Красный Коммерсант (СИ) - Восточный Ставр - Страница 29

— Вась, ну как же мы без тебя-то чаи гонять будем, сынок? — мамин голос дрожал, вот-вот заплачет. Не такими мне представлялись первые семейные посиделки после долгой разлуки.

— Ничего, мам, ничего… Всё образуется. Всё наладится.

У самой двери я остановился и сделал то, чего, наверное, никогда не делал ни в одной из жизней:

— Я вас всех так люблю… Вы — самое дорогое, что у меня есть… — сказал, обводя взглядом свою семью, и сквозь тревогу улыбнулся каждому.

Войдя в комнату, я зашторил окно и повалился на кровать. Перед мысленным взором тут же нарисовался Алукард.

— Веды в помощь? — грустно усмехнулся я, цитируя его любимую присказку, подходящую к любому поводу.

— Ага… Хотел бы посмотреть, как ты сейчас расслабишься и сосредоточишься⁈ С таким-то винегретом в голове?

— Вот и я не уверен.

— А я уверен — не сможешь. Я вообще первый раз в жизни вижу такие бурные и неорганизованные ментальные потоки, как у тебя!

— И что?

— И ничего. Займись тем, что на данный момент наиболее актуально.

— Чем?

— Анализом! Произошедших событий, сложившейся ситуации, возможностей и перспектив! У тебя это лучше всего получается.

Я строго зыркнул на одноглазого колобка, но привычного ехидства в его облике и взгляде не обнаружил. То есть, сказанное не было стёбом. Ну, что ж, анализировать так анализировать.

В первую очередь, меня тревожил внезапный конфликт в Лакуне. Интересно, откуда ноги растут? Судя по скоростной реакции штаба армии без Петровского не обошлось. Или… Неужели партиец подгадил? Теоретически, мог надавить на кого-нибудь в штабе. И повод должен быть безобидный, что-нибудь типа плановой проверки, или что-то в этом духе. Но это человеку можно показать мандат — и порядочек. А метаморфы — они мандатов не понимают. У них слово Вожака — закон. И взаимодействовать отдающие приказы или размахивающие гербовыми «корками» должны были только со мной! Но не сделали этого. Значит — провокация, как пить дать! Типа, причина пустячная, мы ничего такого не собирались делать, они первые начали — и люлей от Системы в адрес Союза и конкретных личностей можно не опасаться. Зато меня подставить — как два пальца об асфальт! Такой, мол, сякой Василий Николаев, редиска, мало того, что прибрал к рукам четверть территории, являющейся народным достоянием, и хочет, прикрываясь Божественным правом, управлять им лично для личной же выгоды, так он ещё и противопоставляет себя советской власти, мешая её представителям, красноармейцам, выполнять свой гражданский долг, защищая мирное население Города от потенциальной опасности, которую до сих пор представляют теросы, разгуливающие по Лакуне, и натравливая на бойцов своих дрессированных монстров.

Правда, при таком раскладе они не имели права браться за оружие. Чёрт! Они при любом раскладе не имели права браться за оружие! Это — прямое посягательство на объект Божественного права! И их счастье, что мои подопечные не пострадали! Тут уж списать на недоразумение точно не получилось бы. А я бы, действительно, оказался противопоставлен властям на самом высоком уровне. Вплоть до… не знаю, до чего… До эмиграции в Лакуну всей семьёй. Или в заграницу. Что меня устраивало ещё меньше. Я уже сейчас — без малого изгой. А при худшем раскладе меня бы, наверное, вообще врагом народа объявили.

Собственно, даже сейчас ясно, что моя коммуникация с обществом будет крайне затруднена. Даже если суть инцидента попытаются сохранить в секрете, сам факт его тайной будет оставаться недолго. Ровно до того момента, как его участники выйдут с гауптвахты и начнут пересказывать всем, жадным до новостей, историю случившегося в красках, попутно костеря моих питомцев, почём зря. Если, конечно, с них не возьмут подписку о неразглашении. На неё была вся надежда.

Но даже если сарафанное радио удастся обезвредить, по кабинетам горисполкома — и не только — мне ещё придётся побегать.

Чёрт! Чёрт! Чёрт! Не так я представлял себе начало своей предпринимательской и научно-исследовательской деятельности в молодом государстве рабочих и крестьян! Что ж, придётся действовать по обстоятельствам, с поправкой на результаты этого происшествия.

Размышляя о Лакуне, я плавно перешёл ко второму пункту в списке событий, требующих глубокого анализа — встрече с Токаревым. Он был интересен мне и до личного знакомства — по рассказам Виктории. Теперь же я отчётливо понимал, что, наладив с ним контакт, вытащил козырную карту. С моим опытом предпринимательства (о котором он, естественно, не догадывается — да и не должен!) и его связями наладить в Лакуне добычу и производство и начать исследования будет куда проще. Проще будет и обойти препоны, которые — не ходи к гадалке — возникнут после сегодняшней провокации.

