Самое Тихое Время Города - Кинн Екатерина - Страница 35

– А ты у голов, у голов спроси! – послышалось откуда-то знакомое хихиканье.

Игорь вздрогнул и обернулся. Из зеркала ему подмигивал хозяин черного пса. А потом исчез. Игорь невольно – и неожиданно для себя – перекрестился.

Да что же это такое?

Что делать? Куды бечь?

А куда послали. К головам.

И пошел Игорь к головам.

Первое, что пришло ему на ум, была Голова на Ноге. То есть голова в переходе станции «Китай-город», бывшей «Площади Ногина». Известное место встреч. Вечером, после работы, он сделал в метро лишний переход и навестил это место. У головы, как всегда, толпилась куча забившего стрелку народу, и Игорь походил туда-сюда, чувствуя себя полнейшим идиотом. Черт побери, не станешь же разговаривать с памятником у всех на глазах? Другие головы как-то в голову не приходили. Да и с этой лучше, наверное, поговорить все-таки ночью, чтоб никто не видел и в психушку не позвонил. Может, придется даже заночевать в метро…

На другой день работа не клеилась, и мадам Сомоса смотрела на него подозрительно, а в обеденный перерыв предложила коньячку. Сие было удивительно. Видать, выглядел он и правда неважно.

После работы Игорь выбрался из метро на «Смоленской», решив прогуляться. Головы чудились повсюду. Кариатиды, львы, маскароны, пьяные рожи – опять же, как он прежде их не замечал? Они вообще есть или их нет? Они нормальные ненормальные или сверхненормальные?

Игорь поймал себя на том, что стоит перед очередной головой.

– Что делать? – спросил он.

– Вечный вопрос русской интеллигенции, да? – ответила голова.

Игорь ойкнул и пошел прочь бочком-бочком.

– Вы куда? – воскликнула голова. – Других-то всех подряд спрашивали, а меня, милостивый государь, что испугались? Постойте, поговорите со мной, сделайте милость, а то сколько уж лет…

– Молчи, пустая голова! – возопил Игорь и бросился опрометью в переулки, не разбирая пути. Влетел в какой-то подъезд, приветливо распахнувший двери. Пахло кошками, было тихо.

– Если это ненормальное нормально, то я, наверное, все же не готов, – пробормотал он себе под нос, пытаясь вскрыть бутылку пива о чугунные перила. – Не готов я. Откуда ж столько поналезло нового-то, где ж мои милые стандартные привычные чертики? А?

– Ах, ну и молодежь нынче пошла, – раздался сверху недовольный жеманный голос.

Игорь вздрогнул. Пролил пиво. Поднял голову. Две колонны по обе стороны лестницы, крашенные масляной краской в синий цвет, венчались двумя сфинксами в стиле модерн. Две ярко раскрашенные головки смотрели друг на друга – точнее, теперь они взирали на Игоря.

– Здрассссти… – прошелестел он.

Головки многозначительно переглянулись. Одна просто скривилась, другая фыркнула.

– А вот кто за мной ходит? – сказал Игорь, потому что надо было что-то сказать.

– Спросил бы еще, кто виноват, – фыркнула правая головка.

– А потом – что делать! – засмеялась левая.

– Извечный вопрос русского интеллигента, – прошептал Игорь.

– Так вам на какой вопрос ответ надобен?

– Кто… ходит…

– Ах, боже! – томно вздохнула правая. – Чудище. Обло, огромно, стозевно и лаяй. Вот оно и ходит.

– Идолище.

– Чучелище.

– Что?

– Ах, молодой человек, утомили!

– Но все же – кто? Что мне делать?

– Ждите, – загадочно протянула одна, – первой майской луны!

– И будет вам откровение!

Игорь вздрогнул от этого слова.

– И идите уже! – хором протянули головы и занялись каким-то своим, совершенно непонятным Игорю разговором.

И пошел Игорь. Домой.

А дома Вилька запрыгнул хозяину на колени и стал урчать и тереться. Игорь почувствовал, как тяжелеет голова, и пошел спать. – «Приснится Красная Женщина, – подумал он, – я ее возьму за глотку и заставлю говорить».

Когда над Моим Городом поднимется весенняя луна, он станет прозрачен. И проступит вся его многомирность и многомерность. И это будет ночью. И увидят это только кошки, собаки да прочее зверье – они видят многое, что не дано людям. Они даже меня всегда видят. Если бы Человек не пал, ему осталось бы это волшебное зрение, а так лишь немногие им обладают благодаря воле Судьбы. Да и мало им от этого радости.

