Пять невест и одна демоница. Трилогия (СИ) - Демина Карина - Страница 40

– Что с ним стало? С тем купцом?

– Понятия не имею. Мне не удалось найти ничего, но… я знаю, что торговлю с Проклятыми землями ведут и довольно давно. Правда, о том не принято говорить вслух. К тому же жрецы Светлых сестер берут свою долю и немалую, но… тем интересней.

– Интересней?

Вот чего Брунгильда понять не могла, так это интереса. Одно дело рисковать, ибо такова судьба, и совсем другое – интереса ради.

– Само собой. Я хотел бы взглянуть на то, каково там. На самом деле. Возможно, поговорить с людьми, которые там живут. Увидеть. Их. И горы. И земли. И чудовищ, если они еще остались. Встретиться с Повелителем Тьмы. И тоже, если выйдет… написать свою книгу.

Он замолчал и тихо добавил:

– Если позволят.

– Кто ж тебе запретит?

– Жрецы Светлых Сестер сильны.

– Там, – Брунгильда махнула рукой. – За краем моря. А тут ни одного нет.

– Так уж и ни одного?

– Приезжали как-то. Отец пытался договориться, чтобы зерна купить. А они потребовали, чтобы мы сперва от старых богов отреклись. Храмы построили. Нам есть нечего было. Какие храмы? Ну и… не сложилось.

Никас хмыкнул.

– К счастью, – произнес он.

– Почему?

– Если бы сложилось, твой отец не обратился бы к моему дяде. Он бы не придумал, что делать, и я бы не оказался бы здесь… всего остального тоже не было бы.

Наверное.

Хоть кто-то был бы доволен.

«Есть некоторые, кто считает, что держать козла в своих домах – это великое средство защиты от ядовитого воздуха, потому что дом, заполненный сильным запахом, посланным козлом, запрещает вход зловещему воздуху…»

Трактат о суевериях и болезнях, от них происходящих, писанный профессором ладхемского университета и великим магом Ациусом.

Отец сам усадил Теттенике в повозку. Заботливо набросил на колени покрывало из тончайшей шерсти. Отступил. И вдруг обнял.

– Не возвращайся, девочка моя, – произнес он на самое ухо. – Пока она жива, не отпустит.

– Почему?

В чем провинилась Теттенике перед старухой, которая не вышла проводить. Она вдруг словно бы позабыла о том, что Теттенике существует на свете. И даже когда встречалась с нею, делала вид, что не видит.

И от этого почему-то тоже было больно.

– Когда-то давным-давно я обещал её отцу взять её в жены. Но это было до того, как в ней проснулся дар. Мне предложили другую женщину. Её сестру. С этим она еще смирилась. И… мы долго были вместе. Обычай того не запрещает.

Да.

Вокруг шум. Посольство собирается великое.

Отец дал за Теттенике сотню жеребцов цвета сухой травы и еще столько же кобылиц, тонконогих и легких, что ветер. Он велел собрать повозки, чтобы никто не сказал, будто бы дочь великого кагана пришла в дом жениха голой и босой.

И грузили на арбы посуду тонкой чеканки.

Шкуры.

И кость древних зверей, которую иные люди ценили паче золота. Собирали рабынь и рабов.

Воинов.

Только от этой суеты становилось лишь страшнее.

– Трижды Великая мать давала ей благословение. И троих дочерей родила она. Но ни одна не дожила до рассвета.

И такое случается. Мать Степей берет свою дань, и с мужчин, и с женщин. С мужчин кровью пролитой, с женщин – жизнью отнятой. О том не принято говорить. Но так есть.

– Потом наши пути разошлись. Она сама оставила меня, выбрав другого мужчину. Но когда я привел в свой шатер новую жену, обиделась.

Отец обмакнул пальцы в кровь молодой кобылицы, которую убили на рассвете, испрошая благословения. И коснулся ими лба. Пальцы были теплыми. Кровь, смешанная с золотой краской – тоже.

– Когда же появилась ты, она пришла и потребовала отдать тебя. Сказала, что такова воля Матери Степей, но я отправился к старшей их ахху. И она, услышав про то, крепко разозлилась. Так разозлилась, что побила… да, не важно.

Важно.

Потому как понятным становится многое. И шипение змеиное, и щипки, и вечное ворчание, что все-то она, Теттенике, делает не так, неверно.

