Заклинатель снега - Дум Эрин - Страница 20

Мейсон шагнул ко мне и встал очень близко, высокий и властный.

От напряжения у меня в животе будто сжалась пружина. Я задрала голову и напряглась еще сильнее, когда он наклонил ко мне свое лицо, сократив расстояние между нами до минимума. Я собралась отступить на шаг, но он удержал меня, выражение его лица было угрожающим, кошачьи глаза светились янтарным блеском.

– Садись в машину. Отец вернулся, и я не собираюсь из-за тебя опаздывать на обед. Ясно?

В солнечном свете его радужки казались черными, как уголь, но с близкого расстояния я успела заметить, как блестели в них крапинки.

– Двигайся давай!

Раздраженный до предела, Мейсон зашагал к машине. Я наблюдала за ним, прищурившись.

Стоя у машины, он так грозно посмотрел на меня, что я сдалась и медленно побрела к двери с пассажирской стороны.

– Ты мог бы сразу сказать, что все из-за Джона, – с упреком бросила я, с силой дернув за ручку.

Бросив в ноги рюкзак, я залезла в его дурацкий «Мустанг». И отвернулась, когда он сел рядом и завел машину.

«Это невыносимо», – повторяла я про себя, прежде чем поняла, что жжение в груди возникло не только от обиды на Мейсона, но отчего-то еще.

Почему Джон мне не написал, не сообщил и мне тоже? Всего-то и стоило написать: «Я дома». Я узнала об этом от его отвратительного сыночка, в очередной раз испытав унижение. Хотя нет, все-таки я злилась на Мейсона, а не на Джона. Я всегда злилась на Мейсона.

Волевой подбородок, прямая линия носа, надменный профиль – я косилась на него время от времени, не понимая, почему мой гнев только усиливается.

«Но то, что ты запал на такую, просто треш»… Я ненавидела эту фразу еще и потому, что не могла выбросить ее из головы. Хотя какое мне дело, что обо мне думает Мейсон?

Я родилась среди гор, как один из тех лишайников, которые раскалывают камни, чтобы расти на мерзлой земле. Моя кожа стала твердой, как слоновая кость. Мой характер – броня против издевок мира. Меня уже давно перестало волновать мнение окружающих на мой счет. Мейсон лишь один из многих.

Всю дорогу я хранила упорное молчание. Через некоторое время Мейсон остановил машину возле ресторана. Я отстегнула ремень безопасности и вышла, не дожидаясь его.

Подошла к входу и открыла стеклянную дверь, когда над моей головой протянулась его рука, чтобы ее придержать. На мгновение мне показалось, что я чувствую у себя на шее его взгляд. Нервным жестом я сняла кепку.

Мы вошли, тут же показался официант.

– Добрый день! Столик на двоих?

– У нас бронь на имя Крейна, – ответил Мейсон.

Улыбка официанта стала шире.

– Замечательно. Я провожу вас к столику.

Просиявший Джон встал, когда мы подошли. Он был в безукоризненном деловом костюме – видимо, не успел заехать домой переодеться.

– Ну наконец-то! – начал он. – Вы заблудились по дороге, что ли?

– Не-а, – сказал Мейсон, садясь напротив, и Джон похлопал его по плечу.

– Я тебе звонил, – сказал он мне, когда я тоже села, – но твой мобильник был выключен. Ты мою эсэмэску прочитала?

Я ошеломленно посмотрела на Джона, потом наклонилась, чтобы достать из рюкзака телефон, и только тогда… Как я могла пропустить его сообщение?

– Нет… – пробормотала я. – Не… заметила.

Джон улыбнулся.

– Ну и ладно. Главное, мы опять все вместе. Как у вас дела? Поездка была ужасной. Самолет задержали на два часа, потому что пилот застрял в пробке.

Бодрым голосом Джон начал рассказывать нам о сделке, и Мейсон, сидевший рядом со мной, слушал его очень внимательно, можно сказать, был сосредоточен только на нем. Он кивал, то и дело потягивая воду из стакана.

Мой взгляд упал на белую скатерть, и на мгновение я отвлеклась от разговора, вспомнив, что в последний раз была в ресторане с сопровождающей женщиной из соцслужбы.

