Пепел жизни - Харос Рина - Страница 12

Я опомнилась первая.

– Вам пора. Не хочу, чтобы вы опоздали из-за меня.

Уголки губ Мулцибера дрогнули в улыбке, обнажая клыки. Отпустив мою руку, он расправил крылья и взмыл в воздух, подняв клубы пыли. Я стояла на крыльце и прижимала ладонь к груди, которую несколько мгновений назад касались губы демона. Что-то теплое разрасталось в душе – покой, благодарность, освобождение от невысказанных слов и невыплаканных слез. Солнце стояло высоко над горизонтом, согревая кожу своими лучами, нутро же расцветало, словно весенний бутон.

Тьма, окружающая со всех сторон, медленно начала отступать. Мне стоило больших усилий подняться с холодного каменного пола и осмотреться – серые выступы, высокий потолок были усеяны звездами, освещающими путь заблудившемуся путнику. Стоя на дрожащих ногах, я поднесла руки к лицу и судорожно выдохнула – кисти были человеческими, но с множеством ссадин и царапин, которые местами еще кровоточили. Светлое одеяние свободно свисало с хрупких плеч, оголяя заостренные ключицы и колени.

После кончины существа, заслужившие право на прощение и перерождение, рождались в обличье смертных, чтобы самим выбрать, кем стать в новой жизни. Я всхлипнула и ущипнула себя за локоть, чтобы осознать, что все это действительно правда, а не очередная злая шутка сестры. Обхватив себя руками, склонила голову вниз и прикрыла глаза, боясь задать вопрос, который столько лет тяготил душу. Шумно сглотнув, я почувствовала, как по щеке скатилась скупая слеза, готовая перерасти в рыдания. Прикусив нижнюю губу, издала сдавленный хрип, напоминающий предсмертный вой умирающего животного.

– Где мой сын?

Вопрос эхом отразился от каменных стен, вбивая слова молотом в голову. Я крепко зажмурилась, боясь, что мой вопрос так и останется без ответа. Яркий луч осветил лицо, согревая теплом. Сощурившись, я приоткрыла глаза и увидела вдали детскую люльку, которая плавно покачивалась из стороны в сторону. Покрывало из светлого шелка рассеивалось от каждого движения.

Я прижала ладонь ко рту, стараясь заглушить рвущиеся наружу крики. На негнущихся ногах дошла до люльки и замерла, боясь заглянуть внутрь. Слезы застилали взор, но я нашла в себе силы отодвинуть покрывало в сторону.

Младенец лежал посреди белоснежных простыней, посасывая большой палец во сне. Он был таким, каким я его запомнила – темные волосы пушком покрывали голову, миндалевидный разрез глаз, небольшой заостренный носик и ямочка на правой щеке. Ему был всего месяц, когда младенческое тело сожгли на ритуальном костре.

– Мое дитя… – сквозь рыдания прохрипела я, боясь разбудить сына. Едва касаясь, провела ладонью по его щеке и упала на колени, прижимая руки к лицу. Крики рвались из глубины души, которую разрывало на множество кусков, но я сдерживалась, заглушая все эмоции. Единственно важным было то, что сын со мной. Теперь со мной.

Ребенок закряхтел, и в одночасье послышались крик и плач, которые эхом отражались от стен. Вытерев слезы тыльной стороной ладони, я быстро встала с колен и нагнулась над люлькой. Филипп, пару раз вскрикнув, заметил меня и резко замолчал. Пару мгновений он пристально изучал мое лицо, а затем агукнул и дернул ручками и ножками, радуясь возвращению. Я засмеялась сквозь слезы и подхватила Филиппа, крепко прижав к груди и вдыхая родной запах. Сын хаотично дергал руками и ногами, разговаривая на языке, известном ему одному.

Я осторожно присела на колени, затем на пол и медленно начала покачиваться из стороны в сторону, обхватив одной рукой тело Филиппа, а другой придерживая его за головку.

Мне было страшно, но тепло, которое разгоралось в душе, даровало надежду на лучшее. Мы снова встретились, пусть и по ту сторону Забвения. Я не смогла уберечь сына на земле, но теперь впереди целая вечность, чтобы я смогла доказать, как безумно скучала и любила его все эти годы.

