Неправильный лекарь. Том 4 (СИ) - Измайлов Сергей - Страница 41

— В печь Исаакиевского собора? — спросил я. Ну попёрло, что делать, не могу остановиться.

— В забытие и изгнание, дурень! — уже не выдержал Степан Митрофанович. Видимо пора с шутовством закругляться. Ну как ему объяснить, что в моём мире внутривенные инфузии — это основа основ и первое, что делает скорая помощь тяжёлым больным?

— Если у вас есть ещё минут десять, — уже не гримасничая и на полном серьёзе сказал я. — Могу объяснить смысл этих процедур и зачем они нужны.

— Я вот сижу и думаю, — сказал Обухов, глядя на меня, как на вычурную инсталляцию в музее современных искусств.

— О чём? — поинтересовался я.

— Выкинуть тебя сразу в окно или послушать, что ты мне можешь рассказать?

— Не надо выкидывать, — улыбнулся я. — Вдруг я вам ещё пригожусь?

— Да вот только это меня и сдерживает, — сказал Обухов без тени улыбки на лице. — Ну давай, вещай.

Я постарался максимально лаконично и убедительно донести пользу капельниц в определённых жизненных обстоятельствах, при конкретных острых состояниях и травмах, сопровождающихся большой кровопотерей. Не забыл и про ожоги большой площади, когда введение достаточного объёма жидкости в вену не редко решает вопрос жизни и смерти. Главный козырь — чаще всего первым с пациентом контактирует знахарь скорой помощи, который не обладает чудодейственной суперсилой, способной быстро исцелить пациента.

— Значит вот как мы сделаем, — пробормотал Обухов, растирая пальцами правый висок. Таким отрешённым я его ещё никогда не видел. У него был вид человека, который всю жизнь ходил в тумане и только что прозрел. — Прежде, чем тебе официально или хотя бы полуофициально это разрешить и не оказаться потом с тобой на одном костре, я должен написать обращение в министерство. Но, есть одна проблема.

— Какая? — не выдержал я, когда пауза затянулась.

— У меня совершенно нет времени на сочинение этого письма, — криво улыбнулся он. — И так сейчас проблем выше крыши. Годовой отчет там и все такие дела, ну ты понимаешь. Поэтому давай это письмо напишешь ты и принесёшь моему секретарю. Тем более ты знаешь что писать. Ты и наговорил-то достаточно, а напишешь ещё лучше.

— Договорились, — сказал я и не смог сдержать улыбку.

— Ты чему радуешься? — спросил Обухов, искоса поглядывая на меня.

— Тому, что вы не выкинули меня в окно и согласились помочь, — сказал я, теперь уже не сдерживая улыбку и щерясь, как собачка, которая увидела хозяина после долгой разлуки. — Если вы не возражаете, я напишу так, словно это ваша личная инициатива и ваши выводы о целесообразности и необходимости.

— Естественно, что ты так напишешь, — хмыкнул Обухов. — Тогда тебя хоть на костре не сожгут, один гореть буду. Упоминания о тебе в письме вообще быть не должно. Если они утвердят, тогда и всплывёт твоя личность, как основоположника.

— Основоположника? — вскинул я брови. — Слишком большую роль мне отписали, это Курляндский основоположник, а ко мне в руки просто случайно попала его книга из тех, что не сгорела.

— Ну не так я сказал, не придирайся! — строго рыкнул Обухов, мне даже перехотелось что-то говорить без разрешения. — Ты же идею двигать собрался, а не Курляндский, значит тебе и лавры.

— Ага, или костёр, — брякнул я, снова словив строгий взгляд мэтра.

— Это всё на сегодня? — спросил Обухов, снова придвигая к себе груду документов.

— Почти, — сказал я. — Ещё небольшой вопрос.

— Быстро выкладывай, у меня времени совсем нет!

— В лечебнице «Святой Софии», где я занимаюсь обучением знахарей тонким потокам, мы начали применять ранозаживляющую мазь от Курляндского. Времени прошло мало, но эффектом уже довольны и пациенты и знахари.

— Это одобряю, — кивнул Обухов, раскладывая бумаги перед собой, пытаясь навести порядок. — Мазь дельная была, просто попала под горячую руку вместе с остальными инновациями, что предлагал тогда Готхард.

