Один из ста (СИ) - Храбров Лев - Страница 12

— Держи сознание ясным, и разреши движение своей силе, Один из ста.

— Что? Хар, повтори я не понял?!

— Сознание и сила.

— Все равно не понял… Аааааа.

Жуткая боль в груди свела судорогой все тело, но так как я был жёстко зафиксирован, то мог только мотать головой и биться затылком о каменную плиту. На третьем ударе словно гвоздем в голову вошла мысль — шерстяной гад пробивает мне каналы. Если так, то мне нельзя терять сознание, надо пустить ману по каналам.

Взглянув внутрь себя, я обратился к своим звездам и запустил ману. Шерстяной уже добрался до ключицы, при этом ловко выводя на самом канале витиеватые узоры. Скрипя зубами, я прогонял ману. Пот заливал глаза, легкие издавали сплошной хрип, все моё сознание было приковано только к одному процессу.

— Раскрой ладонь, осталось немного.

Шерстяной уже заканчивал пробивать лучевую кость, затем кисть, фалангу пальца… Всё. Боль в руке постепенно стихла, но только для того, чтобы вновь вспыхнуть в груди. Мне казалось, что это длиться целую вечность. Хар что-то еще говорил, но я его уже не слышал, и мой разум окунулся во тьму.

Тусклая серая хмарь в небе, однообразный серый фон и куда ни глянь, везде песок. Этот неизменный пейзаж нагоняет тоску, хочется выть, и сделать хоть что-нибудь, чтобы в бесцветной картинке появилась хоть капелька краски. Шуршание комбинезона, шуршание песка, моё тяжелое дыхание, тяжелый груз на спине придавливает к земле, но надо идти. Шаг, ещё шаг, колени подламываются, и я падаю лицом прямо в этот ненавистный песок. Он забивается в глаза, уши, в рот, я слышу, как он хрустит на зубах. Вкус пыли, вкус тления и смерти. Приподнимаясь на локтях, скидываю со спины свой груз.

— Всё, больше не могу. Пушистик, теперь твоя очередь, ты обещал!

Спине сразу становится легче. Слева раздаётся глубокий голос.

– Залезай.

Поднимаюсь, стряхиваю с себя песок и забираюсь на мягкую меховую спину Пушистика. Глажу её против шерсти, с удовольствием пропуская серые пряди между пальцами.

– Ну что, полетели? Только теперь выше облаков, без обмана!

Пушистик плавно взлетает, я заворожено смотрю вниз на удаляющуюся пустыню. На полном ходу мы влетаем в серую хмарь, и вот влажный воздух уже щекочет лицо. Хмарь пахнет апельсинами. Я знал это! Что есть сил кричу от переполняющего меня восторга и чувствую на языке кисловатый, сладкий привкус.

Ускоряемся и вырываемся из хмари. В глаза бьют яркие лучи местной звезды, подо мной расстилается, нежный розоватый ковёр из облаков. Думаю о том, как хорошо было бы перевернуть всё вверх тормашками, тогда там внизу стало бы чуточку лучше, и в этот момент замечаю среди белого ковра остров, покрытый сочной зелёной травой. На траве стоит белоснежный столик, за которым на тонких белых стульях сидят люди и пьют чай. Они замечают нас, машут нам руками.

– Пушистик, нас ждут. Давай поспешим, а то чай остынет.

Делаем круг вокруг острова и плавно приземляемся на траву. Я спрыгиваю на землю, и мне навстречу бежит любимая Аделайя, одетая в тонкое ситцевое платье цвета голубого неба, с красивым белым цветком в волосах. Она падает в мои объятия, я зарываюсь лицом в волосы, которые щекочут мой нос.

– Почему вы так долго? Мы устали вас ждать, дедушка весь изворчался. Пойдем, дядя Корнелиус уже начал рассказывать свою историю. Пушистик, ты тоже не отставай!

Аделайя хватает меня за ладонь и тянет за стол, где нас улыбкой встречает старик Илай. Он совсем не изменился. Те же лучики морщин, мягкий взгляд умных глаз, лишь в волосах добавилось пару седых прядей. Рядом с Илаем, оттопырив мизинчик и держа двумя пальцами фарфоровую чашку, сидит мужчина средних лет в яркой свободной одежде. Черные вьющиеся волосы, острый нос на загорелом лице и хитрые яркие фиолетовые глаза. Мужчина беззвучно отпивает чай и продолжает свой рассказ.

– На чем я остановился?