– Потом твоя матушка заболела. И болезнь была так сильна, что никто-то не способен был справиться с нею. А следом заболела и ты. Горе мое было столь велико, что я согласился бы на все, лишь бы спасти вас. Тогда-то она и появилась вновь. Постаревшая. Сильная. Старшая. И сказала, что может излечить тебя, если я соглашусь на сделку.

– И ты…

– Согласился. Она сказала, что если ты отыщешь себе мужа, значит, такова воля Матери Степей. И я понадеялся, что шанс есть. Что силы и богатства моего довольно, чтобы справиться с такой малостью.

Пальцы скользнули по переносице.

Тронули щеки, оставляя ало-золотые полосы. Коснулись губ. Отец поднес к ним чашу, позволяя пригубить невыносимо сладкий напиток.

– Я отправлю с тобой Танрака, – сказал отец. – Он поможет. И… как бы ни повернулось там, не возвращайся. Мир велик. В нем найдется место тебе.

Страшно.

И страх сжимает сердце ледяными пальцами.

– Я написал письмо. Если тот, кто ныне сидит в Замке, подобен своему прапрадеду, он не причинит вреда дочери союзника. Но поможет.

Поможет ли?

– Танрак поднесет ему особый дар…

Какой?

Отец улыбнулся, поняв, пусть даже и не было сказано ни слова.

– Увидишь. Ему понравится.

– Спасибо, – только и смогла шепнуть Теттенике.

– Половина табунов твои. Наши лошади стоят дорого. И золото. И меха. И кость мертвых зверей. Этого хватит, чтобы ты не нуждалась, где бы ни решила жить. Просто… помни, что возвращаться опасно.

– Спасибо.

И она часто заморгала, сдерживая слезы. А потом сделала то, что не решалась прежде – обняла. И руки отца сомкнулись за спиной надежным кольцом. Губы его коснулись макушки.

– Иди.

Он первым разжал объятья. Хорошо. У Теттенике не хватило бы сил. И она со вздохом осела на подушки. Девушка-рабыня поспешно набросила на голову Теттенике алое обережное покрывало. Возложила драгоценный венец, который, оказалось, весил столько, что и головы не повернуть.

Теттенике сидела ровно.

С прямою спиной.

Задернулись занавеси, ибо никто-то из живых не мог глядеть на ту, что более не принадлежала дому отца. На ту, что уходила, унося с собой кровь степи. На ту, что весьма скоро назовется мертвой.

И заплакали, застенали рабыни.

Заговорили старухи, перечисляя имена предков, умоляя их принять невинную душу, оберечь, защитить. Засвистели возницы. И кони пустились в бег, спеша убраться подальше от таких шумных людей.

Теттенике сидела.

Неподвижно.

Закрыв глаза.

Стараясь отрешиться от всего-то. Губы шептали молитвы Матери Степей, а руки вдруг заледенели настолько, что она, Теттенике, перестала чувствовать пальцы. И показалось, что это неправильно.

Уезжать.

Будь она по-настоящему храброй, хотя бы на сотую долю столь же храброй, как отец, она бы осталась. Она бы позволила нарядить себя в драгоценные одежды, чтобы выйти к людям, чтобы сесть на мертвую кобылицу. Она бы приняла дурманящий напиток из рук старухи.

И исполнила бы долг.

А она… трусиха!

Ехали долго. Очень долго. Она уже успела и передумать все. И снова испугаться. И наново переиграть ту, другую жизнь, которой еще не было. Рабыня сидела рядом, как мышка. А после вовсе заснула. Наверное, и сама Теттенике могла бы прилечь, благо, повозку услали мешками с овечьей шерстью, поверх которых набросали шкуры, а на них – подушки. И места хватало, но сама мысль о том, чтобы уснуть, показалась стыдной.

Разве так положено вести себя дочери великого Кагана?

Остановились на отдых уже под вечер. И тогда-то занавеси одернулись и Танрак подал руку. Теттенике оперлась на нее и едва не упала. Упала бы, если бы не брат, ее подхвативший. Ноги свело судорогой, и с трудом получилось сдержать стон.

– Ты что, так и сидела? – брат поставил её на ноги и ощупал, бережно так. – Этак, сестренка, ты живой не доедешь.