Мир, где мне когда-то там будут рады (СИ) - Кири Кирико - Страница 45

Ебаные стукачи, ненавижу их.

— Элизи, — я стоял на пороге, прекрасно понимая, что назад уже могу и не вернуться (но я все равно вернусь чисто всем на зло ибо нехуй), — давай, береги себя и будь аккуратна с этим мэром.

— Я и так с ним аккуратна. Он пока в моих руках, так что можешь не беспокоиться.

Или во рту. Элизи пришлось поработать девушкой лёгкого поведения, чтоб вернуть отношения и снизить градус недоверия со стороны уёбка. Теперь они вроде как были вместе — он, со слов Элизи, вновь смеялся, а она жаловалась, как сложно ей приходится. Мэр даже в шутку настойчиво предлагал поработать у неё вторым личным секретарём, чтоб помочь ей. И Элизи обещала подумать.

Но меня вот это насторожило, так как разговор об этом мэр заводил неоднократно. Пусть это и была шутка, но он умный и должен понимать, что шутки приедаются. А раз он этого не понимает, то или туп, что навряд ли, или специально так давит на Элизи.

— Всё равно будь аккуратна. Вообще нет желания лететь сюда и разгребать тот ужас, что команда обычно успевает сделать за время моего отсутствия. И за Мэри присматривай. Захочет уйти… попроси подождать меня.

— Я поняла, можешь не беспокоиться.

Клирия тоже оставила какие-то инструкции делового плана, и они с Элизи… пожали руки друг другу? Ну точно спелись! Патрик, внимание, враги за спиной!

Но шутки шутками, а мне приятно, что Клирия хоть с кем-то нашла общий язык. Если конечно она Элизи это не под пытками заставляет делать.

— Готова? — спросил я, когда Клирия села на лошадь рядом. Так непривычно видеть её в походном плаще вместо её чёрного платья.

— Я всегда готова, мой господин, просто позовите меня, — кивнула она со своей классической улыбкой.

— Отлично, тогда погнали.

Мы двинулись на большое дело, после которого, как выразилась Клирия, обратного пути не было.

Ха, да для меня не было обратного пути с того момента, когда я убил первого человека, которым оказалась девушка.

Помимо нас в группе ехала Мамонта со своей пушкой, четыре девушки, которые везли с собой по пять стволов каждая (и один ещё вёз я), Рубеку и два новых мага с контрактами на всю жизнь, которые скрывались теперь у нас от правосудия. Один был худым, как скелет, весь в татухах магом, от которого веяло холодом. Другой обычным на вид парнем, если не брать в расчёт зубы как у акулы, уши волка, животные ногти и метки на руках, которые он прикрывал перчатками.

В принципе, нормальные парни, правда один говорил холодным безжизненным голосом, а второй таким голосом, словно постоянно стебался над тобой. Правда и одного, и второго я переносил спокойно, зная, что смогу их удавить при первой же херне. Знали это и они.

Ехать нам надо было целую неделю. Естественно с самого начала мы объезжали через лес деревню, чтоб не попадаться местным на глаза. После этого следовали по дороге, пуская вперёд двух девушек, что разведывали путь. Если они кого встречали, подавали сигнал, и мы уходили быстро в лес.

Несколько раз встречали разбойников, но нам приходилось обходить их стороной, так как на глаза попадаться совсем не хотелось. Я уже про лагеря молчу, которые зачищали орки. И весьма успешно, так как иногда мы натыкались на гниющие разграбленные трупы и разрушенные лагеря этих чудиков. Один раз мы даже видели людей Анчутки.

Так и двигались до границы, после чего через лес по большой дуге обошли блокпост. Лишние вопросы нам были не нужны. После этого, уже не боясь ничего, двигались в сторону города, зная, что нас там будут ждать.

Ехали мы кстати разобщённо. Одна девушка с Клирией, потом две пары, где магом и девушкой, ещё одна девушка с Рубекой, и я с Мамонтой. Ехали на значительном расстоянии, чтоб нас нельзя было связать вместе, хотя кто внимательный, мог и догадаться. Но всё лучше, чем ехать вдесятером. Это уж точно палевно.

Вскоре нас уже приветствовали стены, окружавшие холм, на котором стоял город среди полей. На дороге было немало путников, больше, чем в прошлый раз, когда мы ехали в карете на праздник. Сейчас было не только много людей, но и повозок со всевозможными грузами. Большую часть здесь составляли мешки с зерном и овощами.

— В прошлый раз здесь было меньше людей, — пробормотал я, оглядываясь.

