Огнем, мечом, крестом (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 25

Все началось с того, как Лембиту подробно рассказал, как пошел на рыбалку, и закружило его в «колдовской» вьюге, и оказался он на восемьсот лет в прошлом. Спас семью эстов в лесу от смерти, впервые в жизни убив двух человек. Князь, и без того слушавший с открытым ртом, немедленно приказал привести Тармо и дотошно опросил его, милостиво отпустив и одарив серебряным кубком, очень увесистым. Можно было не сомневаться, что в приданное дочери уйдет, и из поколения в поколение этот кубок хранить будут, «княжьим» именуя. А там странным ласковым голосом предложил ему показать, как он убивал кнехта, для чего принесли уже тот самый топорик — как чувствовал, потому что все своидавешние вещи с собою в Изборск на санях специально привез, рюкзак со всем содержимым.

Поставили лавку торчком, и Лембит показал на ней как рубил супостата. Вот тут родич вызверился, сказал, что так нападать нельзя, чудом уцелел в той стычке, повезло как новичку — такое, мол, бывает, но чаще все с точностью наоборот выходит. Покрутил в руках топорик, и начал с ним такое вытворять, что Лембиту в ступор впал. Лавку всю искромсал в щепу, изрубил безжалостно. Толстенное блюдо с поросенком князь ухитрился пополам разрубить, настолько проникся трагической ситуаций в лесу. Объяснил, на примере, так сказать, что нельзя князю так жизнью рисковать, нужно научиться все превратности жизни с оружием в руках встречать. А ведь выпили совсем немного, всего по чарке, трезвые, а ведь Владимир Мстиславович не на шутку обеспокоился за него, искренне переживал — а ведь он на середине пятого десятка прожитых лет, по здешним меркам пожилой возраст. Однако живости характера не утратил, и когда Лембиту стал рассказывать, как в лесу вдвоем против целого отряда бились, как самолично из арбалета двух крестоносцев застрелил, полон освободил, показалось на секунду, что князь от обиды чуть не заплакал, что его рядом не случилось. Тут не ругал, восхищался дерзостью, сказав, что настоящий князь токмо так и поступит, людям своим живот спасая. И попросил изложить свою версию происходящего сражения на заснеженном поле, о котором великолепно знал из расспросов воеводы Всеслава Твердятовича и всех его людей.

Пришлось рассказывать все подробно, князь интересовался даже мелкими деталями. И пошел долгий разговор, в ходе которого белый холст скатерти, накрывавшей стол, был разрисован фломастеров, и покрыт рисунками оружия и тактическими схемами — историей Лембиту интересовался и про войны средневековья много читал. Слово за слово — «стороны» отчаянно спорили, князь стоял на стороне тяжеловооруженной конницы, которая способно разодрать в клочья любое пешее войско, Лембиту был яростным сторонником иной концепции, проверенной самой историей. Ведь правильно организованная, обученная и вооруженная на должном уровне пехота разобьет любое войско, пока не столкнется с точно такой же инфантерией, только численно превосходящей своего противника. А появление огнестрельного оружия окончательно поставит точку в этом вековом споре, пусть не сразу. Но сама конница в армии тоже нужна, причем и тяжелая, в доспехах, и легкая — нужно как наносить удары по расстроенному противнику, так и организовать его преследование. Да ту же разведку вести, налеты на вражеские обозы устраивать, всячески беспокоить врага, тревожить, используя быстроту передвижения — все же не на «своих двоих» идти на марше. А так как практика есть критерий познания, подтверждения или опровержения теории, то тут же прибегли к ней, благо из Юрьева Лембиту привел небольшой обоз, в котором имелись все его военно-технические инновации с уже подготовленными должным образом вчерашними ополченцами и воеводой. Калья теперь стал самым убежденным приверженцем новых тактических приемов — бывалый сотник убитого ливского «князя» не раз дрался с «меченосцами», а теперь осознал, что даже такого противника можно успешно бить.

