразведки в войсках, мы занимаемся бывшими нацистскими преступниками… – Сарнов сделал паузу, видимо, задумался, бывают ли бывшие нацистские преступники. – Обойдусь без затяжных преамбул. Вы садитесь, не стойте… Знакомо вам это лицо?

Сарнов положил на стол старую, мутноватую фотографию. Фотограф запечатлел сравнительно молодого мужчину в штатском – стриженного бобриком, выбритого, с немного вытянутым лицом. У человека был волевой подбородок, неприятный, какой-то щиплющий взгляд. Снимку было несколько десятилетий.

– Смутно знакомое лицо, – допустил Никита. – Видел, но давно и не помню, в связи с каким делом. Мы его точно не разрабатывали.

– Охотно верю, – кивнул Сарнов. – Старчоус Федор Григорьевич, 1912 года рождения, уроженец белорусского Гродно, тогда еще принадлежавшего Польше, но входящего в Российскую империю. Одиозная личность, военный преступник. До войны работал бухгалтером на конезаводе под Оршей, отслужил в Красной армии, вернулся после демобилизации в родные края, трудоустроился на прежнем месте. Попадал в поле зрения НКВД в связи с антисоветской агитацией и участием в заговоре против Советской власти… – Сарнов пристально смотрел в глаза собеседнику. – Мы сейчас говорим о реальных преступлениях, Никита Васильевич, не было нужды что-то подтасовывать, вы понимаете? Я продолжу. Перед войной следы Старчоуса теряются, мы не знаем, где он был целый год и чем занимался. Всплыл после того, как немцы оккупировали Белоруссию. Возглавлял полицейское управление в своем родном Гродно – то есть пользовался полным доверием оккупационных властей. По его приказу казнили красноармейцев, коммунистов, евреев, лично расстреливал людей и, по свидетельствам современников, получал от этого колоссальное удовольствие. Одно имя Старчоуса наводило ужас на людей. Он был одержим какой-то патологической ненавистью ко всему советскому. С немцами ладил, самостоятельности не жаждал, выполнял все инструкции и приказы. Его подчиненные славились небывалой жестокостью – он набрал целый полк таких же выродков. В начале сорок третьего за особые заслуги перед рейхом Старчоус получил звание оберштурмбанфюрера СС – по армейской классификации это подполковник. В том же году перешел на другую работу. Теперь в ведении этого субъекта находились несколько абверштелле – школ абвера, учебных заведений, где готовили диверсантов и шпионов для засылки в Советский Союз. И на этом поприще Старчоус особенно преуспел. Он лично готовил людей, которым доверял. Специализировался больше не на диверсантах, а именно на шпионах. Их забрасывали на территорию Союза, они внедрялись в войска, в советские и партийные структуры. В начале сорок четвертого стало ясно, к чему идет дело. Но школы продолжали работать, агентов внедряли на длительное, так сказать, залегание. Одних ловили, другим удавалось раствориться в советском обществе. Старчоус за полтора года создал самую разветвленную сеть в СССР. Немцы рассчитывали вернуться. Но не вернулись. Они откатывались на запад. Поначалу использовали своих шпионов по мере возможностей, потом такая возможность пропала. Война окончилась. Прошло тридцать лет. Кого-то выявили, другие сами сдались – не выдержала совесть, третьи вымерли. Но кое-кто остался. Они теперь обычные граждане, с хорошими легендами, у них подлинные документы, обзавелись потомством, кто-то сделал карьеру…