Потапыч - Беляев Павел - Страница 1

Мы с Михой сидели в очереди в процедурный, когда увидели её.

Как мы потом узнали, девчонку звали Вика. На вид ей было лет десять или около того.

При одном только взгляде на неё прошибал холодный пот. И дело здесь было не в том, что, когда Вика только появилась, на ней была лишь ночная рубашка — вся изодранная и в крови, а на ногах стоптанные мужские боты. И не в том, что она была вся в чём‐то измазана, а волосы на голове слиплись и потеряли цвет. И не в зловещего вида плюшевом медведе, в которого девочка вцепилась обеими руками так, будто он был величайшим в мире сокровищем.

Конечно же, жуть брала от полубезумного взгляда исподлобья. Казалось, что на нас смотрит не человек, а бешеная тварь из какой‐нибудь лесной чащи. Пугала и сгорбленная осанка девочки, словно ей на плечи давило нечто невидимое.

Как нарочно, стоило девчонке показаться, и раздался треск: по всему этажу замигали лампы дневного света.

Миха чуть слышно выругался и ткнул меня локтем в бок, привлекая внимание, хотя я и без того всё прекрасно видел.

Девчонку вели, придерживая за локти, два санитара, а сзади маячил длинный полицейский. Вокруг его покрасневших глаз пролегли тёмные круги, от чего в неровном свете мигающей лампы мужик немного походил на покойника.

Миха снова выругался.

— Смотри, у мента рука в крови! — прошипел он мне на ухо.

Я опустил взгляд чуть ниже: в самом деле, рукав форменной куртки был кое‐как задран к локтю, а из-под него виднелись сикось-накось наложенные бинты. И следы засохшей крови на них.

Девчонку провели мимо нас и без очереди запихнули в процедурный кабинет. Конвой увязался следом.

Нельзя сказать, чтобы мы слишком расстроились из-за этого, — всем, кто тогда стоял на уколы, не терпелось обсудить зрелище.

— Видал? Деваха явно кого‐то завалила! — с восторгом выпалил Миха. Он не отрываясь смотрел на дверь процедурного и дышал, как после бега.

Люминесцентная лампа над нашими головами затрещала в последний раз и погасла. Коридор погрузился в полумрак. Только впереди, через четыре кабинета от нас, горел свет.

— Может, на неё собаки напали, — предположила Соня из четвёртой палаты. Соне было двенадцать, но выглядела она уже лет на четырнадцать, а при нынешнем освещении на все пятнадцать. Соня была самой красивой девочкой на этаже, и одно только это обычно придавало её словам дополнительную убедительность. Чёрт, да я сам иногда слушал её чуть не с открытым ртом, какую бы дичь она ни несла.

Но в этот раз никто не поверил.

Хотя бы потому, что история с убийством звучала куда интереснее и страшнее каких‐то там собак.

— Ес-сли бы это б-были с-собаки, то её с-сюда бы р-родители притащ-щили, а не копы, — заметил Хали-Гали. Он стоял, подпирая плечом стену, и временами семенил на тощих, как спички, ногах. Скрюченные руки Хали-Гали держал у груди.

Соня бросила на него высокомерный взгляд и сложила губки бантиком.

— Да ты видел её вообще? — чуть погодя хмыкнула Соня. — Вся покусанная и исцарапанная, типа её чуть не сожрали.

— Ага, — хмыкнул Миха и почесал белёсый затылок, — чихуахуа. Ты где таких собак маленьких видала? Её явно покусал какой‐то бешеный хомяк-убийца. Когда она завалила его хозяев!

Соня сжала губы в линию и, сощурившись, посмотрела на Миху. Тот прикинулся, что из-за темноты ничего не видит.

— Надеюсь, её не ко мне в палату положат, — буркнула девушка.

— У вас же все койки заняты, — сказал я.

— Машка сегодня на выписку. Блин, вот надо ж её было именно сегодня?

— Подожди, не кипишуй. Может, ещё обойдётся, — попытался подбодрить я, но не вышло.

Соня сложила губки и посмотрела на меня так, будто я не понимал очевидных вещей. Типа куда ж ещё класть, как не в такую козырную палату, как четвёртая?

