Заклинатель снега - Дум Эрин - Страница 12

Пытаться вернуть его было бесполезно: Мейсон крепко держал телефон и смотрел на меня колючими глазами.

– Смотри, чтоб внизу я тебя больше не видел, иначе могу разозлиться.

В общем, я предпочла бы воров.

Стены моей комнаты задрожали, когда я что есть силы хлопнула дверью.

– Иди ты, Мейсон! – прошипела я, сжав кулаки.

Что он о себе думает? Как, черт побери, он смеет так со мной обращаться?

Пинком я отбросила рюкзак и скинула кроссовки, швырнув и их через всю комнату. Затем резко остановилась и ощупала цепочку: когда я ударилась о стену, она перевернулась и кулон оказался на спине, тонкая золотая цепочка по-прежнему сияла на моей бледной коже. Невыразимое облегчение сразу же наполнило грудь: цепочка с кулоном на месте и всегда должны быть там.

Я осторожно прикоснулась к маленькой фигурке из слоновой кости, тонкой, молочно-белой, успокаивающей меня одним своим присутствием. Сжав кулон в ладони, я засунула его обратно под футболку.

Какие-то девушки припарковали велосипеды на заднем дворе, и через окно я слышала, как они хихикают, как птички-лазоревки.

Стуча зубами от злости, я задернула шторы, мысленно снова посылая Мейсона куда подальше.

Как я могла думать, что мы с ним поладим? Как? Глаза б мои его больше не видели!

«Думаю, он тебе очень понравился бы…» Не в этой жизни, Джон, не в этой жизни.

Я села на кровать и всерьез подумала о том, чтобы вылезти в окно и поехать к Джону, чтобы рассказать ему, каким отвратительным был его сын. Или сразу сбежать прямо в Канаду, чтобы больше не пришлось терпеть эту адскую жару, Мейсона и любопытные взгляды в школе.

Внезапно желание уйти стало невыносимым, как сильная жажда. Какого черта я тут делаю, в месте, где я никогда не стремилась оказаться и где меня не хотели?

Достаточно было бы собрать вещи, взять чемоданы и сесть в самолет.

Или только рюкзак, папину фотографию и кепку с лосем. Этого достаточно, чтобы все вернуть на круги своя.

«Неправда, – шептал голос внутри меня, – этого недостаточно».

Я закусила губу, обхватила себя руками, до боли сдавив пальцами предплечья.

Его больше нет.

Я почувствовала, как сжимается горло, каменеет язык. Снова накатило ощущение отчужденности, как будто меня оторвали от самой себя.

Я хотела бы вернуться к себе, к жизни, но мое тело скрючивалось, как сгоревшая спичка. Я пыталась бороться, но снова и снова терпела поражение.

Внезапно я ощутила, что опять падаю в пропасть отчаяния. Вернулась тьма, как старая подруга, чтобы поглотить меня. Я обхватила голову руками и сжала в кулаки трясущиеся руки.

Так хотелось, чтобы кто-нибудь меня понял. Услышал мое молчание. Увидел крики в моих остекленевших глазах. Понял муки сердца, расколовшегося пополам.

Я хотела жить, но в моей груди прочно поселилась смерть. И чем яростнее я пыталась вырвать ее из себя, тем сильнее чувствовала, как она впивается в мою плоть, пускает во мне корни, постепенно разрушает меня день за днем.

Больше не было сил сдерживать боль. Я пыталась заглушить ее, спрятать, но как противостоять чудовищному урагану в душе? Это была не жизнь, а существование по инерции.

Я безумно по нему скучала. Скучала по его объятиям, его запаху, звуку его голоса. По всему, что было с ним связано.

«Будь стойкой!» – шептала боль, нежно обхватив меня, и я сердито ее оттолкнула.

Потерпевшая крах душа, пустая оболочка, жалкое подобие человека, кое-как собравшего себя по частям, но готового развалиться в любой момент, – вот кто я на самом деле.

Тяжело дыша, я тонула в оглушительном отчаянии и не чувствовала ничего, кроме боли и чудовищной пустоты. Я не была живой. Даже не знаю, какой я была…

Внезапно я вздрогнула от резкого шума. Подняла голову, напряглась от испуга, и тут дверь распахнулась. На пороге, шатаясь, стоял Трэвис с идиотским выражением лица.

– Йоу, здесь дубак!