И ночью, при ярком лунном свете под стенами городища состоялись самые настоящие учения двух десятков копейщиков и трех боевых повозок с «экипажами» из арбалетчиков. И только тогда Владимир Мстиславович уже на своем опыте, окончательно убедился в правоте новой концепции — атаковать подготовленную пехоту даже рыцарями бесполезно. Переть на длинные пики строя, прикрытого «рогатками», или на боевые повозки, выставленные в должном порядке, из которых стреляют арбалеты «нового образца», невозможно даже для рыцарей, и чревато для них ужасающими потерями. Это как в начале Столетней войны французы пробовали атаковать построения английских лучников, ни к чему хорошему эти попытки не привели. Но не раз и не два у Лембиту возникало ощущение, что сам князь все прекрасно знает через Всеслава Твердятовича, просто сейчас убеждается в собственных размышлениях, это чувствовалось, Хотя Владимир Мстиславович шумел больше всех, водил своих дружинников в «атаку», и собственноручно проверил новое оружие. Посоветовал возить на «боевых повозках» в качестве дополнительной защиты не только «рогатки», но и выкованный кузнецами «чеснок». Сам в строю держал пику, высказав мнение, что ее надо чуть удлинить в сравнении с рыцарским копьем — лэнсом. А древко алебарды, которое сломал, нужно укоротить, так ей действовать будет проще. А для Лембиту стало окончательно ясно, что князь апробировал это оружие гораздо раньше, наверное, с момента его появления — недаром своего воеводу с дружиной отправил в Юрьев для поддержки. Впрочем, такой «утечке информации» Шипов даже обрадовался — все свидетельствовало о том, что псковский князь принял решение заранее.

А вот новые арбалеты с прицелами всех удивили несказанно, особенно после того, как показали, как пользоваться целиком и мушкой. Хорошо, что новинки не сломали, зато тетивы чуть не порвали, многократно заряжая оружие и стреляя под светом факелов, которые установили у подножия щитов. Попадания пошли намного чаще, в сравнении с принесенными арбалетами старых образцов, это стало более чем наглядно. Так что полезность прицела и приклада была князем одобрена. Как и необходимость единого образца, по которому в Пскове начнут изготовление арбалетов в серьезных количествах — за это Владимир Мстиславович ручался.

Затем князья ушли обратно в хоромы, и только после очередной чарки «коктейля» Лембиту решился рассказать о Калке, и от его горестного повествования Владимир Мстиславович протрезвел моментально. А когда узнал, что через пятнадцать лет от северо-восточной Руси не останется камня на камне после «Батыева нашествия», почернел лицом…

— Не поведу я рать на Ригу, Лембиту — на Калку отправлюсь, там я нужнее брату, без меня ему никак не обойтись. Нынче же гонца с грамотой отправлю, до Киева живо домчит. И сам на днях с дружиной отправлюсь из Пскова — там я нужнее. Так говоришь, предводителей зовут Субудай-багатур и Джебе-нойон, и они темники в войске Чингисхана?

— Именно так, Володя, я ничего не запамятовал. И все что знаю, здесь описал, на трех листах пергамента — дашь брату Мстиславу прочитать, если сочтешь нужным, он к тебе прислушивается, и с мнением считается. А еще подзорную трубу отдам — в степи она нужнее. Пусть Мстиславу послужит…

— Так он «Удатным» стал потому, что моими доводами никогда не пренебрегал, на той же Липице. Ах, почему же я на Калке не был⁈ Понимаю, что хотел на Ригу идти, вот только весть горестная пришла, и меня тут затерли. Поди, из Пскова «господа» попросила по-доброму уйти, чтобы для ставленника Всеволодовичей «стол» освободить. Ведь так⁈

Лембит только кивнул, усмехнулся, показывая, что произошло это событие и догадка князя верна. И негромко произнес:

— Мыслю, потому поход сорвался, и Юрьев тевтонам отдали. И ты в свой Ржев именно потому уехал, что смоленских князей позиции после Калки на Руси сильно пошатнулись. И усобица жестокая началась — сам знаешь, что после монгольского пира на костях русских князей много «столов» освободилось, а Рюриковичей гораздо больше, чем вакансий. Так что когда монголы явятся, тут полный раздрай будет, они-то всех и «помирят» — князей много в ту зиму погибнет, страна трупами завалена будет, а часть городов от такого погрома никогда не восстановится.