Десять поколений - Арфуди Белла - Страница 2

Больше недели назад отца не стало.

Ари до конца не понимал, как он воспринял эту новость. Когда дядя, родной брат отца, позвонил ему, Ари находился за океаном. Звонок из Москвы ворвался в его американскую ночь.

– Твоего отца больше нет, – звучал издалека сиплый голос дяди Мсто. – Прощание будет послезавтра, прилетай.

В ушах зазвенело. Пульсация в затылке мешала понять, что же делать дальше. Сквозь хаос отчаяния и постоянной мигрени Ари почти сутки добирался до Москвы, чтобы стоять сейчас в старой хрущевке.

Церемония прощания запомнилась ему сплошным белым полотном. Как то, в которое был завернут отец. По езидским традициям шейх и пир[4] обмыли тело отца, облили его теплой водой из чаши и произнесли все подобающие молитвы. Вынося гроб с покойником из дома, мужчины трижды опустили его к земле, потом повторили это и в крематории. На прощание с усопшим мужчины и женщины допускались раздельно. Плакальщицы стенали, распевая похоронные стихи, увеличивая частоту пульсаций в голове Ари.

Отец лежал в гробу на боку, словно прикорнул на минутку-другую. По поверью, ему предстояло самому перевернуться на спину уже в могиле. Из-за позы он казался Ари живым. Хотя тот и не смотрел ему в глаза, Ари будто слышал его осуждающий шепот и вел с ним тихую беседу.

– Явился, – ворчал отец, как бывало раньше. – Только на моих похоронах и соизволил показаться, бесстыжий. Ни капли почтения к старшим, к своей семье, к своим корням.

– Я не приходил к тебе! Именно к тебе, а не к семье, баво[5], – пульсировало в голове.

Гроб должен был стоять сейчас не в ожидании печки, пламя которой превратит его в пепел, а на езидском кладбище в Армении. Однако отец решил иначе. Своей последней волей он шокировал всю семью, считавшую его ревностным хранителем традиций.

– И чего ему вздумалось идти против предписанного? – шептались одни.

– Где это видано, чтобы человека сожгли, а не предали земле! – возмущались другие.

Ари не было никакого дела до чужих разговоров. Весь день он провел как в тумане, едва различая соболезнующих ему родственников. Тети, дяди, кузены разных степеней дальности – все смешались в единый водоворот черного облака.

Последующие дни он почти не вставал с кровати, находясь между сном и реальностью. Шок из-за смерти отца и джетлаг накрывали его до седьмого дня после похорон. На седьмой день традиции предписывают раздать семи езидским семьям семь порций обеда. Считается, что в этот день рот покойника освобождается от земли. Брат отца передавал еду пришедшим, бубня себе под нос, что странно следовать этому обычаю, раз покойного сожгли и никакой земли в нем точно не было. Остальные родственники согласились с ним и решили, что раздачи еды достаточно и убивать животное для поминок, как делали их предки, будет лишним.

– Тем более где мы будем резать корову в Москве? – поддакивала младшая сестра отца.

На восьмой день Ари обнаружил, что бесцельно и растерянно бродит по квартире. Взгляд его переместился с вазы на продавленное отцовское кресло. Тот не разрешал его выбросить, говоря, что молодежь перестала ценить хорошие вещи. На кресле, покрытом тонким армянским ковром с витиеватыми красно-синими узорами, выделялась серая урна. В ней хранилось все, что осталось от отца, – его прах. И Ари предстояло везти его черт знает куда.

Ари сжимал в руках письмо отца.

Переживший уже один, хоть и легкий, по словам врачей, инсульт, отец Ари опасался, что второго ему не осилить. И, как только оказался дома, сразу же стал писать сыну. Предчувствие его не обмануло – смерть пришла за ним через десять месяцев.

На белом листе коряво выделялись синие чернила:

Ари перечитал письмо уже раз десять, но никак не мог решиться. На церемонии прощания дядя Мсто, знавший о воле отца, настаивал на том, что Ари обязан ей следовать:

– Не выполнить последнюю просьбу умершего – это все равно что плюнуть ему в могилу. – Его черные кустистые брови почти сомкнулись на переносице. – Полетели со мной в Ереван? Оттуда начнешь свое путешествие. Съездим вместе в Иран, вернемся в Армению и оттуда уже поедем по пути, который завещал тебе отец: в Грузию, Турцию, потом в Ирак. Ты не будешь один.

– Зачем отцу это было нужно? – Ари все никак не мог отложить письмо в сторону. – Я даже никогда не знал, что он хотел побывать в Ираке.

– Мы вообще мало что знаем о своих родных, потому что сначала боимся спросить, а потом теряем интерес.

– Я даже в Армении последний раз был подростком, вряд ли что-то там помню.

– Значит, пора вернуть себе эти воспоминания. Может, твой отец знал, что это путешествие нужно не только ему, но и тебе. В общем, выбирай дату полета. – Дядя Мсто улыбнулся, сверкнув золотым зубом, с которым он не хотел расставаться, несмотря на возможности современной стоматологии. – У тебя есть отличный попутчик.

Ереван встретил их тридцатишестиградусной жарой. Казалось, что асфальт вокруг Звартноца вот-вот расплавится, превратится в тягучую реку. Воздух был раскален, но Ари дышалось здесь легче, чем в более влажном московском климате. Вокруг бесконечно сновали таксисты, желавшие нажиться на наивных приезжих. Ари и дядя Мсто в ожидании своей машины игнорировали их, словно назойливых мух. За ними ехал старший сын дяди.

– Авдо, я уже думал, что ты решил нас здесь бросить, – полушутя отчитал сына дядя Мсто.

– Пробки теперь как в Москве. Никогда не угадаешь, где они тебя настигнут. – Авдо закинул чемоданы в машину и приглашающим жестом указал на дверь. – Домой?

– Домой, – выдохнул дядя Мсто, вытирая носовым платком пот со лба. Жара была для него невыносимой, даром что он родился в солнечной Армении и прожил в ней большую часть жизни.

Дорога казалась Ари смутно знакомой. Но то скорее были отголоски рассказов родителей и его собственных фантазий, чем реальные воспоминания. Единственное, что он узнавал, точно понимая, что это не игра его воображения, – это вездесущие пулпулаки. Чистая ледяная вода била из них, словно источник жизни, собирающий вокруг жаждущих. Толпы туристов бегали во все стороны. Высунув голову из окна машины, Ари слышал то армянскую речь, то английскую, то французскую, то фарси. Удивлением для него стали индусы: он не встречал их в детстве.

Розовый туф, из которого в основном построен старый Ереван, на солнце кажется то персиковым, то охристым. Ари узнавал и его. Он маленьким любил ковырять стены, пытаясь сделать тайники для посланий друзьям. Помнил, как его за это постоянно журил сосед: «Ах ты маленький генацвале[6]!» Хоть Ари и был этническим езидом, дворовые товарищи в Ереване называли его грузином, так как он перебрался с родителями в Армению из Грузии. Ему было лет шесть, когда родители решили переехать в первый раз. Разницу между Грузией и Арменией Ари не сильно ощущал, если не считать языка. Все остальное маленькому переселенцу казалось похожим: солнце, фрукты, темноволосые люди, старики во дворе и виноградные лозы, оплетающие дома и внутренние дворики.