— И ещё, — начал я, но осёкся, так как Степан Митрофанович громко хлопнул в сердцах ладонью по столу, заставив некоторые листы бумаги на столе сменить дислокацию.

— Что ещё?

— Местный анестетик, — продолжил я. — Готхард Вильгельмович его сделал, но мы только начали пользоваться с сегодняшнего дня.

— Тоже благословляю, — буркнул Обухов, снова взявшись за документы. — А теперь иди отсюда, ты мне мешаешь. Письмо в министерство иди пиши.

— Так точно! — гаркнул я, резко встав и приложив руку к «пустой голове», то есть без головного убора, военные такое не любят.

Обухов поднял на меня взгляд, но я резко развернулся и пошёл на выход. Пока шёл по коридору всё никак не мог определиться, плакать мне или смеяться. С одной стороны Обухов меня не послал с этими капельницами, с другой — как отреагирует на это письмо министерство, хрен его знает. Вот обучение тонким потокам, как и применение мази и анестетиков он одобрил для испытания. Потом сформируем доказательную базу и представим на учёный совет в Москве, чтобы окончательно легализовать и ввести повсеместно. Раз он разрешил испытания, значит перспективы у этих направлений хорошие. А капельницы он даже попробовать не рискнул. Слабовато теперь верится, что этот вариант прокатит. Приду домой, буду сочинять петицию от имени Степана Митрофановича. А ведь тоже рисковый мужик, не побоялся подставить своё имя под обращением, за которое раньше на каторгу отправляли.

Одно только теперь тяготит в связи с этим делом, производство растворов пока желательно приостановить, а капельных систем и вовсе не начинать. Или начинать? Оптимизм — это хорошо, только это будут зря потраченные деньги если из министерства придёт запрет. Да не так уж и много денег, в принципе. Короче не буду я ничего тормозить. Сделаю, сложу в кучку и буду ждать.

В кабинет секретаря лечебницы я практически вбежал. В три часа начинается занятие, а у меня до этого времени ещё два стажёра по плану. Кивком поздоровался с секретарём, мотнул головой в ответ на предложенный кофе, глянул в тетрадь и побежал дальше, в кабинет, указанный в расписании первым.

Сегодня оба стажёра оказались неплохими середняками. Ядра не было у обоих, но для знахарей, обладающих лишь магией жизни на бытовом уровне, с задачей они справлялись довольно неплохо. Ну точно лучше, чем вчера последний. Ясное дело, что перелом бедра ни один из них с помощью магии не вылечит, но с многими болезнями, не требующими большого вливания магической энергии, справляться им теперь будет намного легче. Не хватало только одного, как и у всех, базовых знаний, которые я им и даю, и практического опыта, но это уже вопрос времени.

Только сейчас вспомнил и готов был бить себя тапками по лбу. Когда я торопился на приём к главному лекарю Питера, из головы напрочь вылетело, что я должен привезти в лечебницу три коробки с препаратами. Теперь уже завтра. И снова в голове поднялся вопрос покупки собственного автомобиля. Вот закинул бы эти коробки в багажник, съездил спокойно к Обухову, а потом привёз всё, что планировал в лечебницу. Вот только денег на покупку маловато, а гонорар за обучение будет только после завершения обучения. У родителей просить не хочу, не маленький мальчик уже, а брать в кредит — тем более. Мне само это слово из прошлой жизни ещё поперёк горла стоит, достаточно.

После завершения семинара я всё-таки решил поехать к Кораблёву по поводу производства систем для капельниц. Скорее всего это пригодится не скоро, но лучше я буду готов, когда это произойдёт, чем потом бегать язык на плечо.

Отец дал мне номер телефона Кораблёва, можно было бы сначала позвонить, но я решил действовать сразу и нагрянуть с визитом. Когда приехал на адрес, уронил челюсть на брусчатку. Я стоял перед внушительным зданием с огромной надписью вверху — «Кораблёв и Ко». Это получается вся эта махина и есть его офис? Представляю, с каким нетерпением здесь ждут меня, такого «большого» и «важного» человека.