– На том, как вы становитесь спутником мужика с бандитской рожей по кличке Белый волк, а еще с вами был красавчик бард поэт-песенник и беременная женщина, – напоминает ему Аделайа.

— Точно, достаю я свой самогон, и мы…, – я, налив себе чаю, присоединяюсь к слушателям, в это момент рассказчик прерывается и поворачивается ко мне.

– Как тебе мой артефакт? Понравился?

Мой сон прервался, и я открыл глаза. Серая мохнатая тварь рядом со мной что-то медленно помешивала когтем в серебряной миске, стоявшей на круглом каменном столике. Я, весь липкий от пота, был по-прежнему прикован к плите.

— Пушистик, а куда все делись?

В ответ на мою слабую попытку поменять местами фантастические видения и суровую реальность раздалось привычное карканье. Интересно, я долго был без сознания?

Наскоро вспомнив происходившее до отключки, я заглянул внутрь себя, чтобы оценить изменения. Четыре плотные звезды все так же ярко светились, но от них, вместо привычного мне одного простого канала, расходились пять каналов, каждый из которых был украшен своим неповторимым узором.

Направив по одному из каналов, я увидел, как легко она пробегает от звезды до пальца и обратно. Это гениально! Такой тонкой и изящной работы я не встречал ни в одном из каталогов, рекламирующих узоры, с помощью которых усложняют каналы энергетические практики.

Пока я любовался новыми приобретениями, мохнатое нечто развернулось ко мне, держа в лапе ту самую серебряную миску, наполненную чем-то очень похожим на эридий, только золотистого цвета. Макнув туда коготь, Шерстяной уколол им мою левую руку. Опять макнул и снова уколол. Вскоре вся внутренняя сторона моего предплечья покрылась золотыми точками.

Боли не было. Наоборот, тело расслабилось, а мысли начали путаться. Огоньки на потолке превратились в звезды, и я летел сквозь них с огромной скоростью. Голова закружилась, в ушах стоял звон, вскоре превратившийся в грохот, в висках пульсировала кровь, а череп будто сжали ненавидимые тиски.

Когда уколы прекратились она, мое состояние все пришло в норму. Я посмотрел на руку — до локтевого сустава вся была покрыта вязью незнакомых мне рун, образовавших необычный узор.

— Что означает эта метка, Хар?

— Это знание, и ты принял его, Один из ста.

— И что мне с ним делать?

Плита, к которой меня приковали, начала медленно опускаться. Когда она приняла горизонтальное положение, оковы пропали. Я аккуратно сел, потер онемевшие кисти рук и попытался встать, но вместо этого, теряя сознание бессильно плашмя завалился лицом вниз, и, если бы не мохнатая тварь, ловко поднырнувшая под меня, точно разбил бы себе нос. Последним я запомнил, как плыву куда-то вдаль на мягкой спине Шерстяного.

Очнулся я в светлой и просторной комнате, стены которой украшали тканные гобелены, шитые золотыми узорами. За массивным письменным столом из тёмного дерева стояло мягкое кресло, вдоль стены — массивный шкаф и небольшой диван, обитый бархатной алой тканью, а рядом с ним круглый столик на одной ножке. На полу — ковер с толстым ворсом. Бойницы в комнате были шире, чем в прежней моей келье, и из них открывался вид на бронзовую пустыню.

С основной комнатой соседствовали санузел, с медной ванной на ажурных ножках, и столовая, с полным набором кухонной мебели и бытовых приборов. Мой рацион значительно расширился. Помимо привычных грибов, в шкафчике со стеклянной дверью я обнаружил, неизвестные мне фрукты, несколько сортов сыра, мясо, рыбу и даже вино. На стене на полках разместился набор посуды.

Вернувшись в комнату в шкафу обнаружил свой комбинезон и рюкзак, а кроме них - несколько комплектов нижнего белья, рубашки разных фасонов, три пары брюк, сапоги, армейские ботинки и мягкие мокасины. Также в шкафу был еще один комбинезон, похожий на мой, но только из более прочной и эластичной темно-синей ткани, в который я и нарядился. Обувь решил не надевать, уж больно мягкие показались ковры.

Посреди письменного стола сиротливо лежала книжка в мягкой кожаной обложке, а рядом с ней конверт из желтой бумаги. Достав письмо, я поудобнее расположился в кресле и начал вглядываться в незнакомые мне руны. Покрутив письмо так и этак, я уже собирался его отложить, но в этот момент в голове словно что-то щелкнуло, и руны сами начали складываться в слова.