Я подтянул живот и стоял так, пока девушка не отвернулась от меня. Тогда я смог немного выдохнуть.

— Чего ты там копаешься? — тем временем спросила Соня у Михи, который нервно водил пальцем по экрану мобильника.

— Ищу, мож, где про эту деваху написано.

— Логично, — согласилась Соня. — Где ищешь?

— ВК и ТГ.

— Ок, я тогда ещё кое-где пошарю, — кивнула девушка.

Внезапно из-за двери раздался истошный визг, потом топот и приглушённые голоса. Что‐то стеклянное упало и разбилось вдребезги. Передвинули что‐то тяжёлое. Хлопнули чем‐то деревянным.

Мы переглянулись.

— Точно говорю: девка — притыренная, — авторитетно заявил Миха и засунул телефон в карман старых треников. — Кстати, в тырнете про неё пока ничего нет.

Дверь процедурного приоткрылась, и оттуда показалась всклокоченная медсестра. Накрахмаленный колпак сбился набекрень, а на правой щеке явно обрисовывались очертания пятерни.

— Идите по палатам. Инъекции после обеда.

И закрыла дверь изнутри на ключ.

Минуту мы в изумлении дырявили взглядами деревянную ручку.

— А чего это? Иньенкции? — тихо подал голос Сэм. Вообще‐то он был Семён, но когда только появился в больнице, то потратил целую неделю на то, чтобы уговорить всех называть его Сэмом. Ему очень нравилось представлять себя героем «Сверхъестественного». За что мы иногда называли его за глаза Супернатуралом. Или просто Натуралом.

— Ну, уколы типа! — закатила глаза Соня.

— Ладно, ребят, пошли, — сказал я. Правда, остался стоять на месте.

Собственно, не сдвинулся никто — всем было интересно, что там сейчас происходит в процедурном.

Мы замолчали и прислушались. Миха прилип ухом к двери.

Соня фыркнула:

— Подслушивать нехорошо, вообще‐то!

Мой друг только отмахнулся.

Соня снова фыркнула и сложила руки на груди. Через какое‐то время она тоже прижалась ухом к замочной скважине.

— М-может, с-такан принести? — предложил Хали-Гали.

Соня и Миха вдвоём зашипели на него, чтобы закрыл рот.

На какое‐то время мы замолчали. Повисла тишина, но скоро из десятой палаты вывалился Рита. Он ржал, как лошадь Пржевальского, и подушкой отбивался от наседавшего на него Олега.

Вообще‐то Риту звали Эрнест, но это имя никак не шло широкомордому пацану с носом-картошкой и коротким ёжиком на голове. Эрнест вечно ходил в одежде фирмы «Puma». Майки, штаны, шорты, носки — всё было «Puma». А если представить, что лого написано не латиницей, а русскими буквами, прописью, то получается «Рита». Так и прозвали.

Рита размахивал во все стороны подушкой, а прямо на него дуром пёр Олег, охаживая «морковкой» из свёрнутого полотенца.

— Халитов! Краско! А ну, марш в палату, и чтоб тихо сидели мне по кроватям! — разразилась криком Сова.

Мы не знали, как зовут постовых медсестёр, а спросить имя — никому не хватило ума. Поэтому мы называли их Сова, Стрекоза и Молоденькая. Молоденькая, конечно, была самая добрая из них.

И красивая.

— Я что сказала? Ушли отсюда! Краско, ещё раз подушку в руки возьмёшь, я тебе клизму сделаю!

При упоминании про клизму пацаны перестали галдеть и послушно убрались из коридора.

Сова посмотрела на нас. Её огромные глаза на ещё более огромном пухлощёком лице превратились в две маленькие щёлочки.

— А вы чего тут трётесь? Вам же сказали, что колоться после обеда!

Переглянувшись, мы разошлись по своим палатам.

Собственно, мы ничуть не жалели, что только зря проторчали у процедурного. Во-первых, ошеломительное появление странной девчонки того стоило. А во-вторых, уколы после обеда значило, что можно сократить для себя тихий час.

Честно говоря, ничего не имею против него. Я даже в чём‐то любил сон-час за то, что однопалатники ведут себя тише обычного и можно спокойно почитать. Но хоть немного нарушить привычный распорядок — это святое, иначе можно околеть от скуки.