— Прошлый раз был, когда вы ездили с графиней. Это было полтора месяца назад и это было лето, — объяснила Мамонта. — А сейчас промежуточный период и люди, собрав урожай везут на продажу или как налог.

На сколько помню, у них промежуточный период длится сто восемьдесят дней. Зимний период — девяносто дней, летний — девяносто пять дней. Промежуточный период начинался после зимы и заканчивался с началом летнего. А после конца летнего продолжался с числа, на котором остановился (то есть начинается с девяносто первого дня) до зимнего. Странная система.

Промежуточный период, это по-нашему осень и весна. Сейчас уже была осень и первые её тридцать дней были тёплыми. Остальные шестьдесят дней были холодными и чем ближе было к зиме, тем ниже падала температура. То есть нам оставалось всего шесть дней тёплых осенних деньков до того, как станет холодать.

А оживили меня весной.

— Офигеть… — пробормотал я. Мамонта вопросительно посмотрела на меня. — Да просто я в этом мире сто сорок три дня, включая этот. И только сейчас это понял. А кажется словно год уже сижу в этом мире.

— Ты же был и до этого.

— Но потом я умер и меня воскресили. Воскресили… весной. Хотя у вас нет такого понятия… Воскресили в первый промежуточный период на шестьдесят шестом дне, а сейчас сто четырнадцатый день второго промежуточного периода.

— А сколько ты прожил до того, как погиб?

— Двадцать восемь дней, — ответил я.

Мамонта задумалась.

— Получается, ты призванный герой?

— А… я же тебе не говорил, — вспомнил я и горько усмехнулся. — Призванный. Но отнюдь не герой.

— Если призван, то герой, — уверено прохрипела Мамонта.

— Я только и делаю, что с первых дней убиваю людей из-за того, что хочу жизни себе и своим друзьям. Наверное, я воплощение человека, который слишком хочет жить. Вряд ли так делают герои.

— В этом нет ничего, — хрипло ответила Мамонта. — Все хотят жить.

— Не совсем верно. Я убивал, не глядя на последствия. Любые способы и методы ради того, чтоб выжить и спасти близких. Плевать на других, лишь я и мои друзья. Десяток, сотня, тысяча — плевать. А потом началась борьба против графа и любые жертвы ради победы над ним. И вновь плевать. Там тоже моя жизнь висела на волоске, но… А, ладно. Я к тому, что одно дело — хотеть жить. Другое — как ты это делаешь.

— Ты не виноват, — спокойно ответила она. — Все мы боремся ради чего-то.

— Убиваете в таких количествах? — хмыкнул я. — Я не строю иллюзий, Мамонта. Я виноват, пусть и не во всём. Но хуже то, что я не чувствую сильного раскаяния оттого, что сделал, хотя знаю, что сам тот ещё подонок.

Стоило об этом подумать и как на душе кошки начали пробовать свои когти. Ненавижу о подобном думать. Ненавижу возвращаться в прошлое.

— Правда иногда мне становится очень грустно, что всё так сложилось, и я испытываю жалость к жертвам и себе самому. Но ещё хуже то, что я понимаю это, но иду дальше, зная, что смертей станет лишь больше. Иду, зная, что погибнут многие сотни и может тысячи. Ведь если я уже грязный, то почему бы ещё сильнее не испачкаться, чтоб наконец-то почувствовать себя счастливым и попытаться всё исправить. Борьба за жизнь сменилась на «потому что так хочу и плевать».

— Потому что ты антигерой, — хрипнула Мамонта. — И тебе приходится…

— И? — улыбнулся я. — Это лишь отговорки, Мамонта. Когда это всё началось, я действительно действовал по обстоятельствам, но потом несколько сраных раз удача улыбнулась другим, и я начал переходить грань раз за разом. Ещё одна жертва, ещё одна смерть ради чего-то. Поэтому всякие отговорки типа я не виноват, я лишь жертва, у меня трудное детство, меня сделали таким уродом люди, одноклассники… тьфу, блять. У многих людей прошлое ещё хуже, но они не пали так низко. Все отговорки о тяжёлом детстве, все отговорки о злом мире и о том, что выхода нет — такие люди всегда ищут причину, чтоб переложить вину на другого, чтоб показаться чище, чтоб обелить себя перед другими. Кучи конченных уёбков, которые выставляют себя жертвой, пытаются строить из себя страдальцев и оправдывать всё это своим тяжёлым положением, не желая признавать вину. Словно маньяки, оправдывающие свои деяния трудной жизненной ситуацией. Но это всё ложь — то, что те делают, это их осознанный выбор, который они хотят скрыть. Не хотят сказать честно, что они конченые уёбки и никто более.