Я не сразу поняла, что прикасаюсь к чему-то теплому. Повернула голову и увидела руку Мейсона рядом со своими бледными пальцами. Он перестал слушать Джона и посмотрел на меня сверху вниз. Его лицо оказалось так близко к моему, что я услышала, как он дышит, почувствовала, как его взгляд проникает в меня, изучает меня, жжет мне сердце… Я резко убрала руку.

Дыхание сделалось очень горячим, я спрятала руки под стол, как будто чувствовала вину за это прикосновение. Но оно было случайным, совершенно случайным…

Стул рядом заскрежетал об пол, и Джон озадаченно поднял глаза от тарелки.

– Я в туалет, – услышала я голос Мейсона.

Непонятно почему, я словно окаменела. Только когда он был достаточно далеко, я увидела, как, пройдя меж столиками, он заворачивает за угол и его рука медленно сжимается в кулак.

«Да. Я… ее видел».

Что он хотел этим сказать?

Луна влияет на океан, заставляя его совершать непредсказуемые вещи. Говорят, все дело в притяжении, в неудержимом, глубоком магнетизме – так рождаются приливы и отливы. Океан тверд и независим, но он не может устоять перед этим призывом, который сильнее самой природы. Есть правила, из которых нет исключений.

С возвращением Джона жизнь вошла в привычную колею. Мы с Мейсоном вернулись в наши диаметрально противоположные миры: он в свой, наполненный шумом и тусовками, я – в пространство тишины.

Мой крестный был единственной точкой соприкосновения, связующим звеном между нами: без Джона наши вселенные вряд ли когда-нибудь сблизились бы.

Мейсон редко бывал дома, да и в школе мы не сталкивались. На переменках я видела его всякий раз в компании друзей, окутанного облаком улыбок, и его глаза никогда не встречались с моими.

В такие моменты я издали наблюдала за ним, обласканным яркими лучами калифорнийского солнца и веселого дружеского смеха, и временами у меня действительно возникало ощущение, что Мейсон живет где-то далеко-далеко, на другой планете. Иногда я даже задавалась вопросом, видит ли он меня вообще.

Теперь я не пропускала ни одного урока рисования. Странно, но, пожалуй, часы занятий у Брингли были единственным временем в моей убогой школьной жизни, когда не хотелось поскорее уйти домой.

– Вижу, ты действительно следуешь моим советам, – сказал он мне однажды.

Я не обернулась и продолжала водить карандашом по бумаге, время от времени поглядывая на манекен.

– Даже не верится, что тебе удалось так быстро овладеть техникой. А если так, то я должен задать тебе вопрос. – Брингли улыбнулся, как мультяшный бобр: – Я был прав или нет?

Я глянула на него искоса, сделав вид, что слишком сосредоточена на рисунке, чтобы отвечать. Тогда он наклонил голову и посмотрел мне в глаза.

– Руке стало намного легче, чем раньше, правда?

– Мне кажется, я все равно не очень правильно все делаю, – пробормотала я, но он скривил губы и приподнял бровь.

– Не думаю. Я бы сказал, ты овладела базовой техникой. – Он взглянул на мой рисунок, а затем сказал: – Пойдем-ка!

Я отложила карандаш и провела руками по штанам, прежде чем отправиться следом за Брингли.

Он остановился у стола в центре аудитории. Положил руку на стопку рекламных листовок и посмотрел на меня.

– Помнишь? – Он кивнул на стену. – Ты помогла мне его повесить, когда в первый раз сюда пришла.

Я посмотрела на постер с рекламой ярмарки-выставки: стенды, посетители, авторы возле своих работ.

– Наша школа уже пять лет принимает участие в этом мероприятии. В художественной ярмарке участвуют многие школы. Событие довольно знаменательное, приходит немало посетителей. – Брингли похлопал по стопке флаеров. – Каждую представленную работу рассматривает жюри. Они оценивают холсты по разным параметрам, но, скорее всего, победителя выбирают, руководствуясь личным вкусом. В общем, практика показывает, что побеждает самое красивое полотно… И знаешь, кому идут собранные за билеты и картины деньги? Мне!

Я посмотрела на него, вытаращив глаза.

– Шутка! Их жертвуют на доброе дело, отдают разным благотворительным организациям. Но это еще не все! Победитель, конечно, молодец, но ко всему прочему он создает хороший имидж своей школе, укрепляет ее репутацию как образовательного учреждения, которое помогает ученикам раскрывать творческий потенциал. Вот так вот.