Зеркальщик - Шарапов Кирилл - Страница 9

– Хреново, – прохрипел Дикий. – Меня дважды ударили по голове и зачем-то в наручники упаковали. А зовут меня Родимом Мироновичем Вяземским, 1999 года рождения.

Рядом присел лейтенант с каким-то сканером, грубо развернул Дикого боком и очень быстро откатал его отпечатки пальцев, после чего вернул тело в исходное положение, и так же молча отвалил.

– Ну, заковали, понятно зачем, – начал майор. – Вы, Родим Миронович, подозреваетесь в покушении на убийство. Только мы не можем понять как, нож ваш на кармане был, и чистый, обувь и одежда тоже чистая, ни капли крови, во всяком случае, я не вижу, а натекло ее тут прилично. Но в лаборатории каждый миллиметр проверят. Рассказывай, как и зачем ты попытался убить женщину?

– Не того поймали, – с трудом, через тошноту, слабым голосом ответил Вяземский. – Больше ничего не скажу, дайте адвокату позвонить.

Следак огорченно вздохнул и, поднявшись на ноги, посмотрел на Радима, потом бросил куда-то в пустоту:

– Тащите его в машину.

– У него сотрясение, – возразил врач, который, оказывается, никуда не ушел, а стоял в стороне, прислонившись к стеночке, – его нужно в больницу.

– Плевать мне на его сотрясение, – зло бросил майор, – он подозреваемый в серии убийств – три мертвые девки, и еще за одну ваши коллеги борются. Но если выживет, этому фокуснику конец, пойдет на пожизненное.

– Ты не того поймал, майор, – просипел снизу Радим. – Тот, кто тебе нужен, смуглый брюнет с длинным тонким шрамом на подбородке. Куда делся, не знаю.

– Дальше, – потребовал майор, наверняка решил, что раз клиент пошел на диалог, значит, можно продолжать колоть.

– Я шел в туалет и услышал звук подозрительный из женского, вроде, как тело упало. Я туда, смотрю, смуглый со шрамом стоит над телом с ножом, не слишком широкое такое лезвие, два пальца моих, длинна сантиметров пятнадцать, не складень. Я в него… – Радим замялся, – швырнул солонку.

– Солонку? – одновременно с удивлением выдали майор и доктор.

– Зачем тебе солонка? – озадачился следак.

– Мания у меня, – понимая, что правду говорить нельзя, состроив покаянную рожу, пояснил Радим, – солонки и перечницы тырю. В этот раз механически прихватил.

– Дальше, – потребовал майор.

– Дальше я швырнул солонку, потом бросился на этого смуглого с ножом. Он меня отшвырнул, я приложился башкой о кафель, перед глазами все поплыло. Когда открыл глаза, его уже не было, народу в туалет набилось тьма. Попытался встать, мужик из компании, в которой баба подрезанная пила, меня отоварил в челюсть, а дальше вы в курсе. Вон доктор меня в себя привел.

Майор с минуту молчал, пристально глядя на Вяземского, которого разговор так напряг, что голова начала раскалываться пуще прежнего.

– Товарищ майор, можно вас на минуту? – позвал его сотрудник с погонами лейтенанта, который сидел в двух столах за ноутбуком.

Агапов кивнул и отошел, но как бы хреново Радиму не было и как бы тихо не говорили следаки, он все равно услышал. Чтобы не палиться, он откинул голову назад, прикрыв глаза.

– Мы запись посмотрели, – начал лейтенант, – не мог он. Пострадавшая ушла раньше, три минуты пятьдесят секунд прошло. Потом он поднялся, пошел в туалет, вел себя только перед этим странно, башкой вертел, словно кого-то высматривал. Дошел до туалета, потом повернулся к женскому. По показаниям свидетелей с момента, как он встал из-за стола и как в туалет вбежали первые люди, прошло чуть больше двадцати секунд. Хронометраж записи это подтверждает. Он бы не успел. Да и наш криминалист говорит, что за такое время, из нее столько крови вылиться просто не могло, она истекала кровью не меньше полутора минут. Про нож говорить рано, но вроде его складень не причем. Никаких следов, он бы не успел его отмыть, а другого ножа в туалете не обнаружено, хотя все облазили.

Радим даже глаза открыл, чтобы наблюдать за ним уже нормально. Несколько минут Агапов молча стоял, обдумывая ситуацию. Дикий прекрасно представлял, о чем тот думает, задержи он Вяземского, и любой адвокат, отсмеявшись, вытащит его за пять минут, а ему выговор прилетит, если вообще не отстранят за подобное. Видимо, следак пришел к таким же выводам.

