Графиня на арене - Спенсер Минерва - Страница 4

К удивлению Джо, двое из ее четверых французских подчиненных оказались роялистами, а двое симпатизировали Бонапарту, хоть и понимали, что шансы разгромить союзные силы призрачны. Она уже много лет работала с ними вместе, но ничего не знала об их политических взглядах. Эллиот пробыл с ее группой всего несколько дней, но уже знал о ней куда больше Джо.

«Дружба – это не про нас с тобой, цыпленочек».

Джо тяжело вздохнула в ответ на слова отца. «Да, Мунго. Знаю».

Впрочем, хоть ей и не дано было познать дружбу, это не мешало Джо с удовольствием вслушиваться в ожесточенный спор.

– Ба! – фыркнул Жан Луи, высмеивая Арлетт, которая верила обещаниям Наполеона насчет конституционной реформы. – Да его же загнали в угол; конечно, он пообещает все, что угодно, ради поддержки людей.

Моник кивнула в знак согласия со своим сослуживцем и любовником, подливая всем вина в оловянные кружки.

– Пятый и седьмой[3] на его стороне – и даже Ней[4] который как-то сказал, что Бонапарта надо бы провезти по Парижу в клетке – не из-за того, что наобещал, но просто потому, что нам всем довелось пожить под властью бурбонского труса. – Это сказала Арлетт, протягивая миску недоеденного мяса своему мужу Этьену, здоровяку, который постоянно что-то ел, но никак не мог насытиться.

– Что скажешь, Смити? – спросил Этьен Эллиота, который методично опустошал вторую миску. Он тоже невероятно много ел, но это никак не отражалось на жилистом теле. – Бонапарт исполнит обещания?

Прежде, чем ответить, Эллиот отер рот рукавом.

– Возможно, но сейчас у людей много чего другого на уме. Ему придется сосредоточить усилия и на этом, прежде чем он сможет поменять что-то внутри страны.

Жан Луи кивнул.

– Трусливый бурбонец почти не оставил ему войск, так что придется прежде всего сколачивать армию. Обещания реформы не более чем подачка для народа.

Годами Джо доводилось работать с агентами, не только с Жаном Луи, Арлетт и Моник. По долгу службы Джо и Мунго бывали и далеко на западе, в Лиссабоне, и, однажды, даже в Москве. Ее отец создал хорошо подготовленную агентурную сеть от одного конца Европы до другого, и Джо унаследовала большинство его связей.

Конечно, с ходом войны многое изменилось. Многие пропали без вести, кто-то погиб или присоединился к той или иной армии – часто против воли – и со многими знакомыми ее отца связь прервалась. С огромной радостью она узнала, что эти четверо – ее любимчики – живы, здоровы и готовы сотрудничать.

Джо поднесла ко рту последнюю ложку тушеного мяса и уже подумывала о добавке, когда к ней на бревно подсел Эллиот.

Она вопросительно взглянула на него, и он так тихо, что она едва расслышала, сказал:

– Может, пройдемся? Мне нужно поговорить с тобой кое о чем.

Дискуссия между остальными все больше накалялась, и они, кажется, позабыли про Джо и Эллиота.

Джо кивнула и поднялась на ноги. Ангус, до этого дремавший на высохшем дереве неподалеку, встрепенулся, черные глазки блеснули в свете костра: ворон ждал знака следовать за хозяйкой, – а когда его не позвали, опять сунул голову под крыло и уснул.

Вороны от природы дневные птицы, но Ангус понемногу привык к распорядку сна своей хозяйки, особенно после того, как она стала работать в цирке, и часто засиживался допоздна в отличие от диких птиц, но даже они, случается, просыпаются по ночам.

Правда, то, что Ангус считал важным, не всегда казалось таковым Джо. Однажды кошка забралась на дерево, где он спал. Ангус проснулся, каким-то образом учуяв хищника. Спящая птица стала бы легкой добычей для обычной домашней кошки, но бодрствующий ворон – да еще и под два фунта весом – наводил страх даже на самых крупных кошек.

Для незадачливой хищницы это наверняка была самая долгая и злосчастная ночь в жизни: Ангус безжалостно гонял ее вверх-вниз по дереву и с ветки на ветку, не давая возможности слезть и улизнуть.

