Возрождение рода Шосе (СИ) - Крыс Виктор - Страница 37

Они повесили на себя взрывные устройства, и если я приближусь к даже раненому бойцу, наводчик или наблюдатель активирует детонатор. Около особняка только часть группы и пока что в бой не вступили снайперы, а, по крайней мере, один был совершенно точно. Вскидывая трофейный пулемет, я пустил короткую очередь в группу из трех бойцов, что высунулась из-за укрытия. И в этот же момент по мне ударила артиллерия, три неуправляемые ракеты сорвались в мою сторону, а я теперь узнал где еще одна часть отряда, что штурмует мой особняк. Сорвавшись с места и петляя, я рванул к установке, с которой пускают ракеты. Они пришли только за мной и всего одно попадание такой ракеты в винный подвал заберёт жизни моих детей. На подходе к установке меня уже ждали, на моем пути были четыре растяжки с гранатами и пятеро практически полностью закопавшихся пулеметчиков, повсюду были установлены противопехотные мины, я сам зашел в западню. Группы, что остались около особняка, уже начали стрелять в спину, их не беспокоило, что они могут задеть пулеметчиков, все они шли на смерть. Они знали что попытка убить владеющего грозит гибелью отряда, но эти бойцы подготовились и не жалели ни своих жизней, ни жизней товарищей.

Кнут, постоянно повинуясь моей силе психокинетики, вонзался и вырывал из земли мины, метая их в окопавшихся пулеметчиков, что не щадили боезапас своих станковых крупнокалиберных пулеметов. Двоих я уничтожил меткими выстрелами, они сами высунули свои безмозглые головы под мои пули, еще двоих разорвали их же мины. Самый удачливый пулеметчик был обезглавлен кнутом, а его пулемет перекочевал ко мне еще до взрыва агонизирующего обезглавленного тела. Приятная тяжесть от станкового крупнокалиберного пулемета придала мне уверенности, он был ужасно неудобен для стрельбы без сошек, но все это нивелировалось мощностью и тем, что я заранее видел траекторию полета пули и зря потраченных патронов были единицы. Кнут, распустившись в плеть, оплел мою грудь, давая хоть какую-то защиту, а я начал методичный отстрел групп, что двигались ко мне со стороны особняка. Сделав пару шагов, я понял, что недооценивал противника, и ракетная установка вовсе не последний аргумент противника. Просто я только сейчас вышел на линию огня, нападавшие предполагали, что я выйду через более удобный и защищённый задний вход, и потому только сейчас по мне начало работать зенитное орудие, выкашивающее все на своём пути. Если бы я вышел через задний ход то меня и половину особняка просто бы разорвало этой зениткой, а простор для маневрирования не дал бы огонь групп. Они не ожидали, что я выйду через парадный выход, но и к такому варианту были готовы. Отклонить эти снаряды я даже не пытался, я метался по земле, пытаясь предугадать траекторию движения зенитной очереди, при этом постоянно ища мины и растяжки гранат, что изредка встречались на моем пути при приближении к зенитке. Выйдя на относительно близкое расстояние, я метнул две гранаты, что снял с растяжки, в зенитчиков, и хотел уже подойти к ним, как в зенитку прилетела ракета, так и неуничтоженной мной установки, а по мне начали работать, как минимум, пять снайперов. Три группы, что подошли от особняка, вступили со мной в ожесточенный бой, в этот момент я не смог отклонить одну из пуль снайперов и, пробив нити плети, она прошила плечо, откинув меня на спину. Упав на землю, я внутренним зрением психокинетики наблюдал, как ко мне летит странная ракета, которая отличалась от других своим большим объемом. Напалм!

