Ай да Пушкин, ай да, с… сын! (СИ) - Агишев Руслан - Страница 17

Весь этот день Пушкин просидел в своем кабинете с хмурым видом, недовольно оглядывая высокие книжные шкафы. Бродил от стены к стене, время от времени беря с полки очередной книжный том, бездумно перелистывая его и ставя обратно. Мысль о предательстве великого поэта и его наследия, по-прежнему, не давала ему покоя. С самого утра так и не мог успокоиться, мучая себя бесплодными размышлениями.

— … Не-ет, нельзя, никак нельзя, — наверное, уже в сотый или даже тысячный раз, повторял он, убеждая себя, что нужно что-то менять. — Я же на самом деле не спасаю Пушкина, а убиваю его…

Вздыхая, Александр опустился в кресло. Блуждающий взгляд остановился на многочисленных бумагах на столе, массивной бронзовой чернильнице, гусином пере с обломанной верхушкой.

— Он же поэт, гениальный поэт, а я… я за эти дни даже строчки не написал.

И это была абсолютная правда, что вызвало у близких недоумение, а то и прямые вопросы. Ведь, тот Александр Сергеевич, которого знали они, жил поэзией, прозой, творчеством, и это проявлялось буквально во всем. Поэт мог резко вскочить посреди обеда и, найдя клочок бумаги, огрызком карандаш начать строчить на нем только что придуманные строки. Или, прервав разговор с собеседником, погрузиться в молчание, обдумывая что-то свое. Все это создавало поэту ореол неусыпного гения, который творил всегда и везде. Естественно, теперь всего этого не было, что казалось довольно подозрительным.

— Так нельзя, никак нельзя. Это просто предательство.

Эти слова и мысли его особенно уязвляли, ранили, вызывая едва ли не физическую боль. Ведь, он педагог «до мозга костей», много лет с упоением рассказывавший ученикам о русской поэзии и прозе, декламировавший на уроках стихи Пушкина, Лермонтова, Блока. А теперь своими же собственными руками «уничтожал» эту легенду, фактически целый мир.

Как бы ни казалось, но это его состояние не было ни истерикой, ни эмоциональным кризисом. Это было объективно осознаваемой насущной потребностью. Он просто понимал, что больше так жить не сможет. Не психологически, а физически не сможет.

— Да, это предательство, настоящее предательство.

Осознание этого простого посыла привело его к другой такой же совершенно простой и ясной мысли — нужно меняться или хотя попробовать это сделать.

— Красть чужие стихи не буду, — сразу же решил он, едва только это пришло в его голову. — Нечего Пушкина ещё и этим марать… А что же тогда?

Задумался, принявшись перебирать варианты. Перед глазами проносились десятки, сотни наименований стихов, пьес, повестей и романов, лица поэтов и писателей с фотографий и гравюр.

— Попробовать самому?

Он ведь тоже пробовал писать стихи. Пожалуй, баловался, шалил, если сравнивать с таким гигантом, как Александр Сергеевич. Зазорно даже сейчас выдавать свое рифмоплетство за пушкинские «вирши».

— Не-ет, не хорошо. Нужно что-то другое, попроще что ли, легче…

И тут его осенило!

— Конечно! Что может быть проще и легче, чем сказки⁈ И ведь Александр-свет Сергеевич писал сказки! Вот и выход!

Можно начать со сказок, а потом уже приступить и к более серьезным вещам. Тем более на сказках и заработать можно.

— Господи, это же одним выстрелом двух зайцев можно убить. Да, какой там двух зайцев, тут тремя, четырьмя, а то и пятью зайцами пахнет! С одной стороны, выходом оригинальных сказок поддержу реноме гениального творца; с другой стороны, заработаю много-много, очень много-много рубликов.

Александр уже воочию представлял внушительные фолианты с красочными иллюстрациями, которые будут лежать на прилавках и радовать глаза покупателей. Русские, татарские, украинские, чувашские, мордовские, чеченские сказки, иллюстрированные настоящими художниками. Со страниц глядят сказочные богатыри в серебристых шлемах и с булатными мечами, русоволосые красавицы в сарафанах до пят, огнедышащие драконы с золотистой чешуей, злые лешие в болотной тине и ряске.

— Золотое дно, — выдохнул он. — Если грамотно дело выстроить, то, вообще, о проблемах с деньгами можно забыть. Так, сейчас прикинем на скорую руку, с чего начать…

Задумался было, но почти сразу же нашелся.