Однако главным результатом этой встречи было то, что я, наконец, для себя самого чётко сформулировал ответ на вопрос «зачем мне нужны эти земли со всеми их ресурсами». Я отчётливо понял, что в это плавание я должен пуститься самостоятельно: собрать команду, составить бизнес-план, наводить мосты и регулировать отношения, добывать ресурсы и контролировать работу — сам. С помощью команды, но, тем не менее, сам. Не перекладывая управление ни на какие государственные органы. Потому что такими ресурсами я в состоянии сам, с минимальной бюрократической волокитой, шагнуть вперед в развитии науки. Для государства это будет более чем полезно, хотя — я это точно знал, ибо уже проходил — чиновники будут меня клевать до тех пор, пока результаты исследований (в материальном эквиваленте) нельзя будет пощупать и посчитать.

Размышляя обо всём этом, я ещё раз убедился в том, сколь важную роль в моей команде будет играть Токарев. Его связи, по сути, были ценнейшим ресурсом по эту сторону Лакуны. Они устраняли целый комплекс проблем противостояния с представителями высшей партийной элиты. Эти мне кровь ещё попортят, уж будьте уверены. Они нанесут ответный удар, и в самое кратчайшее время. Что это будет, я не знал, потому не представлял, что могу сделать, чтобы подготовиться, и где постелить соломку.

Впрочем, думал я, удача, что местные власти всё же на моей стороне. Если, конечно, их надежды на активное участие в освоении ресурсов моей части Лакуны можно так назвать. Стало быть, на них довольно долго можно отрабатывать технику «обещать — не значит жениться»: потихоньку пользоваться тем, что они будут предлагать, держа их при этом на почтительном расстоянии от реального управления.

И ещё беспокоили меня проблемы отношений с друзьями, которые вполне могли возникнуть теперь. У меня тех друзей не густо — Малыш да Шкода. И дружбой их я дорожил. А ну как им сейчас примутся дуть в уши, мол, Вася Ваш зажрался-продался?

Вообще, в ребятах этих я был уверен. Больше боялся, что Малыш примется рожи за такие слова чистить направо и налево. Он мог! И всё же, мало ли? У каждого из них были свои болевые точки, нажав на которые, можно было заставить их поменять своё мнение. Допустить этого было нельзя! Значит, встретиться с ними надо как можно быстрее и объяснить всё в неформальной обстановке.

В таких вот раздумьях я встретил ночь. Не спалось. Мысли вертелись, как ужи на сковородке, спутываясь в клубок. Анализ ведь, на минуточку, предполагает какие-либо выводы, а из такого сумбура какое может быть резюме?

В общем, не знаю точно, когда, но я всё-таки заснул. И метался в кошмарах до утра.

Снилось мне, будто я хочу пригласить друзей на свой день рождения, а они рты кривят и носы воротят: ты, говорят, теперь буржуй — сам и давись своими рябчиками и ананасами, а мы лучше с Нинкой и Грушей пойдём в Красный уголок, на лекцию «Коммунизм — наше светлое завтра». Тут, откуда ни возьмись, и появляются эти Нинка с Грушей, берут Малыша и Шкоду под ручку, поворачиваются, показывают мне язык и превращаются в Анну и Викторию. Я бегу за ними и кричу: «Анна, Вика, погодите! Вы что, тоже не придете на мой день рождения?» «Очень надо!» — отвечают они и запрыгивают моим друзьям на плечи. Малыш и Шкода тут же превращаются в волков, и несутся, унося девушек, словно сказочных Алёнушек, прочь. Я бегу за ними, и вдруг оказываюсь у Врат. «Пущать не велено!» — орёт мне Петровский в костюме швейцара и выставляет вперёд аршинную ладонь. «Как так — не велено? — говорю, — Там же мои земли!» «Были твои — стали общие!» — хихикают за спиной Петровского Ворон вместе с его начальником. И я вижу, как над самой большой горой, внутри которой располагалась как раз наша пещера, развевается красный флаг, а моих метаморфов ведут в цепях строем, и красноармейцы подгоняют их штыками. Тут и мерзкий партиец нарисовался: «Пожалуйте на расстрел!» — и становится его много — целый отряд гадов-бизнецов, которые окружают меня и тащат, и приводят к спиленному Ильму. А там уже связанные Канис и Токарев в исподнем стоят, своей участи дожидаются. Я хочу обратиться, но не могу. «Алукард!!! — кричу, что есть мочи, — Алукард!!!» И тут вижу клетку, состоящую из силовых полей, а внутри — безжизненный Отец Чудовищ. А возле клетки — четрёхранговый осьминог в очках и белом халате, стрекает щупальцем по прутьям клетки и она вспыхивает белым пламенем. Я слышу, как щёлкают затворы, но не успеваю обернуться, как что-то шершавое шлёпает меня по лбу. Раз. Другой. Аж искры из глаз!!!