Конечно, Джо могла бы его остановить, но кто она такая, чтобы мешать Ангусу, если тот решил кого-то проучить.

Следом за Эллиотом она пошла от костра к тому месту у речушки, скорее даже ручья, где они привязали лошадей.

– Ты не против, если я покурю? – спросил он, поднося к губам небольшую темную сигару.

– Не против, – ответила Джо, присаживаясь на пенек и наблюдая, как он вынимает из кармана кремень и огниво.

Мунго тоже любил «подымить», как он это называл. Это вошло у него в привычку, когда он работал в Америке.

Эллиот запрокинул голову, на мгновение блаженно прикрыл глаза и, медленно выдохнув прозрачную струйку серебристого дыма, смущенно улыбнулся.

– Прости, я так давно об этом мечтал.

– Мой дядя тоже обожал покурить, – сказала Джо, поражаясь собственной болтливости.

«Просто ты не хочешь с ним расставаться».

Джо хотела бы сама себе возразить, но знала, что это правда.

– Вот как? – Он прислонился спиной к дереву, и тонкий месяц освещал серебристо-голубым светом только половину его лица. – Твой дядя был военным?

– С чего ты взял?

– Догадался. Это он тебя вырастил?

Джо знала, что Эллиот наверняка изучил ее биографию вдоль и поперек, так же как она в Лондоне изучила его собственную.

– Думаю, тебе все прекрасно известно.

Ленточка дыма подплыла к ее лицу, и она сделала глубокий вдох, наслаждаясь ароматом, сразу вспомнив Мунго.

Эллиот сверкнул зубами.

– Я знаю официальную версию – ту, что прочел в твоем досье.

С минуту Джо размышляла над его откровением. Зачем он признался, что все про нее знает, что его правительство расследовало ее прошлое? Хочет заручиться ее доверием? Предупредить? Ради чего?

– С чего ты взял, что есть неофициальная версия?

– Просто профессиональное чутье.

– Любопытно: какова официальная версия? – спросила Джо.

– Почему бы тебе самой мне не рассказать?

Джо, невольно улыбнувшись в ответ на его скрытность, солгала:

– Я знаю только одну версию, правдивую. Я родилась на ферме в Йоркшире и жила там, пока мне не исполнилось двенадцать. Ферма сгорела дотла, на пожаре погибли мои родители, братья и сестры – все, кроме меня. Я спаслась, потому что в тот день тайком убежала посмотреть на новорожденного жеребенка. Мой дядя Мунго Браун – единственный родственник, не считая стареньких бабушки и дедушки, – был недавно уволен из армии и взял на себя заботы обо мне. Он работал то там, то сям, и нам часто приходилось переезжать с места на место.

Эллиот медленно кивнул, снова глубоко затягиваясь.

– Да, это и есть официальная версия.

– Но? – поторопила его Джо.

– Но она не объясняет, где ты научилась так, э-э, умело обращаться с ножами.

Было неудивительно, что Эллиот знает эту версию: все-таки агент правительства, – не удивило ее и то, что он раскусил наспех состряпанную историю, которую Мунго – ее отец, а не дядя – по своим причинам сочинил много лет назад.

Джо всегда казалось, что отец слишком осторожничает. За несколько месяцев до его смерти, когда они только-только переехали в Англию, их обоих вызвали на допрос в какую-то контору под эгидой министерства внутренних дел. Причиной послужила работа, которую они выполняли для британского флота тремя годами раньше. Джо поразило, что чиновники даже не подозревали, на кого тогда работали Джо и Мунго. Мунго часто упоминал, что правительство до раздражения не любит делиться информацией, но только после того допроса – а он был не из приятных и продолжался больше двух недель – осознала, насколько верно выражение, что левая рука не знает, что творит правая.

К счастью, расследование заглохло за недостаточностью информации и улик. Джо знала, что если дело примет серьезный оборот – если правительство решит предъявить им с Мунго обвинения, а не просто задержать, – ждать помощи от адмирала, на которого они работали, не стоит. Берясь за работу, они знали, что адмирал станет отрицать любую связь с ними и их заданием. Если их привлекут к ответу, им никто не поможет.