— «Волшебник изумрудного города» и «Буратино»! Переделаю на свой лад, чтобы было побольше движения и яркости.

Пусть идея и позаимствованная, но к ее воплощению он решил подойти творчески. Сделает так, что не стыдно было бы и настоящим авторам показать.

— Замахнуться на целую серию с красочными рисунками, и все самым натуральным образом ахнут, — размышлял он, «рисуя» в уме нужную картинку. — Сейчас так никто не просто не делают, а даже не думают делать. Это будет очень свежо… Родители сами станут читать, забыв про детей, — улыбнулся, представив только, как здоровенный бородатый дядя в военном мундире и с орденами отбирает у плачущего ребенка книжку со сказками. — Жутко… хорошо.

Санкт-Петербург, набережная Мойки, 12.

Квартира в доходном доме княгини С. Г. Волконской, которую снимало семейство Пушкиных.

Вообще, дни, что остались до бала, напоминали настоящий калейдоскоп быстро стремительно сменяющих друг друга событий, наполненных бесконечным числом гостей, встреч, разговоров. Все так «спрессовало», словно семейство Пушкиных проживало не сутки, двое или трое, а сразу неделю, а то и две разом.

— … Сашенька, миленький, ты же обещался посмотреть на наши платья! Мы уже битый час ждем! — недовольно морщила прелестный лобик супруга, заглядывая в его кабинет. Александр в этот момент что-то непонятное гугукал, даже не поднимая головы. Строчил пером так, что брызги туши в разные стороны летели. — Сашенька…

Видя, что ничего не помогает, молодая женщина подошла к супругу и осторожно обняла его плечи. Наклонилась к уху и стала шептать разные милые слуху слова, особенные лишь для них двоих.

— Хорошо, хорошо, только еще одну главу допишу, — умоляюще бормотал Пушкин, стараясь не поддаваться на женские чары. — Совсем чуть-чуть осталось.

— Нет, Сашенька, нет. Поднимайся и пошли, — не сдавалась Наталья, начиная его щекотать. Знала, негодница, что тот боится щекотки и по-другому просто не встанет со своего места. — А то твой братец прибежит и вы снова убежите по делам своей газеты. А как же наши платья? Ты же обещал сделать…

Все равно не успела. Резко дернулась, заслышав громкие шаги в коридоре. Голову недовольно вскинула и руки в бока воткнула.

— А вот и Левушка, легок как на помине! — фыркнула она, разворачиваясь к двери.

— Саша [А]! Милейший братик! Саш[А]! Где ты⁈ Ты даже не представляешь, сколько мы продали! — его радостный рев и топанье в коридоре напоминали слоновий гон. — Три тысячи за два дня! Понимаешь, три тысячи!

Он влетел в кабинет, как камень, выпущенный из пращи. Пахнущий табаком и вином, с широкой улыбкой на лице, сразу же бросился обниматься. Причем и Наталье досталось, когда Пушкин-младший, задыхаясь от избытка чувств, схватил ее в охапку и начал подбрасывать. Визгу-то было…

— А-а-а-а! — заголосила та, размахивая руками. — Сашенька, спаси меня! Сашенька, миленький!

— Никто тебя не спасет! Потому что я страшный серый волк! — шутливо рычал Лев, которого просто «разрывало» от радости и восторга. Видно было, что невероятный успех в деле, которое он мог считать по-настоящему своим, его просто ошеломил. — Сейчас я тебя…

— Хватит! — не выдержал, наконец, поэт, который в таком бедламе никак не мог сосредоточиться. — Детский сад, в самом деле. Лев, поставь Ташу на пол! Немедленно! Вот так, а теперь рассказывай, какие успехи с нашей газетой. И побыстрее, а то на еще наш бальный гардероб.

— Чего тут рассказывать⁈ Тут кричать нужно! Это успех, Саша[А]! — едва не приплясывал на месте Лев. — Вот, смотри, смотри!

Он вытащил из внутреннего кармана сюртука толстую пачку ассигнаций, сложил их наподобие веера и стал трясти.

— Три тысячи рублей за несколько дней! Ты же гений! Мой брат гений! — не выдержав, Лев снова облапил старшего брата. — Прошка, уже договорился по печати нового выпуска. Нашу «Копейку» мы повезем в соседние города…