Работа не ладилась. Наполовину прорисованный концепт фирменного стиля казался до скрежета зубовного убогим, хотя еще накануне выглядел строго и элегантно. На мольберте тосковал загрунтованный холст, чуть тронутый кистью.

За окном висела мутная дождевая пелена, даже дымка нежной зелени потускнела. Бывают и весной муторные дни когда над городом висят серые тучи, все мокро и уныло.

Андрей маялся, тоскливо глядя за окно. Мысли тоже были унылые, противные, какие-то раскисшие, как грязь под ногами.

«…Если скажут, что я чокнутый, я и спорить не стану. Пусть лучше считают чокнутым, чем трусом. А я трус. И чокнутый тоже. А чокнутый – потому что боюсь не того, чего надо. То ли пугаться не успеваю, то ли просто не представляю всех последствий, чтобы бояться заранее. Потому и вляпываюсь.

А снов я боюсь. Боюсь невероятных совпадений, кровавых закатов, солнечных затмений и осени. Еще я боюсь сойти с ума. И по-настоящему страшных романов ужасов. Не какого-нибудь Брэма Стокера или Стивена Кинга, а, к примеру, «Голема» Густава Майринка. Или Эдгара По. Или Акутагаву. Или Брэдбери. Вот там ужас, настоящий, не выдуманный. Как с тем лимузином… Или пустым Викиным домом…»

Не самые приятные мысли, но другие Андрею в голову не шли. Он вытащил из шкафа книжку в потускневшем коричневом переплете и завалился в кресло. Булгаков – самое подходящее чтение для сумрачного и тревожного настроения.

Когда полураздетый Иванушка Бездомный ввалился в ресторан у Грибоедова, раздался трезвон в дверь. Андрей заложил страницу пальцем и пошел открывать.

– Кто там?

Остроумные приятели обычно отвечали, что почтальон Печкин, медведь к сове в гости или еще что-нибудь в стиле старшей группы детского сада. Однако сей клиент был неподражаем – он рявкнул во всю глотку:

– Дурак!

– Очень приятно, – сказал Андрей и посмотрел в глазок. На площадке стоял мужик, прилично одетый и неприлично злой.

– Ты, мля, своей тарахтелкой меня запер! А ну давай уводи свою инвалидку, пока я ее не разбил к чертовой матери.

Андреи мысленно перевел на русский эту странную тираду и открыл дверь.

– У меня нет тачки, братан, – ответил он на понятном вторженцу языке.

– Да не гони! Давай уводи, на хрен, освободи дорогу. Мне в аэропорт надо!

Понятно. Андрей вздохнул, понимая, что с кармой бороться бесполезно. Значит, суждено пройтись под занудным дождем к неведомой «Оке» с непонятливым гостем на пару. Андрей обулся, накинул куртку.

– Ну пойдем.

В торце дома, за недавно поставленной решетчатой оградой, стоял «опель». Выезд к воротам перекрывала заляпанная грязью раздолбанная «Ока».

– Н-да. Давайте-ка ее откатим, что ли.

Владелец «опеля» удивленно воззрился на Андрея:

– Так что, не твоя?

– Я же говорил – нет у меня тачки. Да и вообще она не из этого дома, – сказал Андрей. – Вы ведь тоже из нового, не из нашего?

– Ну да. – Мужик поскреб намечавшуюся лысину. – И что делать-то, а?

– Откатывать, что ж еще.

Совместными усилиями «Оку» откатили в сторону. Мужик пожал Андрею руку, извинился: «Понимаешь, жена с сыном прилетают, встречать еду… Ты уж не обижайся, а?» – бросил мокрый плащ на заднее сиденье и вырулил со двора Андрей посмотрел ему вслед и подошел к «Оке». У той на переднем номере значилось непонятное «УК БП», заднего вообще не было. Под передним стеклом на панели лежала картонная табличка с цифрами «78». Видимо, из-за нее-то и ломился в квартиру осатаневший автовладелец.

Не успел он вернуться в комнату и устроиться в кресле, как в дверь снова затрезвонили, на этот раз как-то деликатно – мол, с визитом. Андрей чертыхнулся, отложил Булгакова и пошел открывать, на сей раз предварительно посмотрев в глазок. За дверью стоял приятный такой мужичок лет сорока, весьма цивильно одетый и даже в шляпе.