– Займитесь им, – обратился он, наконец, к врачу, – наручники можно снять. – Он посмотрел на лейтенанта, который делал доклад. – Есть на записи еще кто-то, кто входил в туалет и выходил из него?

– Нет, тащь майор, – покачал тот головой, – люди ходили, но никого подозрительного.

– Отсмотреть запись за весь день, нужно найти этого смуглого, если, конечно, он, – Агапов бросил взгляд на Радима, – не соврал.

Лейтенант кивнул и унесся выполнять. А Вяземского два сотрудника подняли на ноги, и повели к машине скорой помощи.

– Из города не уезжайте, – крикнул ему в спину майор.

– Нож верни, и вещи, – тихо, но вполне слышно, произнес Радим, при этом он сунул руку в маленький кармашек на джинсах, плохо его обыскивали, амариил был на месте.

– За пырялом своим ко мне явишься, завтра, – крикнул Агапов, – показания твои нормально запишу. А сумку твою и пиджак, и прочее, сейчас в машину принесут. Зачем тебе в кармане пакет с солью? – вдруг неожиданно спросил Агапов.

– Лось я, соль люблю, – ответил Радим, желания разговаривать с майором не было, голова раскалывалась, снова начало тошнить.

Ночь Вяземский провел в больнице. Не любил он их, но врач, который приводил его в порядок, отказался выпускать пациента. Да и мент, что сопровождал его, увез одежду на проверку, обещая к утру вернуть, если чистая. За малую денежку ему предоставили отдельную палату с душем и принесли заказанные Радимом бургеры, есть не особо хотелось, мутило его, но после таблеток стало полегче, и перекусить было необходимо, и Радим хоть и с трудом но запихнул в себя пару булок с котлетами, сыром и маринованным огурчиком. Мылся он, косясь на небольшое зеркало у себя за спиной, но то честно показывало его спину с толстым кривым шрамом, который достался ему на память об одном копе, где он не сошелся во взглядах с местным населением.

– Как самочувствие? – поинтересовался дежурный по этажу, войдя в палату в восемь утра, держа в руках его шмотки.

– Лучше, чем вчера, но голова все равно болит, – отозвался Радим, устраивая подушку и переходя в позицию полусидя.

– Это еще на денек. Сотрясение у вас среднее, восстанавливаетесь вы неплохо, мы вас выпишем к двенадцати. Но если возможно на работу сегодня не ходите, отлежитесь сегодня дома.

– Я и не собирался, – хмыкнул Вяземский, – уже написал шефу сообщение, все объяснил, до завтра у меня официальный отгул. Как только выпустите, поеду домой.

– Ну, тогда можете собираться, – разрешил дежурный врач. – Вы у нас гость особенный, держать вас до двух никто не собирается, только такси вызовите, за руль не садитесь.

– За какой руль? – удивился Вяземский. – Мой Ленд Ровер остался у ресторана, откуда меня привезли. Хотя мне еще в обед в следственный комитет ехать. Вот, пожалуй, на обратном пути и заберу его.

– Ах, да, – вспомнил доктор и вытащил из кармана пару блистеров с таблетками, – эти выпить после еды, три раза в день, сегодня и завтра, эти только вечером, дней пять. Но у вас ничего серьезного, так что, все будет хорошо.

– А вы не знаете, что с той девушкой, которую в туалете порезали? – поинтересовался Дикий, одеваясь. Сорочка, в которой он был накануне, мятая, но ничего, доберется до дома, закинет в стирку. – Майор вроде сказал, что ее к вам тоже привезли.

– К нам, на третьем этаже почти прямо над вами в реанимации. Вытащили ее, шесть часов операция длилась. Сейчас ее погрузили в искусственную кому на несколько дней. Но вас к ней никто не пустит, да и возле палаты теперь постоянный пост из двух полицейских. Как-никак важный свидетель.

Радим кивнул и, накинув на плечи пиджак, осмотрел палату на предмет забытых вещей. Уже через десять минут он сидел в такси, которое везло его домой. Выходя из машины, он бросил взгляд на дом напротив, на тот самый балкон, где курила обнаженная женщина. И тут в голове щелкнуло, вот почему девушка в ресторане показалась ему знакомой, он видел ее накануне утром, на том самом балконе, правда, издалека она показалась чуть старше.