Я бежал от нее, зная, что если я окажусь в ее зоне поражения, то мне уже ничего не поможет, я сгорю заживо. Зарево, что поднялось от ее взрыва, должно быть видно на десятки километров. Все-таки пара огненных сгустков попала мне на спину, и я взвыл от той боли, что они мне принесли. Сгустки были небольшими и даже крохотными, но заживо горящая плоть давала такие страшные волны боли, что я почти обезумел. Я уже не скрывался от стрелков и не боялся смерти, группы, что встречались на моем пути, были просто обречены на смерть. Не все из бойцов были убиты пулями, хлыст, погасив огонь на спине, снова занял своё место в моей руке и своими нитями отрезал кисти и головы бойцов, раненых бойцов я не добивал, они уже не смогут сражаться, а мне нужна информация. Несмотря на все ранения и на ужасающую боль я был уверен в своей победе, с каждым убитым бойцом огонь по мне становился все реже и реже. Когда я подобрался к небольшому грузовичку, в кузове которого и находилась ракетная установке, которую охраняло всего семь бойцов, я даже не почувствовал их сопротивления. Шестерых я убил очередью из пулемета, а седьмому отсек ноги кнутом.

Он валялся на земле, на спине и смотрел на меня холодным взглядом, в котором не было ни страха, ни боли, а только презрение. Сорвав с груди бронежилета пульт, он нажал на переключатель.

Семь тел взорвалось одновременно, вновь обдав меня кровью и внутренностями бойцов. Как я увидел внутренним зрением, взорвались заряды на всех бойцах, как мертвых, так и на той горстке, что еще была жива, их было немного, но они были. Командир, которому я отсек ноги, посчитал, что бой проигран, а оставлять кого-либо в живых нельзя. Пока непонятно кто именно напал на меня, но то, что качество, как оснащения, так и мотивирования на высоком уровне было заметно, также нельзя забывать, что возможно есть еще один отряд, что попытается закончить начатое. Пока мчался к горящему особняку, я видел фары машин, что неслись со стороны города Ичьхилак, рев моторов заглушал рев пламени, который объял особняк. Повалив фонарный столб, я схватил его и начал разрушать и валить стены и горящие бревна, расчищая себе путь к входу к винному подвалу. Я изо всех сил старался не думать, а только действовать. Я боялся, до смерти боялся худшего, иногда я с трудом останавливал себя, чтобы не отбросить неудобный столб и не начать разбирать горящий особняк голыми руками, от жара моя кожа просто изнывала и лопалась, но мне было плевать. Высыпавшие из подъехавших машин бойцы города Ичьхилак ринулись на помощь, но жар не дал им приблизиться. Спасло меня то, что в конце колонны ехала пожарная машина, на которой была установлена водяная пушка. Пожарная машина сходу отодвинула пару джипов и начала поливать меня и сбивать напором воды пламя.

Когда я добрался до стальной двери, она уже была остужена водой, а подоспевший из города высокодановый владеющий огнем одним усилием воли потушил пламя, и пожарные машины, что все прибывали из города, просто остужали особняк, заливая его водой. В одно мгновение стальная дверь была вырвана, не знаю, это запор уже больше не держал ее намертво или я не контролировал свою силу, я не думал об этом. Ворвавшись в винный подвал в углу, у вентиляционного отверстия, я увидел своих детей, они были живы, хоть и насмерть перепуганными.

— Папа, это ты? — Прозвучал тихий голос моей дочери Эми, более никто не осмелился издать ни единого звука.

— Конечно это я, малышка, — сказал я, понимая, что дети, которые пережили так много в своей жизни, сейчас ждали не меня, а смерть.

— Там все закончилось? — Также тихо спросила Сузуми.

— Все закончилось, теперь снаружи безопасно, — сказал я ей, и дети расплакались. Они рассказывали, как испугались, как трещал потолок подвала, как они ждали что он обвалится, как они звали меня, а я все не приходил.

Как только я вывел из подвала детей ко мне сразу подбежали врачи, прибывшие из города, и начали штопать, бинтовать и вынимать осколки мин. Медики хотели разлучить меня и детей, но резко передумали, увидев мой оскал.

— А мы можем чем-то помочь, чтобы уменьшить боль? — Спросила Сузуми и все остальные дети вопросительно посмотрели на меня.

— Можете подуть на раны, чтобы боль ушла, и они быстрее зажили, — сказал я им, но не ожидал того, что они подскочили ко мне и начали усердно дуть. Даже Эми недоверчиво на меня поглядывая дула, старался и малыш Батусай, напрягая до красноты свои щечки, а на его кофточки еще были видны пятна, оставленные мозгами убитой няни.