Поправив съехавшее с плеча платье, я откинула подол наряда, прикрывая множество ссадин. Садовник, согревавший кровать каждую ночь, оперся локтем о матрас и смотрел на мой силуэт в зеркале с нежностью и влюбленностью, от которых меня чуть не стошнило. Собрав темные волосы в низкий пучок, я ущипнула себя за щеки и чуть прикусила губы, чтобы они налились алым оттенком. Хотелось перед встречей с отцом выглядеть ангелом, коим и являлась. Для него.

Усмехнувшись собственной мысли, я жестом в зеркале показала мужчине, чтобы тот собирался и как можно скорее покинул мои покои. Он тяжко вздохнул и резко поднялся с кровати, несколькими быстрыми шагами пересекая расстояние между нами, и обхватил со спины за талию, прижимая к своей груди. Его деревянные конечности спускались вниз по бедру, оставляя затяжки на платье. Наигранно взвизгнув от нахальства любовника, я что было силы ударила его по рукам и отпрянула. Развернувшись, выставила ладонь вперед, когда тот подался навстречу, и повела указательным пальцем из стороны в сторону.

– Фу, какой невоспитанный мальчик. Я же сказала – нельзя.

Не дожидаясь ответа, резким движением схватила одежды любовника – рабочие штаны и кофту – и насильно всучила. Схватив его за плечо, развернула и подтолкнула в спину ладонью в сторону выхода. Садовник пытался обернуться, что-то сказать, но я не позволила издать ни звука, призвав магию, которая плотным кольцом обвила рот любовника.

Грубо выставив мужчину за дверь, я помахала ему ладонью и послала воздушный поцелуй. Тот в последний момент вставил ногу. Дверь застряла. Я устало вздохнула, нетерпеливо спросив:

– Ну, что опять такое?

– Когда мы увидимся? – Хриплый от волнения мужской голос отражался от стен, и я, боясь, что может услышать отец, тихо прошептала, склонившись к уху любовника:

– Я дам знать. А пока отправляйся домой, пока тебя не встретил мой отец.

Садовник подался телом вперед и оставил грубый поцелуй в уголке губ. Я с силой вытолкнула его ногу и облегченно выдохнула, когда осталась в комнате одна. Прислонившись к двери, скрестила за спиной руки и прижалась затылком к прохладной древесине, окинув взглядом беспорядок в комнате. Одеяло и подушки валялись на полу в хаотичном порядке, матрас чуть съехал с кровати, все баночки и склянки, которые стояли на моем туалетном столике, валялись по углам.

От воспоминаний приятное тепло растекалось по низу живота, заставляя блаженно застонать и прикрыть глаза. Магия, которой я напитала свое нутро, ждала часа освобождения, сладко посапывая.

Со дня, когда я просила отца написать пригласительное письмо Мулциберу, прошла без малого неделя. Но каждый раз, когда пыталась завести про это разговор, мужчина отнекивался множеством дел и спешно покидал комнату. Я пыталась подловить его утром или в обед, когда он пил чай и наслаждался тишиной, но и тогда ждала неудача. Отец, завидев мой силуэт в дверях, давился горячей жидкостью, едва ли не расплескав ее из носа, кашлял, как холерный пес. В таких случаях я подходила к мужчине и стучала по спине так сильно, что его тело подавалось вперед, чуть ли не падая со стула. Когда отец переставал кашлять и выпрямлялся, он смотрел на меня с неким раздражением, а затем просто-напросто сбегал, не сказав ни слова.

Такое поведение говорило лишь об одном – письмо брат не получал, поскольку его никто и не отправлял. Отец под прицелом смертельной магии не соизволит пойти на такой сумасшедший шаг, а мать, подобно смиренной овце, не сможет возразить мужу.

К моему стыду, я не помнила Мулцибера. Его лицо каждый раз всплывало перед глазами размытой картинкой, которая никак не хотела воссоединяться воедино. У нас, у демонов, была особого рода связь – те, кто порожден проклятым чревом, могли найти второго обладателя похожей магии даже на расстоянии. Порой, сидя за чтением книг или расшифровкой старинных заповедей умерших богов и мойр, я могла улавливать в воздухе слабые отголоски магии брата, которая напоминала на вкус апельсин с корицей. У каждой силы свой вкус: мой – свежая выпечка, отца – ладан и терпкое вино, а вот мать… я долгое время не могла понять, почему не чувствовала вкус ее силы. Но чем старше становилась, тем больше пазл в голове складывался воедино.