Я торопливо вытерла слезы: не хотелось, чтобы он увидел, в каком я состоянии. Но похоже, этот парень оставил свою трезвость внизу, потому что ему понадобилось много времени, чтобы меня заметить.

– Ой! – Он вошел, растерянно глядя на меня. – Это чё, не ванная?

– Нет, – просветила я его, – тебе в соседнюю дверь.

Он расплылся в глупой улыбке.

– А, да, точно… Я ведь здесь был. Несколько раз ночевал в этом доме…

– Прекрасно, – перебила его я, – тебе, кажется, надо в ванную.

Но Трэвис не позволил так быстро себя выпроводить. С радостным видом он принялся расхаживать по комнате.

– Значит, ты сейчас здесь живешь? Получается, ты действительно с ними живешь… А я не поверил… А это правда… С ума сойти… – Он по-идиотски улыбнулся, потом моргнул пару раз. – Кстати, а чего ты здесь сидишь?

Было бы забавно посмотреть на него, когда я расскажу ему, что Мейсон как минимум сделает из меня отбивную, если я осмелюсь спуститься вниз.

– Не люблю вечеринки, – сказала я, мечтая поскорее избавиться от него, – слишком шумно для меня.

– Да брось! Приходи, и увидишь, как это весело!

– Нет, спасибо, – сказала я и увидела, что Трэвис двинулся ко мне, шатаясь. – Лучше лягу спать.

– «Лучше лягу спать», – передразнил Трэвис и снова захихикал. – Ты не кузина Мейсона, какая-то ты слишком занудная…

Попал в самое яблочко!

– Какая есть, – сухо ответила я, – я просто хочу…

– …сидеть здесь тихо, как мышка?

– Слушай, – прорычала я, – вниз я не пойду. Понятно или повторить? А теперь уходи из моей комнаты!

Я посмотрела на него сурово, нахмурилась и указала на дверь.

– Вперед! Выходи из моей…

Я не смогла договорить, потому что все вдруг перевернулось, закружилось, и в одно мгновение я оказалась вверх тормашками, с волосами на глазах и с болтающимися в воздухе руками.

– Ха-ха! – рассмеялся Трэвис. – Ты ваще ничё не весишь!

Судьба явно издевалась надо мной.

И пока я стучала кулаками по спине Трэвиса, обсыпая его ругательствами, он, напевая и пошатываясь, направился туда, где я меньше всего на свете хотела оказаться.

Не помню, как я здесь очутилась.

Я плакала в своей комнате, размышляя о жизни, а в следующий момент уже сидела на диване в гостиной, прижатая к целующейся парочке.

Помню, что Трэвис хохотал как полоумный, когда я ударилась задом о дверной косяк. Вися головой вниз, вынимая волосы изо рта, я повторяла про себя, что убийство, как ни крути, преступление, а жаль…

Я сидела и слушала, как над Трэвисом посмеиваются его дружки и подружки. Чмокающий звук, исходящий от целующейся парочки, терзал мое левое ухо, а я помимо воли перебирала в уме разные способы умертвить Трэвиса.

– Если бы я подарила Трэвису мозг, он использовал бы его как футбольный мяч…

Я повернулась. Это сказала девушка, сидевшая на подлокотнике справа от меня. У нее были короткие каштановые волосы и хитроватое личико с умными живыми глазами.

– Ставлю доллар, что завтра у него будет как минимум три шишки на лбу и синяк на заднице, – добавила она.

– Не, вряд ли.

Чмокающий звук – и блондинка слева от меня наконец оторвалась от парня и повернулась к нам.

– Трэвис непробиваемый, как носорог. Единственная шишка, которой он может похвастаться, у него на мозгах.

– Какая ты грубая, – упрекнула ее подруга, хихикая.

– Я правдивая. И потом, – продолжила она, отводя от своего лица руку парня, который делал отчаянные попытки вернуться к прерванному занятию, – он слишком мускулистый. Ты посмотри на него… – Она указала пальчиком на Трэвиса, сморщив лоб. – Он похож на быка.

– Ну еще месяц назад тебе очень даже нравился этот бык, – с усмешкой прокомментировала девушка справа.

– А, уже все прошло, – раздраженно сказала блондинка, махнув рукой.

Я поглядывала на нее не без любопытства. Темные брови, родинка на скуле, которая делала ее похожей на кинозвезду. Бронзового цвета волосы теплого тона, густые и волнистые, обрамляли ее привлекательное личико.